Болевой прием - Алтынов Сергей Евгеньевич - Страница 2

Уточнять, как такая элементарная мысль не могла прийти в голову областным милиционерам и той же спецслужбе, я не стала. В ответ будут лишь стенания и ссылки на нехватку денег, бензина, людей, времени и прочего… Если бы среди тех пяти убитых не было сына одного из генералов спецслужбы, то убийства продолжались бы и поныне. Меня же наняли исключительно по просьбе того самого генерала, заурядная уголовщина не мой профиль. Тем не менее приходится при необходимости делать и чужую работу.

– Вот видите, они совсем не страшные, – позволяю себе улыбнуться я.

Лет семнадцать назад, когда я еще была младшей школьницей и жила с родителями в одной из южных республик бывшего СССР, как-то раненько по улицам моего родного города прошла шумная толпа таких вот ребятишек, а к полудню по всему городу лежали тела людей с отрезанными головами. Много тел, а голов чуть меньше. Говорят, собаки успели съесть, многих так без голов и хоронили… Но об этом я сейчас вслух не говорю.

Мой собеседник ничего не отвечает, лишь передергивается всей своей мешковатой фигурой. Потом лезет во внутренний карман, протягивает мне две пачки с денежными купюрами.

– Остальное получите лично у генерала, – произносит он. – Вас подвезти?

– Спасибо, не стоит, – отвечаю я.

Уверена, он некоторое время смотрит мне вслед, пока я совсем не исчезаю в окончательно сгустившихся сумерках. Джонни Депп смотрит мне в спину, надпись под Джонни продолжает убеждать, что подвиг карибских пиратов будет жить в веках. Очкарик поправляет кобуру, запахивает плащ и поспешно возвращается к ждущей его машине с тремя вооруженными сотрудниками. Те вряд ли слышали стрельбу. Выстрел очкарика совпал с гудком электровоза, а мой пистолет бесшумен, разве что затвор лязгает. Они бывалые мужики, возможно, кто-то из них слышал обо мне, тем не менее заметно удивлены рассказом коллеги-очкарика. Он наверняка спрашивает у них, кто я такая и почему обо мне почтительно отзываются генералы с большими звездами.

– Она Охотница. Стальная баба… – отвечает ему один из сидящих в машине.

– А я слышал, что она никогда не стреляет в людей в форме. Это ее принцип… – добавляет другой сотрудник.

– Она – офицер? – спрашивает мой недавний собеседник, протирая вспотевшие очки.

– Нет, – отвечают ему, – она нигде не служит. Никто не может ей ничего приказать…

Я в это время стою на шоссе, и около меня останавливается частник, которому я махнула рукой. Он видит перед собой усталую женщину с бледным, лишенным косметики лицом, с убранными под платок волосами и с сигаретой в ненакрашенных губах. Я прошу отвезти меня в Москву, он кивает. Сидя на заднем сиденье, я продолжаю воображать себе происходящий в эти минуты разговор между спецслужбистами:

– Ее отец – капитан, офицер «Альфы». Погиб при обезвреживании террористов.

Это неправда, но мне пока что не хочется ничего опровергать. Пусть для кое-кого это будет так!

– Ликвидация Шамиля Басаева часом не ее рук дело?

– Говорят, ее… Но я вам об этом не говорил.

Дело не моих рук, но, опять же, опровергать до поры до времени не буду.

– У нее какая-то фантастическая энергетика. Мне говорили, она взглядом факелы тушит…

Явное вранье! Не факелы, а свечку, и всего один раз.

– Зачем она этим занимается?

– Она не может без этого жить…

Последнее почти правда.

– Прямо-таки русская Никита…

Вот на это могу и обидеться! Никита – психопатка, а я умею держать себя в руках. Даже сейчас руки ничуточки не дрожат. Для водителя-частника я усталая, полусонная дачница, возвращающаяся в столицу.

– Ее на самом деле зовут Евгения?

Этот вопрос задает очкарик, остальные в ответ лишь пожимают плечами.

На самом деле никакого такого разговора не происходит и происходить не может. В спецслужбе не принято задавать лишних вопросов.

А зовут меня и в самом деле Евгения.

Гладкова Евгения Федоровна. Можно назвать меня блондинкой, можно рыжей. Телосложение среднее, рост тоже средний, глаза серые. Иногда ношу очки, зрение, увы, немного подвело. Возможно, из-за детского увлечения чтением фантастических книжек перед сном. Вожу машину, неплохо играю в волейбол, могу в подлиннике читать англоязычных классиков, что, впрочем, делаю крайне редко. И еще могу без пауз и запинок произнести скороговорку: «Хироманты и хирурги характеризуют хвори рахитов хрупкостью хрящей и хроническим хромосомным харакири…»

Сегодня утром меня впервые назвали женщиной. А до этого лишь «девушка» да «девушка»… А с сегодняшнего утра я – женщина!

– Женщина, вы не подскажете, где ближайшее метро? – спросил меня строгий дяденька в очках, лет эдак на тридцать постарше.

Где метро, я подсказала, затем оглядела себя в зеркальной витрине ближайшего маркета. Еще не окончательно вышла из образа усталой дачницы, что, впрочем, не так плохо. Не будут всякие придурки по пути клеиться. Я прохожу мимо очередной столичной стройки (в Москве постоянно что-то строят и перекапывают!), сворачиваю в переулок. Затем в арку. Останавливаюсь у двери выселенного подъезда. Распахиваю ее и оказываюсь перед другой дверью, на сей раз железной и с кодовым замком. Набрав код, оказываюсь в длинном слабо освещенном коридоре. Пока я двигаюсь по нему, меня тщательно изучают на экране видеомонитора. Как выглядит лицо, походка, во что одета, имеется ли под одеждой оружие. Просвечивают точно рентгеном. Останавливаюсь в конце коридора у следующей двери, вновь набираю код.

– Оружие сдайте, пожалуйста, – произносит откуда-то сверху голос невидимого привратника, как только дверь открывается.

С местными порядками не поспоришь. Вынимаю оружие и кладу перед запертым окошечком. Не ПСС (ПСС уже и в помине нет), а заурядный газовый шпалер, годный пугать пьяных бомжей. Окошечко не открывается, но пистолет автоматически сам въезжает под него и исчезает, точно его и не было. Я вновь иду по коридору, пока не дохожу до двери с буквою Н, которая сама распахивается перед моим носом.

– Проходите, Евгения Федоровна!

Итак, я в самом чреве спецслужбы, точнее, в ее штаб-квартире. Окон в этой штаб-квартире не имеется, но освещение и вентиляция прекрасные. И еще имеется несколько «нижних этажей», а также лифт, ведущий в подземный бункер, в так называемое метро-2. Я там еще ни разу не была, но знаю, как попасть туда из нескольких столичных точек и подземными тоннелями добраться до штаб-квартиры…

В кабинете начальника со мной здоровается среднего роста человек лет пятидесяти, подтянутый, с внешностью и голосом школьного учителя точных дисциплин. Разумного и доброго.

– Вы отлично выполнили задание, – произносит он. – Милиция, скорее всего, закроет дело, следов никаких. Предварительная версия – обкурившиеся отморозки сами перестреляли друг дружку, а пистолет выпал из рук умирающего от ран, упал в сточную канаву, и его унесло течением.

Сточная канава имелась, течение тоже. Быстрое и холодное. Против такой версии трудно возразить.

– Вы-то сами как? – спрашивает хозяин штаб-квартиры.

– Как обычно, – отвечаю я дежурной фразой.

– Ну что ж, получите вашу зарплату, расписываться не обязательно.

Он выкладывает из ящика письменного стола еще три пачки денег. Сам за них где-то расписался, а я ведь не сотрудница, я наемница… У хозяина штаб-квартиры плохо сочетаемые имя и отчество – Сократ Иванович. Фамилия – Прохоров. Он генерал, но я совершенно не представляю его в форме. А несчастный генерал, сына которого убили юные отморозки, – близкий друг Сократа Ивановича.

– Когда эти ублюдки насиловали и убивали других детей, никто и не чесался… – убрав деньги, произношу я.

Поскольку не ношу погон, то могу позволить себе мнение, не всегда совпадающее с генеральским. Впрочем, генерал и не спорит.

– Да, это так, – согласился со мною Сократ Иванович и добавил отстраненным тоном: – В стране дураков построили наконец хорошие дороги, но, как оказалось, не туда.