Возвращение седьмого авианосца - Альбано Питер - Страница 38

• Предыдущая
• 38/70
• Следующая

Фудзита медленно поднялся и подошел к одной из четырех карт, висевших на переборке.

— «Йонага» — самый большой авианосец в мире, он защищает его от Каддафи и стоит на пути арабского господства. Я не думаю, джентльмены, что нападение на Индонезию и наши родные острова — один из вариантов действий арабов, нет, он единственный и неизбежный. — Фудзита повернулся к карте. — Полагаю, что они сконцентрируются здесь, пока израильские ВВС будут отвлекаться самолетами наземного базирования. — Адмирал передвинул короткую указку на восточное побережье Средиземного моря. — Через Суэцкий канал, Красное море, в Аденский залив и далее через Индийский океан на юго-восток. — Указка пошла вниз. — К Малаккскому проливу в Южно-Китайское море и к Японии. — Фудзита опустил указку. — При движении через Малаккский пролив и Яванское море нефтяные установки Суматры и Борнео окажутся в зоне досягаемости. В принципе надводные корабли могут обстрелять комплексы на Баликпапане и Тавитави. Свои самолеты он прибережет для нас. — Глаза Фудзиты сверкнули в направлении Марка Аллена. — Но у Каддафи должны быть танкеры…

— Это установлено, сэр.

— Тогда давайте допустим, что они идут, — высказал предположение старик адмирал, возвращаясь к своему креслу. Некоторое время присутствовавшие молчали. Фудзита обратился к Кавамото: — Увеличить скорость до тридцати узлов. — Старший помощник снял телефонную трубку. Фудзита снова повернулся к Бернштейну. — Зашифруйте сообщение в Адмиралтейство… э-э, Национальный департамент по обслуживанию и ремонту техники через представителя израильской разведки: «Самолеты и летчиков для замены, о чем информировалось ранее, собрать в Токийском международном аэропорту…» — Адмирал посмотрел на штурмана.

— На тридцати узлах мы подойдем к берегу, — Кавамото заглянул в блокнот, — через сорок часов.

Фудзита повторил Бернштейну:

— Через сорок часов. Расчетное время прибытия в ремонтный док Йокосуки — четырнадцать ноль-ноль в пятницу. Повторите сообщение, полковник.

Израильтянин прочел.

— На этом все. Совещание окончено. — Фудзита обратился к Бренту Россу. — Прошу вас остаться. Вас, адмирал Аллен, и подполковника Мацухара тоже.

Когда члены штаба покинули каюту, Марк Аллен и Йоси Мацухара переглянулись, а Брент уставился невидящими глазами на переборку. Энсин ожидал услышать дополнительную информацию о вариантах действий авианосца, но мысли Фудзиты оказались далеки от этого. Его голос был мягким и теплым.

— Вы сегодня сделали доброе дело, Брент-сан.

Употребление уважительного обращения «сан» вывело Брента из летаргии.

— Если вы имеете в виду то, что я сделал в храме…

— Да. Вы оказали неоценимую услугу лейтенанту Коноэ.

— Я слышал обо всем, Брент. Не могу поверить… — начал Марк Аллен.

Мацухара оборвал его:

— Он действовал великолепно. Им стоит гордиться, адмирал Аллен.

— Вы освободили Коноэ от агонии, и его дух отошел в храм Ясукуни, — сказал Фудзита.

Брент раскрыл ладони. Пристально посмотрел на них.

— Они обагрены кровью, сэр. У меня не было такого ощущения после тех стычек с арабами. Но с ними я дрался. И победил. А для Коноэ я был палачом.

— Нет! Он сам был себе палачом, как это и должно быть у самураев. Ваш удар был церемониальным.

— Вам следовало выбрать кого-то из своих, — с горечью произнес Марк Аллен.

— Брент-сан — один из нас, — возразил Фудзита.

— Вы оказали на молодого человека чудовищное давление, адмирал Фудзита! — воскликнул Аллен.

— Вы не можете понять нас, не можете понять бусидо, так ведь? Большинство из вас думают, что бусидо относится к воинским искусствам. — Явно раздраженный Марк Аллен открыл рот, словно желая что-то сказать. Фудзита нетерпеливым жестом, как профессор слишком долго думающего студента, попросил его помолчать. — Это не способы вооруженной борьбы, а образ жизни, который мы называем «путь воина». — Его голос поднялся. — Он диктует все: ранний утренний подъем, чистоту тела, стиль одежды, учтивость до полного послушания по отношению к занимающим более высокое положение, заботу и защиту для тех, кто находится ниже на общественно-социальной лестнице. В прежние времена самурай служил, чтя память своих предков, уважая мать и отца, относясь с глубокой лояльностью к своему удельному князю дайме, который подчинялся сегуну, служившему императору. Лояльность осталась и в наши дни — самурай подчиняется старшим офицерам, которые служат императору. Разрыв в этой цепи, несостоятельность любого рода ведет к обесчещению и смерти. — Адмирал побарабанил пальцами по столу. — Настоящий самурай осознает необходимость смерти и встречает ее быстро и радостно. Как мы говорим, нет больше ничего, что стоило бы записать.

— Знаю, я понимаю бусидо, адмирал. Я рос в Японии, учился здесь в начальной школе.

— Тогда вы должны понимать. Выбора не было. Росс был единственным инструментом для разума Коноэ.

— Но вы должны осознавать, — взмолился Аллен, — осознавать западный склад ума, адмирал. Мой помощник обрел разрушительный опыт.

Брент ожил, сказав страдальческим голосом:

— Я не смог даже эту обязанность выполнить подобающим образом! — Он повернулся к Аллену, его голубые глаза увлажнились. — Я схалтурил. Ударил слишком высоко… — Он не договорил.

— Нет, вы ударили в обозначенное место. Узел был моей идеей, — отреагировал на признание Брента Росса Фудзита.

— О Боже! О Боже!

Мацухара с глубоким участием произнес:

— Брент, твоя огромная сила сделала это, ты все исполнил четко. — Воцарилось молчание, накрывшее каждого плотным одеялом.

Глядя в переборку, Брент заговорил.

— Не совсем так. — Его глаза нашли Мацухару и вспыхнули с новой силой. — И эта женщина. Я оказался глуп — позволил ей дурачить себя, навлечь опасность на нас всех.

— Неправда, — сказал Фудзита. — Мы все были обмануты, поверили лжи. А ты убил фанатика мусульманина.

— Да, — присоединился к адмиралу Мацухара. — Все было отлично. Его лицо стало «эталоном» красоты.

— Брент-сан, — обратился к Россу Фудзита. — У нас японцев, долгая история, в ней много мудрецов, и мы храним их слова. Одним из самых умных был Сетоку Тайси, живший более тысячи лет назад. Он сказал: «Только некоторые рождаются мудрыми, но усердие открывает дорогу многим». Вы приобрели мудрость. Вы ценный помощник, у вас самые лучшие глаза на корабле, вы знаете дюжину языков и являетесь опытным шифровальщиком. Поэтому сделайте вывод из полученного опыта. Постарайтесь осмыслить испытание, которому Коноэ подверг вас, и помните, что сейчас вы нужны «Йонаге» больше, чем раньше.

Брент выпрямился, он почувствовал, как в нем зарождается что-то новое.

— Да, Брент, — выдохнул Марк Аллен. — Ты должен.

Фудзита нетерпеливо продолжил.

— В древнем ритуале есть одна-традиция. Человек, совершающий харакири, жалует подарок своему кайсяку. — Он наклонился под стол и вытащил самурайский меч в великолепных ножнах, украшенных золотыми и серебряными иероглифами. Но особенно изумляющей была хризантема с шестнадцатью лепестками, выложенная бриллиантами и другими драгоценными камнями.

— О Боже, — вырвалось у Аллена; — Какое чудо!

Фудзита взглядом погладил меч и с благоговением заговорил:

— Самурай мечом защищает честь своего государства, своего императора. Если самурай не оправдал ожиданий, он защищает свою честь тем, что берет на себя ответственность и совершает самоубийство… — Глаза адмирала скользнули по Бренту Россу, потом Марку Аллену. — Вы изобрели винтовку, которая является просто механизмом для убийства. Но это… — Он поднял оружие. — Олицетворяет жизнь. Это душа самурая, — закончил он.

Пристально глядя на украшенные камнями ножны, Брент низким голосом спросил:

— Он принадлежит лейтенанту Коноэ, так ведь?

Фудзита, кладя меч на стол, медленно ответил:

— Да. Принадлежит… принадлежал ему. Лейтенант Коноэ происходил из знатной самурайской семьи. Хризантема с шестнадцатью лепестками олицетворяет императора, иероглифы — это имена некоторых наиболее знаменитых его предков и названия мест, где они совершили свои великие деяния. — Фудзита указал на ножны. — Дайси Коноэ, погибший с этим мечом в руках, защищая сегуна Токугаву от бродячих самураев-убийц во дворце сегуна в Эдо. Следующее имя — Еритомо Коноэ, который, будучи одноруким, победил дюжину корейских пиратов, а тут, — адмирал бережно коснулся рукой иероглифов, — имя его деда Мураю, что был смертельно ранен, идя первым в атаку на русские позиции в Порт-Артуре в 1904 году, а вот, — сказал он дрожащим голосом, — имя его дяди — Энею, — что в 1912 году сделал себе харакири, когда похоронная процессия императора Мэйдзи проходила мимо его дома. — Фудзита тяжело выдохнул. — Итак, энсин, вы видите, что вы лишь помогли сохранить честь и традицию славной семьи. — Он протянул меч Бренту. — Меч — ваш.

• Предыдущая
• 38/70
• Следующая