НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 15 - Валентинов Иван - Страница 50

А ведь как хорошо жилось в пещере…

Петр закрыл глаза. В синем тумане возник длинный стол, уставленный бутылками с узкими длинными горлышками и блюдами с яствами.

Бесшумно работали кондиционеры, создавая в комнате то аромат ковыльной степи, то озонированный воздух послегрозья.

Ждали гостей откидные кресла, принимающие форму тела.

Постой! Но ведь все это есть и здесь! Он нащупал локтем углубление для локтя, ногой — углубление для ноги. Ему было так хорошо, как никогда. И он не отдернул ног, когда их коснулись холодные скользкие щупальца лиан. Он знал: так нужно. Отныне ему не придется искать пищу и воду — Дом сам накормит и напоит его через эти зеленые артерии.

Как только щупальца прикрепились к ногам, Петр тотчас почувствовал во рту вкус изысканных блюд, которые перед тем вспоминал, и вкус новых блюд, еще более изысканных и приятных. Он подумал, что, по сути, никогда не знал настоящего вкуса пищи и воды, не мог себе представить вершин наслаждения. Настоящий вкус он узнал только здесь, в своем идеальном Доме.

Он почувствовал на плечах легкие ладони. Прикосновение было знакомым, привычным, но волновало, как в первый раз. Его губы прошептали имя.

Она опять была с ним — больше, чем она живая, из плоти и крови, которые часто властвуют над разумом. Сейчас с ним было ее прикосновение, ощущение ее, которое не предаст и не обманет. У него было все, что ему нужно от нее, и не было того, что не нужно. Он обманул судьбу, укравшую ее, унесшую ее руки и стан.

«Неужели, Дом, тебе удалось обмануть инстинкты, само мое естество? Насколько же простирается твоя власть?» — вопрошал Петр, и услышал ответ. Он не знал, кто отвечает ему — он сам или Дом. Ответ раздавался в его мозгу, и Петр решил, что сам отвечает себе: «Ну, это не так уж трудно. Немножко больше или немножко меньше какого-нибудь вещества: фермента, гормона, витамина — и твоя вычислительная машина, помещенная в черепную коробку, начинает искать, как восполнить недостаток или избавиться от излишка. Поскольку ты сапиенс, то стараешься не признаваться себе, что именно командует твоей мыслью. Ты называешь свои поиски и метания красивыми словами вроде грусти и нежности, а о микродозах вещества, толкающих тебя на поиски, говоришь: «самое сокровенное». И тебе кажется, что ты перехитрил кого-то, а перехитрил-то ты лишь самого себя.

Но все же ты невероятно усложнился, человек. Ты создал над древней программой, записанной в тебе, столько новых программ — психологических, чисто человеческих, что иногда можешь заглушить первую — самую древнюю и самую жесткую. Тогда иллюзии превращаются в реальность, более важную для тебя, чем сама жизнь.

А потом начинаются мучительные поиски, для которых природа не предназначала тебя, — поиски Знания…» Петр почувствовал, как в нем столкнулись две силы — мятежный дух, пробужденный воспоминаниями, и нечто спокойное и стоячее, как болото, убаюкивающее и засасывающее.

«Угомонись, дурачок, — зашептал голос матери. — У тебя достаточно знаний. Зачем тебе новые? Ты наконец обрел идеальный Дом. Цени его. Он принял тебя в качестве мозга. Взамен твоего предшественника в этом Доме»…" «Предшественника? — подумал Петр. — Чудовище, которое я уничтожил?» «Может быть, так, а может быть, нет, — раздался голос. — В любом случае ты интереснее его. Твои воспоминания оригинальнее. А ведь это для меня самое главное. Ощущения исчезают, когда насыщаются потребности, а воспоминания остаются навсегда в живом существе. Это все, что оно приобретает. И неважно — короткой или долгой была его жизнь. Важны только воспоминания. В них — смысл жизни. Если воспоминания стоящие, я беру их в свою копилку и храню вечно».

«Где же находится копилка?» — спросил Петр.

«Вокруг тебя, как черепная коробка вокруг мозга. Но достаточно вопросов! Почему ты, частица, требуешь ответов от целого?» «Я — мыслящая частица.» «Ты — дерзкая, упрямая частица. Но во мне ты нашел свой покой. Ибо во мне ты — частица из частиц, равноценная другим, такая же, как другие, как стены и крыша, которые защищают тебя, как мох и плесень, готовящие для тебя пищу…» «Вот и ответ на загадку планеты, — думает Петр. — Не «аборигены в пещерах», а «аборигены-пещеры». Подобие кораллового рифа — симбиоз различных существ. И я включен в это содружество, как клетка в организм. Более того, я стал мозгом организма, мозгом пещеры. Не к этому ли стремится человечество? Не мечтает ли оно стать мозгом гигантской пещеры, называемой Вселенная? Чем же я недоволен?» Он чувствовал, что эти мысли не полностью принадлежат ему. Что-то постоянно вторгалось в его мозг, пыталось направить его работу. Может быть, оно желало счастья ему, но чужого счастья.

«Опять ты упрямишься? — раздался ласковый голос. — Брось это. Единый организм, частицей которого ты стал, отторгнет тебя, извергнет в неустойчивость, в пасть смерти. Помнишь ураган, сметающий все на своем пути? Может быть, ты хочешь испытать его силу? Ага, испугался! Ну вот, перестань бунтовать, смирись…» Нечто огромное и темное, мягкое и усыпляющее надвинулось на Петра, стало уговаривать: «У тебя есть теперь все, что нужно. Это я накормила и напоила тебя, удовлетворила твои желания. Это я помогла тебе вернуть то, что не возвращается. Я — это ты, и больше, чем ты, — твой Дом, уютный домик, надежный домишко, несокрушимый домище…» Пахло травой и сыростью. Он забыл о поисках и метаниях. Он стал простым, как трава, как мох, покрывающий стены, как плесень. Он стал бесполым существом, не знающим даже ревности…

Им овладело состояние полной удовлетворенности. Только одно совсем крохотное, как булавка, воспоминание иногда колола его: когда-то он сидел на коленях бабушки, и она говорила: «Молнией убить может…» А что было перед этим? Перед этим? Перед этим?..

Петр опустился на ложе. На его губах бродила блаженная улыбка. Дом давал ему радость, счастье, покой. Дом служил ему. И он служил своему Дому. Он и Дом — одно целое. Он и Дом, и все, что в нем находится: дрожжи, живущие во мху; плесень, покрывающая стены; бактерии, населяющие растения. Даже кристаллы камня. Он — в них, они — в нем. Полная гармония…

Где-то бродят бури, мечутся бедные существа, ищут что-то. Суета сует… А здесь — блаженство, благодать…

Слабая приятная пульсация…

Тепло…

Покой…

И вдруг, как удар током: Тревога! Тревога!

Непосредственно в мозгу: Тревога! Опасность!

Он вскочил. Рука нащупала оружие.

«Смотри, вот там — враг. Приближается. Страшный, неведомый. Нет, в нем есть что-то знакомое. Он похож на… Стоп! Тебе незачем вспоминать, на кого он похож. Главное, что ты знаешь, как поразить его, сделать неподвижным и неопасным. Стреляй отсюда, из укрытия, из своего Дома. Не выходи!» Петр не соглашался с Голосом, даже отрицательно замотал головой. Нет, таи должен выйти. Только так он сможет распознать врага.

«Зачем тебе это нужно? Достаточно того, что ты знаешь: это — враг. Убей его!» Он почувствовал, что не может сопротивляться приказу, волне ненависти, бушующей в нем, заполнившем его всего, паутине, опутавшей его волю. И тогда он схватился за тоненькую ниточку, блеснувшую в паутине. Ладно, он подчинится, он убьет врага. Но убьет не из лучемета. Он внесет самый весомый вклад в Копилку, покажет, как убивали на Земле в древние времена. Он не может этого просто вспомнить, ведь сам никогда не убивая голыми руками и клыками. Но в его организме, в наследственной памяти зверя, каким был его предок, наверняка хранится запись. Стоит только начать действовать, и она сама заговорит, расшифруется в действии. Он, Петр, не применит лучемет, а пустит в ход руки и зубы. О, когда хрустнут кости врага, когда он увидит дымящуюся кровь, только тогда Копилка узнает настоящую радость победы!

Он почувствовал, что уловка удалась. Голос, запрещающий выходить, стал глуше.

Петр вылез из пещеры и угрожающе зарычал, ожидая услыхать в ответ рычание врага и определить по его громкости и свирепости силу противника.

Но враг не зарычал в ответ, а отступил, изготовившись к бою.