Меня создала Англия - Грин Грэм - Страница 16

• Предыдущая
• 16/47
• Следующая

Нильс поднялся по ступенькам с улицы, застенчивый и грациозный; так молодой олень, уткнувшись носом в ограду, провожает взглядом текущую мимо него жизнь. И Минти был эта жизнь. Минти прихлебывал кофе, собрав вокруг губ желтое кольцо. — Возьми сигарету. — Минти добрый. — Спасибо, мистер Минти.

— Какой переполох на вокзале.

— Да, мистер Минти. Она прекрасная актриса.

— Это она заплатила за цветы?

— Не думаю, мистер Минти. Оттуда выпала карточка. Вот.

— Отдай ее мне, — сказал Минти.

— Я подумал — вдруг она вам пригодится, мистер Минти. — Ты славный парень, Нильс, — сказал Минти. — Бери еще сигарету. Про запас. — Он взглянул на карточку. — Возьми всю пачку. — Что вы, мистер Минти…

— Ну, если не хочешь, — уступил Минти и, опустив пачку в карман, поднялся. — Дело не ждет. Проза жизни. Хочешь не хочешь, а деньги надо зарабатывать.

— Вас спрашивал редактор, — сказал Нильс.

— Что-нибудь неприятное?

— Кажется, да.

— А я не боюсь, — сказал Минти. — У меня в кармане пятнадцать фунтов и письмо от своих. — Он решительным шагом вышел на улицу, завернул за угол; низкорослый, да еще в длинном черном пальто — конечно, он выглядел пугалом; над ним смеялись, он это знал. Когда-то это отравляло ему жизнь, но все проходит. Спасаясь в переулки, он малыми дозами наглотался столько этого яда, что теперь стал нечувствителен к нему. Теперь он мог показываться даже на центральных улицах, мог останавливаться и разговаривать с самим собой, отражаясь пыльным своим обликом в витринах галантерейных магазинов; он почти не замечал улыбок окружающих, только внутри набухала и пульсировала тихая злоба.

Ее накопилось порядочно, когда он наконец добрался до редактора, преодолев длинные лестничные марши, типографию и закрыв за собой последнюю стеклянную дверь. Нет, какая все-таки гадость эти рыжие военные усы, командирская речь, деловая хватка — право, такому человеку самое место где-нибудь на заводе. Чтоб он свернул себе там шею. — Да, герр Минти?

— Мне сказали, вы меня спрашивали.

— Где был вчера вечером герр Крог?

— Я на минуту сбегал перехватить чашку чая. Кто мог знать, что он так неожиданно уедет из миссии?

Редактор сказал:

— Мы не очень много получаем от вас, герр Минти. Есть сколько угодно людей, которых можно использовать на внештатной работе. Придется подыскать кого-то другого. Для хроники у вас не очень острый глаз. — Он выдохнул воздух из легких и неожиданно добавил:

— И со здоровьем у вас неважно, мистер Минти. Хотя бы эта чашка чаю. Швед обойдется без чаю. Это же яд. Вероятно, вы и пьете его крепкий.

— Очень слабый, герр редактор, и холодный, с лимоном.

— Надо делать гимнастику, герр Минти. У вас есть радиоприемник?

Минти покачал головой. Терпение, думал он, снедаемый злобой, терпение. — Будь у вас радиоприемник, вы бы делали гимнастику, как я: каждое утро, под руководством опытного инструктора. Вы принимаете холодный душ? — Теплый душ, герр редактор.

— Все мои репортеры принимают холодный душ. Вы ни в чем не будете успевать, герр Минти, имея сутулую спину, слабую грудь и дряблые мышцы. Ну, это уже знакомый яд. Им недавно помаленьку травили родители, учителя, прохожие. Сгорбленный, желтый, с куриной грудью, Минти имел надежное убежище: у него была неистощимая на выдумки голова; он моргнул опаленными ресницами и с вызывающей дерзостью спросил:

— Значит, я уволен?

— Если вы еще раз упустите возможность…

— Может, мне лучше уйти сейчас, — настаивал Минти, — пока есть с чем?

— А что у вас есть?

— В компании будет работать мой друг, брат мисс Фаррант. В качестве доверенного лица.

— Вы отлично знаете, что мы не скупимся.

— Ясное дело, — сказал Минти, — а что мне полагается за Это? — и он выложил на стол перепачканную в грязи визитную карточку. — Она осталась без цветов, — объяснил Минти. — Цветы лежат на дороге. Вот что значит поручать дело репортерам с атлетическим сложением. Бросить как полагается не умеют. Попросили бы Минти, — и, грозя пальцем, Минти вышел из кабинета; он совершенно захмелел после двух чашек кофе, денежного перевода и письма от тети Эллы. В редакции он увидел Нильса. — Я поставил его на место, — сообщил он. — Некоторое время не будет приставать. Крог вышел из дома? — Нет еще. Я только что звонил вахтеру.

— Задерживается, — сказал Минти. — Давно не виделись. Ночь любви. Все мы люди, — и, втянув щеки, поеживаясь на сквозняке, тянувшем из широкого окна, обежал глазами столы в надежде наказать чью-нибудь рассеянность, но сигарет нигде не было. — Похолодало. К дождю, — и в разгар его поисков дождь пошел; с озера навалилась огромная бурая туча, дирижаблем повиснув над крышами; в подоконник резко и осторожно ударили первые капли, потом зачастили и побежали по стене.

Закусывавших под открытым небом ливень захватил врасплох. Пока с Меларена не пришла туча, на солнце было жарко. Вместе со всеми бежал под крышу и Энтони. На улице потемнело, но еще долго не зажигали огня, надеясь, что погода разгуляется. Потом официанты неохотно включили несколько ламп, света почти не прибавилось, и скоро их одну за другой погасили. Снаружи дождь барабанил по столам, нещадно поливал бурые листья на площади, усердно отмывал мостовую. Энтони заказал пиво. Он был без пальто и без зонта. Лучше переждать здесь. Пока доберешься до Крога, насквозь вымокнешь, погубишь единственный костюм. Он думал о том, что надо беречь вещи и здоровье, вспоминал, какая у них была детская в последний год перед школой. Зонты проплывали мимо, словно черные блестящие тюлени; непонятная чужая речь раздражала. Понадобись ему прикурить или узнать дорогу — как объясниться? Официант принес пиво; это в какой-то степени означало общение, раз официант понял, что спрашивали пиво. Бледный свет ламп в дневном полумраке, этот официант, кресло, стол, «клочок земли чужой, что Англии навек принадлежит», — все настраивало на меланхолический лад. И в облике его проступило благородство, гордая замкнутость изгнанника, когда он смотрел через забрызганное стекло и, забыв думать о неотложных делах вроде «Крога» и Кейт с отчетом о его судьбе, воображал, как дождь сечет заброшенные безымянные могилы, как впитывается в почву вода.

— Как сыро, — обратился он к официанту. — Деревья… — Заговорив о погоде, он хотел немного укрепить свой клочок Англии; он хотел сказать, что если дождь зарядит надолго, то скоро все листья облетят. Ему хотелось озвучить свой клочок, оживить его чем-то вроде фотографии Аннет и картинок из «Улыбок экрана»; ему хотелось проводить здесь часы. Он будет здесь питаться, к нему привыкнут.

Официант не понял.

— Bitte, — сказал он, волнуясь. — Bitte. — Пришел метрдотель. — Bitte, — успокоил он, — Bitte. — Он ушел и вернулся с уборщицей. — Что вам угодно? — спросила та по-английски. Ему совершенно нечего было сказать, и, хотя перед ним стояла почти нетронутая кружка, пришлось заказать еще одну. Он видел, как в другом конце зала официанты судачат. Главное, что это официанты: с официантками куда проще отстоять свой английский клочок. За последние десять лет он объездил полсвета, и всегда получалось, что Англия рядом. Он работал в таких местах, где его предшественники уже освоили английский клочок — даже в восточных борделях женщины понимали английский язык. Всегда был клуб (покуда он оставался его членом), партия в бридж, неоготическая англиканская церковь. Сквозь чужое стекло он смотрел на чужой дождь и думал: Крог не даст работу. Завтра поеду обратно. И тут же улыбнулся, забыв обо всем на свете, потому что за стеклом, подняв воротник пальто, в промокшей шляпе стояла и смотрела ему в глаза Англия.

— Минти, — позвал он, поражая официантов. — Минти!

Вошел Минти, настороженным взглядом окинув столики. — Вообще-то я сюда не хожу, — сказал он. — Эти молодчики из миссии… мы не очень ладим. — Он сел, сунув шляпу под стул, наклонился и доверительно сообщил:

• Предыдущая
• 16/47
• Следующая