Четвертый Кеннеди (Четвертый К.) - Пьюзо Марио - Страница 52
- Предыдущая
- 52/113
- Следующая
– Я бы не хотел подвергнуться такому испытанию, – признался Кли.
– Конгресс в этом случае, – рассмеялся Аннакконе, – подпишет сам себе смертный приговор. А где логика? Наши законы созданы, чтобы предотвратить признания, полученные грязными методами, однако здесь действует наука. – Он помолчал. – Куда деваться руководителям бизнеса или неверным супругам?
– Это довольно противно, – заметил Кли.
– А как же насчет таких старых прописных истин, как «правда сделает свободным» или «правда – это высшая доблесть», насчет того, что величайшим идеалом человека является его борьба за обнаружение истины? – Аннакконе рассмеялся. – Держу пари, что, когда исследования будут завершены, бюджет нашего института зарежут.
– Ну, это в моей компетенции, – сказал Кристиан. – Мы укажем, что ваша методика может использоваться только в случае опасных преступлений. Мы запретим применение ее к правительственным чиновникам и приравняем к строго контролируемому употреблению наркотических препаратов или производству оружия. Так что, если вы можете оправдать ваше испытание с научных позиций, то я обеспечу правовое оправдание. – Потом спросил. – А как будут проводиться такие испытания?
– Нового метода? Это очень просто и без всякого физического воздействия. Никакого хирурга со скальпелем в руке, никаких шрамов. Только маленькая инъекция химического препарата в мозг через кровеносные сосуды.
Для меня это как шаманство, – заметил Кристиан. – Вас следует засадить в тюрьму вместе с теми двумя ребятами-физиками.
– Никаких параллелей, – рассмеялся Аннакконе. – Те ребята хотят взорвать мир. А я работаю для того, чтобы добраться до сокрытой правды, узнать, о чем человек на самом деле думает, что он в действительности чувствует.
Доктор Зед Аннакконе доставлял президенту Кеннеди больше политических затруднений, чем любой другой член администрации. А создавал он трудности благодаря тому, что хорошо делал свою работу. Его институт вызвал политическую бурю, когда начал собирать для трансплантации еще живые органы умерших детей. Доктор Аннакконе использовал отпускаемые ему средства для экспериментов по генной инженерии на добровольцах. Он осуществлял генетически совместимые трансплантации людям, пораженным раком и другими таинственными болезнями, поражающими почки, печень, глаза. Он предложил программу генетических экспериментов, возмутившую значительную часть церковных организаций, общественное мнение и некоторые политические силы. Доктор Аннакконе так и не понял, почему поднялся такой шум. Он презирал своих оппонентов и не скрывал этого.
Но даже он знал, что мозговой детектор лжи означает юридические неприятности.
– Это будет, вероятно, самое значительное открытие в истории медицины нашего времени, – сказал доктор Аннакконе. – Представьте себе, что мы сможем читать мозг. Все ваши адвокаты окажутся без работы.
– Вы думаете, – спросил Кристиан, – на самом деле возможно выяснить, как функционирует мозг?
– Нет, – пожал плечами Аннакконе, – если бы мозг был таким несложным органом, было бы слишком просто разгадать его. – Он вновь ухмыльнулся. – Уловка 22. Наш мозг никогда не разгадает загадки нашего сознания мозга. Именно поэтому, вне зависимости от того, что случится, человек никогда не станет ничем иным, как высшей формой развития всего живого.
Этот факт приводил его в восторг. На какое-то мгновение он отвлекся.
– Вы знаете, что, по выражению Кестлера, существует «призрак в машине». На самом деле у человека два мозга: примитивный и высокоразвитый. Вы заметили, что в человеке есть некая необъяснимая ярость? Бесполезная ярость?
– Позвоните президенту насчет испытаний, – сказал Кристиан. – Попытайтесь убедить его.
– Позвоню, – ответил доктор Аннакконе. – Он слишком труслив. Испытание ничуть не повредит тем ребятам.
После этого Кристиан Кли нанес визит Джералине Альбаниз, владелице знаменитого в Вашингтоне ресторана, который, само собой, все называли «Джера». В нем имелись три больших обеденных зала, отделенных друг от друга баром. Республиканцы тяготели к одному обеденному залу, демократы к другому, а представители исполнительной власти и Белого дома располагались в третьем зале. В одном все партии сходились – что здесь изысканная еда, обслуживание по высшему классу, а хозяйка – самая очаровательная женщина в мире.
Двадцать лет назад Джералина, которой в ту пору было тридцать, работала на одного лоббиста, представлявшего интересы банков. Он представил ее Мартину Матфорду, который тогда еще не заработал кличку «Частное лицо», но уже был на подъеме. Мартина Матфорда очаровало ее остроумие, дерзость и страсть к приключениям. Пять лет продолжался их роман, не мешавший личной жизни каждого. Джералина Альбаниз продолжала свою карьеру как лоббист, карьеру, гораздо более сложную, чем обычно предполагается, и требовавшую от нее таланта исследователя и администратора. Как ни странно, ее ценным качеством оказалось то, что она была чемпионом колледжа по теннису.
Как помощник главного лоббиста банковской индустрии она значительную часть недели отдавала финансовым вычислениям, имеющим цель убеждать экспертов финансовых комитетов конгресса проводить законодательные акты, благоприятные для банков. Часто она устраивала конференции за обедами с конгрессменами и сенаторами, и была поражена беспардонностью этих уравновешенных, рассудительных законодателей. В частной жизни они вели себя, как буйные золотоискатели, напивались до безобразия, распевали непристойные песни, хватали ее за зад в духе старых американских традиций. Ее удивляло и радовало их сластолюбие. Стало обычным, что она под предлогом конференций уезжала на Багамы или в Лас Вегас с конгрессменами помоложе и поприятнее, а однажды летала даже в Лондон на совещание экономических экспертов со всего мира. Она ездила не для того, чтобы оказывать влияние на результаты голосования или где-то смошенничать, но порой бывает, что голосование по законопроекту проходит в зыбком равновесии, а такая прелестная женщина, как Джералина Альбаниз, представляет вам целую кипу заключений известных экономистов, и у вас появляется очень хороший шанс переломить это голосование. Как говаривал Мартин Матфорд: «Мужчине обычно трудно голосовать против девушки, которая накануне сосала его член».
Это Матфорд научил ее ценить в жизни все прекрасное. Он возил ее в нью-йоркские музеи, сопровождал в Хэмптон, чтобы она пообщалась там с богачами, артистами, со старыми и новыми деньгами, познакомилась со знаменитыми журналистами и телевизионными комментаторами, с писателями – авторами серьезных романов и влиятельными киносценаристами. Появление еще одного хорошенького личика не вызывало здесь сенсации, но умение хорошо играть в теннис послужило для нее зацепкой.
Мужчины влюблялись в нее больше из-за ее игры, чем из-за красоты. Теннис раскрывал врожденную грацию ее фигуры, А мужчины любили играть в теннис с красивыми женщинами. В парных играх Джералина умела установить контакт с партнером, ее золотистая кожа и отличная фигура подстегивали его в их борьбе за победу.
Однако пришло время, когда Джералина задумалась о будущем. В сорок лет она не была замужем, а конгрессмены, с которыми ей нужно было вести дела, достигли непривлекательного шестидесяти-семидесятилетнего возраста.
Мартин Матфорд готов был ввести ее в высокие сферы банковского бизнеса, но после бурной жизни в Вашингтоне банки казались ей скучным делом. Американские законодатели прелестны в своем безудержном вранье в общественных делах и так очаровательно невинны в сексуальных отношениях с женщинами. Проблему решил Мартин Матфорд. Он тоже не хотел терять Джералину в лабиринте компьютерных сообщений. В Вашингтоне ее роскошно обставленная квартира служила ему убежищем от бремени ответственности. Мартин Матфорд явился с идеей, что она может стать хозяйкой ресторана, который превратится в политический центр.
Деньги на обзаведение, в виде займа в пять миллионов долларов, выделила лоббистская организация «Американ Стерлинг Трастис», представляющая интересы банков. Джералина построила ресторан по своему вкусу. Он должен был стать клубом для избранных, вторым домом для вашингтонских политиков. Во время сессий конгресса многие депутаты оказывались оторванными от своих семей, и ресторан «Джера» стал местом, где они могли проводить вечера. Помимо обеденных залов, холла для отдыха и бара там имелись комната с телевизором и кабинет, где можно было найти все основные журналы, издающиеся в США и Англии. Была еще комната для шахмат, шашек и карточных игр. Но особенно привлекало посетителей жилое здание, возвышавшееся над рестораном.
- Предыдущая
- 52/113
- Следующая