Вилла «Белый конь» - Кристи Агата - Страница 24

• Предыдущая
• 24/43
• Следующая

Она вышла замуж за Томаса Такертона, вдовца, пять лет назад. Была «много-много моложе его». Познакомилась с ним на курорте. Мельком, сама того не заметив, упомянула, что служила там в большом отеле. Падчерица обучалась в закрытой школе неподалеку. Много волнений муж пережил из-за дочери, особенно его заботило, чем Томазина займется после школы.

– Бедный Томас, он был так одинок... Его первая жена умерла за несколько лет до того, и он очень по ней тосковал.

Миссис Такертон продолжала набрасывать свой портрет. Благородная, добросердечная женщина пожалела одинокого стареющего человека. Он слаб здоровьем, она – сама преданность.

– В последние месяцы его болезни я даже не могла видеться ни с кем из своих друзей.

А что, если некоторых ее приятелей Томас Такертон просто недолюбливал, подумал я. Это может объяснить условия завещания.

Джинджер успела разузнать о завещании Такертона. Кое-что оставлено старым слугам, крестникам, содержание жене достаточное, но не слишком щедрое. А весь капитал, исчисляемый шестизначной цифрой, он завещал дочери, Томазине Энн. Деньги должны были перейти в ее полное владение, когда ей исполнится двадцать один год или раньше, если она выйдет замуж. Если она умрет, не достигнув двадцати одного года и не будучи замужем, наследство переходит к ее мачехе. Других родственников у Такертона, кажется, не было.

Награда немаленькая. А миссис Такертон любит деньги... Это видно по всему. Своих у нее никогда не было, пока не вышла замуж за пожилого вдовца. И тут, видно, богатство бросилось ей в голову. Мешал больной муж, и она мечтала о том времени, когда будет свободной, все еще молодой и владелицей сокровищ, какие ей и не снились.

Завещание, видимо, нарушило лелеемые этой особой планы. Она мечтала не о скромном достатке, а о роскоши, о дорогостоящих путешествиях, круизах на лучших лайнерах, туалетах, драгоценностях – быть может, просто жаждала огромных денег в банке, где проценты, нарастая, с каждым годом увеличивают состояние.

И вместо этого все деньги достались дочери! Девчонка стала богатой наследницей. Она завладеет всем. Томазина, вероятно, ненавидела мачеху и, скорее всего, не давала себе труда это скрывать. С присущей юности беззаботной жестокостью. А если... если вдруг? Можно ли себе представить, что эта вульгарная блондинка, сыплющая избитыми истинами, способна отыскать пути к «Белому коню» и обречь ни в чем не повинную Томми на смерть?

Нет, я не мог в это поверить.

Однако надо выполнить свою задачу, и я довольно бесцеремонно перебил разговорчивую собеседницу:

– А знаете, я ведь как-то раз видел вашу дочь, вернее, падчерицу.

Она взглянула на меня удивленно, но без особого интереса:

– Томазину? Что вы говорите?

– Да, в Челси.

– Ах, в Челси. Конечно, где же еще... – Она вздохнула. – Нынешние девушки! Так с ними трудно. Отец очень расстраивался. Меня она ни в грош не ставила. Мачеха, сами понимаете... И я была не в силах что-либо изменить. – Она снова вздохнула. – Понимаете, она была совсем взрослая, когда мы с ее отцом поженились. – Миссис Такертон горестно покачала головой.

– Да, обычно это нелегко.

– Я со многим мирилась, старалась как могла, но никакого толку. Конечно, Том запрещал ей грубить мне в открытую, но она все равно умудрялась мне насолить. Житья от нее не было. Вообще-то мне стало легче, когда она ушла из дома, поселилась отдельно. Но, конечно, Том сильно переживал. Да и неудивительно. Тем более что она связалась с очень неподходящей компанией.

– Я это понял.

– Бедняжка Томазина, – продолжала миссис Такертон, поправляя волосы. – Вы ведь, наверное, еще не знаете. Она умерла около месяца назад. Энцефалит. Эта болезнь случается у молодых, как говорят врачи. Так внезапно, так ужасно.

– Я знаю, что она умерла. – Я поднялся. – Благодарю вас, миссис Такертон, за то, что вы показали мне дом.

Мы обменялись рукопожатиями.

Уже на выходе я обернулся.

– Кстати, – сказал я, – вам, по-моему, известна вилла «Белый конь», не правда ли?

Насчет реакции сомнений быть не могло. В светлых глазах отразился беспредельный ужас. Лицо под густым слоем косметики побелело, исказилось от страха.

– «Белый конь»? Какой «Белый конь»? Я не знаю ни про какую такую виллу. – Голос прозвучал визгливо и резко.

Я позволил себе легкое удивление:

– О, извините. В Мач-Диппинг есть занятная старинная таверна. Ее очень интересно перестроили. Я там побывал как-то на днях. И в разговоре упомянули ваше имя – хотя, быть может, речь шла о вашей падчерице, она там была, что ли... или о какой-нибудь однофамилице. – Я выдержал эффектную паузу. – У этой таверны особенная репутация.

Я получил истинное удовольствие от своей финальной ремарки. В одном из зеркал на стене отразилось лицо миссис Такертон. Она испугалась, испугалась до смерти, и я мог легко вообразить, каким станет с годами это лицо. Зрелище было не из самых приятных.

– Ну, теперь сомневаться не приходится, – заключила Джинджер.

– А мы и раньше не сомневались.

– Да, но сейчас все подтвердилось полностью.

Я помолчал минуту или две. Представил себе, как миссис Такертон едет в Бирмингем. Встречается с мистером Брэдли. Ее волнение – его успокаивающий тон. Он убедительно втолковывает ей, что нет никакого риска (а втолковать ей это было делом нелегким – миссис Такертон не из тех, кто охотно идет на риск). Я представил себе, как она уезжает, ничем себя не связав, с намерением все хорошенько обдумать.

Возможно, она поехала навестить падчерицу. Или же Томазина приехала домой на воскресенье. Они, вероятно, поговорили, девушка намекнула на предстоящее замужество. А мачеха все время мечтает о ДЕНЬГАХ – не о жалких грошах, о подачке, а о деньгах огромных, целой куче денег, с которыми все на свете тебе доступно! И подумать только, такое богатство достанется этой невоспитанной распустехе, шатающейся по барам Челси в джинсах и бесформенном свитере со своими непутевыми дружками. Почему это ей, девчонке, от которой нельзя ждать никакого толку, перейдет в руки огромное наследство?

И снова поездка в Бирмингем. Больше осторожности, но и больше уверенности. Наконец обсуждаются условия. Я невольно улыбнулся. Тут мистеру Брэдли много не урвать. Эта дама умеет торговаться. Но вот об условиях договорились, подписали какую-то бумажку... и что же дальше? Здесь воображение мне отказало. Дальнейшее представить себе было невозможно. Я очнулся от своих мыслей и заметил, что Джинджер наблюдает за мной.

– Пытаетесь вообразить, как делаются эти дела?

– Откуда вы знаете?

– Мне постепенно становится ясным ваш образ мыслей. Вы ведь старались нарисовать себе эту картину – как она ездила в Бирмингем и что было дальше.

– Верно. Вы прервали ход моих размышлений. Она заключает в Бирмингеме сделку. А дальше?

Мы молча посмотрели друг на друга.

– Рано или поздно, – сказала Джинджер, – кто-то должен выяснить, что же все-таки происходит в «Белом коне».

– Как?

– Не знаю. Это непросто. Никто из тех, кому пришлось там побывать и кто обращался к ним за услугами, никогда не проронит об этом ни слова. Но, кроме них, никто ничего не знает... Что же придумать?

– Обратиться в полицию? – предложил я.

– Безусловно. У нас теперь есть кое-какие данные. Их достаточно, чтобы возбудить дело, как вы думаете?

Я в сомнении покачал головой:

– Не знаю. Доказательство намерений. Вздор насчет подсознательного стремления к смерти. Может, и не вздор, – предупредил я ее возражение, – но как это будет выглядеть в суде? Мы ведь не имеем представления, что в действительности происходит на этой вилле.

– Значит, нужно выяснить. Но как?

– Нужно все услышать и увидеть своими глазами. Но у них ведь сарай какой-то, а не комната – и спрятаться негде, а именно там, по-моему, все и совершается.

• Предыдущая
• 24/43
• Следующая