Самый умный в 6 «Б» - Матвеева Людмила Григорьевна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/50
• Следующая

Группа «БИ-2» сегодня особенно тонко угадывает Агатино настроение. Полковнику никто не пишет. И Агатин Леха не прибегает к ней больше, гуляет и хихикает с чужой Этой. Грустно, сколько не притворяйся, что тебе это все по барабану.

– Ничего нет дороже свободы, – толковал в это время Леха своей новой приятельнице Этой. Леха иногда толчется на митингах. На днях он был на митинге обманутых дольщиков. Дольщики внесли свою долю на строительство новых квартир, но мошенники их обули и скрылись с деньгами в совершенно неизвестном направлении. «Да здравствует свободный выбор достойного жилья!» – кричали дольщики без больших надежд.

А мама спортивного Андрея погрозила всем шестиклассникам и Бомбине, а также первоклассникам Кристине и Кирочке кулаком и увела своего всхлипывающего сынка. За ними совсем уж некстати увязалась Лидка.

– Наша Лидка опять настырничает, – сказала Надя-Сфикнс, – и опять будет у нее облом.

– Облом, точно, – поддержал Надю Барбосов, хотя ему было безразлично, чем кончится очередное Лидкино увлечение.

– А мама-то какая, – сказали девчонки, – красавица!

– Вполне жуткая тетка, к тому же пожилая – лет тридцать, – сказали мальчишки, а сами подумали: «Красавица, хоть старая».

В сторонке шептались сыщики из первого класса, Кристина и Кирилл:

– Мы первоклассные сыщики, и мы отыщем для Лидки этого типа! И тогда Князева купит нам фисташки и жвачку.

– Жвачку интеллигентные люди не жуют, – Кристина поморщила носик, – пусть Лида купит нам по шоколадке «Счастливое детство».

В квартире писательницы зазвонил домофон. Это было странно: все знакомые и родственники знают, что среди дня к ней приходить нельзя: писательница сидит за письменным столом и пишет очередную книгу. И если ее отвлечь от этого занятия, то можно получить от нее по полной программе. Барбосов говорит про писательницу: «Я таких уважаю – врежет, чтобы не лезли. Я и сам такой – вмочу, мало не покажется, если меня достать». Писательница, конечно, никого не бьет, ни родственников, ни знакомых. Но может глянуть так, что взглядом все объяснит. Даже близкая подруга однажды сказала: «С тобой опасно – где сядешь, там и слезешь». – «А не садись, пока не приглашу». Они дружат с детства и легко понимают друг друга. «Извини, буду смотреть на часы внимательнее», – пообещала подруга. Ссориться они уже не могут – за все годы дружбы ни разу не удалось.

Писательница возмутилась вслух:

– Кого принесло? – и совсем барбосовским грубым голосом спросила в трубку домофона: – Кто там?

Ответ мог быть таким: «Картошку продаем», и тогда она ответит: «Спасибо, не надо» – и снова примется за работу. Перебили, и входить снова в рабочее состояние трудно. Но что делать?

Ни про какую картошку ей не сказали, трубка молчала. «Хулиганят», – решила она и отошла от двери. Но домофон зазвонил снова, еще громче, так ей показалось. Опять спросила:

– Кто, отвечайте.

Трубка молчала. Чтобы скорее прекратить эту волынку, она нажала кнопку у трубки, открыла дверь подъезда. И услышала шум лифта, а потом и в ее дверь позвонили длинно и очень уверенно. Как будто сказали: «Открывай, я не грабитель».

Писательница, как все люди, любопытна, ей уже интересно, кто же это так настойчиво ломится в ее дом. Она распахивает дверь, а там девочка, ей лет одиннадцать, в крайнем случае – двенадцать. Зеленая курточка, зеленая шапочка, а на лбу челка, зеленые глаза смотрят немного испуганно:

– Надо срочно поговорить, – бормочет девочка, – меня зовут Галя.

– Это еще не причина, – ворчит писательница, но девочка входит в прихожую и отряхивается от снега, вздрагивая, как щенок. Она кидает на пол свою красивую шапку, от шапки натекает лужица, а от сапог – еще одна. Девочка быстро сбросила сапоги, всунула ноги в тапки, которые достала из сумки. А сумка была огромная, на колесиках. С такими сумками запасливые старушки ходят на рынок за овощами.

– Я всегда ношу с собой тапочки, свои гораздо удобнее, чем чужие обувать, правда же? – Она смотрела ясными карими глазами, улыбка веселая и ровненькие белые зубы. Красивая девочка.

Вот она заглянула в комнату:

– Одна живете? Я, когда вырасту, тоже буду одна – замуж выходить глупо, писатель должен сосредоточиться на творчестве, правда же?

– То есть ты пришла, чтобы мне это сказать? – иронию надо прятать подальше, обижать девочку не хочется.

– Нет, это просто к слову. А пришла я к вам как к своей коллеге. Я тоже пишу книги. Иногда стихи, но чаще прозу. Вы что сначала почитаете? Фэнтези? Или детективы? Ваши книги многим в нашем классе нравятся. Но вы пишете повести и рассказы, а я во всех жанрах работаю. В этой сумке мои произведения, еще не все – дома целый ящик и еще тумбочка. – Она вкатила в комнату сумку, колесики жужжали, настроение у писательницы все больше портилось.

– Какая удача, что я вас разыскала! Весь Лунный бульвар вас знает, но они меня отговаривали к вам ходить – мешать нельзя. А я все равно пришла. Какая радость!

«Какой ужас», – подумала писательница, косясь на огромную набитую сумку.

– Я принесла толстый роман, называется «Предательство», есть еще одно название – «Прощай, бывшая подруга Соня!» Иногда бывает два названия, может, вы не знаете – я вас уверяю.

– Вообще-то в такие часы ко мне никто не приходит и даже не звонит – это опасно, я вспыльчивая, – писательница искала путь вежливо отказать этой девочке, но обидеть не хотела. Еще в детстве мама внушила: не обижай никого.

И тут девочка засмеялась:

– А я и не звонила, хотя раскопала ваш мобильный номер. Ведь писатель должен помогать писателю, верно? – И она стала выкладывать на рабочий стол писательницы пачки листов. – Вот фэнтези «Опавший лист», или «Подвал будущего». Классно? А это роман, часть вторая – «Убитая дружба, или Прощай бывшая подруга Соня». Я решила Соньку достать. А вот рассказ, называется «Он испортил мне жизнь на весь шестой класс». Про одного парня Игоря. И еще – «Осень, переходящая в лето» – огромная поэма о любви.

Писательница молча смотрела на свой рабочий стол, поверх ее неоконченной повести были навалены эти чужие листочки. Сама она даже чашку кофе никогда не ставит на этот стол – рабочее место надо уважать. А тут эта чужая Галя накидала кипу бумаги. И вдруг догадалась: «Да она же просто наглая!» Стало легче – можно не бояться обидеть. Такая девочка сама обидит кого угодно. И не постесняется.

– «Дождь со снегом» – стихи и проза, – плюх кипу на стол. – В семи частях большая поэма.

– А ты прочла «Евгения Онегина»?

– Времени нет, я пишу. А на бульваре пес анекдоты рассказывает, Степа зовут, а вы вставляете его в книги. Ничего интереснее не нашли – пес какой-то! Не обижаетесь? Писатели должны друг дружку критиковать. А мой папа говорит, что я графоманка, это такая болезнь. Клептоман любит воровать. Библиоман любит собирать книги. А графоман имеет страсть – пишет и пишет. И я пишу. И мне ни до чего больше. Про любовь пишу, а больше ничего интересного в жизни и нет. Вот еще вам кладу роман ехидный – «Вид сверху на бессовестного». И еще один роман – «Все кончено навек». Это фантастический крик души. Все пока. Читайте и наслаждайтесь, через три дня зайду, поторопитесь, у меня терпения мало.

Писательница отвернулась, чтобы «коллега» не видела ее смеха.

– Я вас в зеркале вижу, ничего смешного нет. Если не будете мне помогать советами, я пожалуюсь в ваше издательство «Астрель», комната триста три. Ведь они ваши начальники, раз вас издают?

– Нет у меня начальников, никого не боюсь. И забирай все свои произведения, быстро.

– Ну и ладно, – она стала запихивать «творчество» в сумку, – у нас с вами состоялся творческий разговор, ведь правда? Я вам понравилась? Как личность?

– Нет, – откровенно сказала писательница, – не люблю нахальных и самоуверенных.

– Без нахальства не проживешь, – хмыкнула Галя, – в наш сложный век надо быть наглым. А вы разве не нахальная?

– Нисколько.

• Предыдущая
• 11/50
• Следующая