Вопрос крови - Рэнкин Иэн - Страница 10

• Предыдущая
• 10/95
• Следующая

— Вы что, себе вены резали? — спросила она, глядя на его бинты.

— Может быть, и порежу, если ты раздавишь мою сигарету.

Она наклонилась, подняла сигарету и приблизилась вплотную, чтобы сунуть ему в рот.

— У меня зажигалка в кармане, — сказал он.

Вынув зажигалку, она зажгла ему сигарету, умело загораживая ладонью пламя и не сводя с него глаз, словно оценивая впечатление, производимое на него ее близостью.

— Прости, — извинился он, — но сигарета у меня одна-единственная.

Курить и одновременно поддерживать беседу было трудно. Кажется, она это поняла, потому что после двух-трех его затяжек она выхватила сигарету у него изо рта и сунула ее в свой собственный. Ее ногти, которые проглядывали сквозь черные кружевные перчатки, тоже были выкрашены в черный цвет.

— Я не очень-то разбираюсь в моде, — сказал Ребус, — но мне почему-то кажется, что это не только траур.

Она улыбнулась так широко, что он мог увидеть ряд мелких и очень белых зубов.

— Никакой это не траур.

— Но ведь ты учишься в Академии Порт-Эдгар, не так ли? — Она недоуменно взглянула на него, не понимая, как он мог догадаться. — Иначе ты бы сейчас находилась на занятиях, — пояснил он. — Распустили ведь только учеников Порт-Эдгара.

— Вы репортер? — Она сунула сигарету обратно ему в рот. Он ощутил вкус губной помады.

— Я коп, — сказал он. — Из Отдела уголовного розыска. — Казалось, сообщение это не произвело на нее ни малейшего впечатления. — Ты, очевидно, не знала погибших?

— Конечно знала! — Она вроде как обиделась — не хотела оставаться в стороне.

— Но не огорчена их смертью.

Она поняла, что он имеет в виду, вспомнив, как сама же сказала: «Никакой это не траур».

— Если уж начистоту, то я им завидую.

И она опять вперилась в него взглядом. А он не мог не задаться вопросом, какой она будет, если стереть с ее лица краску. Хорошенькой, наверное; возможно, даже беззащитной. Ведь ее раскрашенное лицо — это маска, за которой легко укрыться,

— Завидуешь?

— Ведь они же умерли, правда?

И дождавшись его кивка, она передернула плечами. Ребус опустил глаза на сигарету, и она опять отняла ее, сунув в собственный рот.

— Ты хочешь умереть?

— Из любопытства, вот и все. Хочется узнать, каково это. — Она вытянула губы трубочкой и выпустила вьющееся колечко дыма. — Вот вы, наверно, видели мертвяков.

— Слишком часто.

— А как часто? И как умирают, видели?

Отвечать на этот вопрос ему не хотелось.

— Ну, мне пора. — Она сделала движение, чтобы вернуть ему то, что оставалось от сигареты, но он покачал головой. — Кстати, как тебя зовут?

— Тири.

— Терри?

Она сказала по буквам:

— Но можете звать меня «мисс Тири».

Ребус улыбнулся.

— Полагаю, что имя ты себе придумала. Ну, возможно, еще встретимся, мисс Тири.

— В любое время, как только пожелаете, мистер Следователь! — Она повернулась и пошла в сторону центра, уверенно, несмотря на полуторадюймовые каблуки, и поминутно откидывая назад падавшие обратно пряди; потом она коротко махнула ему рукой в кружевной перчатке, зная, что он глядит ей вслед, и наслаждаясь своей ролью. Ребус догадался, что она из числа так называемых готов. Он видел таких в городе возле магазинов, где продают музыкальные диски. Одно время их гнали с Принсес-стрит-гарденс, на этот счет было особое распоряжение городского совета — не то они вытоптали клумбу, не то перевернули мусорную урну. Сообщение в газете вызвало тогда у Ребуса улыбку. Протянулась ниточка к панкам и дальше — к пижонам — подросткам, отстаивавшим свое право вести себя как им вздумается. До армии он и сам нарушал приличия. Слишком маленький, чтобы влиться в ряды первых пижонов, он стал потом парнем в купленной из вторых рук кожаной куртке с бритвой в кармане. Куртка была не совсем правильной — не байкерской, а в три четверти длины. Он подкоротил ее кухонным ножом, после чего из нее торчали нитки и виднелась подкладка.

Своего рода бунтарство.

Мисс Тири скрылась за поворотом, а Ребус направился к пабу «У лодочника», где его ожидала Шивон с заказанным пивом.

— Я уж думала, что придется твое пиво выпить мне, — жалобно сказала она.

— Прости. — Взяв кружку обеими руками, он поднес ее к губам. Шивон отыскала для них уединенный столик в уголке. Перед ней лежали две кипы бумаг, а рядом с ними — содовая с лаймом и открытый пакетик с арахисом.

— Как твои руки? — осведомилась она.

— Беспокоит только мысль, что не играть мне больше на рояле.

— Какая ужасная потеря для мира легкой музыки!

— Ты когда-нибудь слушаешь тяжелый металл, а, Шивон?

— Стараюсь не слушать. — И после паузы: — Если только чуточку «Моторхеда», чтобы разогреть гостей на вечеринке.

— Я имел в виду что-нибудь поновее.

Она покачала головой:

— Ты и вправду считаешь это место подходящим?

Он огляделся:

— По-моему, аборигены нами не заинтересовались. Мы же не снимки, сделанные на вскрытии, по столу раскладываем.

— Однако там есть снимки с места преступления.

— Спрячь их до поры. — Ребус глотнул еще пива.

— Ты уверен, что с твоими таблетками можно пить спиртное?

Проигнорировав этот вопрос, он мотнул головой в сторону одной из кип.

— Итак, — сказал он, — что же мы имеем в результате и насколько мы сможем продлить наше выездное задание?

Она улыбнулась.

— Не очень-то спешишь опять встретиться с начальством?

— Только не уверяй, что ты мечтаешь о встрече!

Она словно бы призадумалась, а потом пожала плечами.

— Радуешься гибели Ферстоуна? — спросил Ребус.

Она кинула на него злобный взгляд.

— Это я так просто, из любопытства, — сказал он, опять вспомнив о мисс Тири. Он мучительно долго пытался придвинуть к себе один из верхних листов в кипе, пока Шивон не догадалась сделать это вместо него, потом они долго сидели бок о бок, не замечая, что смеркается и день постепенно клонится к вечеру.

Шивон отправилась к стойке взять еще выпить. Бармен попробовал расспросить ее о бумагах, но она перевела разговор на другую тему, и кончилось все литературными реминисценциями. Шивон, оказывается, понятия не имела, что название паба «У лодочника» встречается у Вальтера Скотта и Роберта Льюиса Стивенсона.

— Вы не просто в пабе сейчас пьете, — заметил бармен, — вы пьете в историческом месте.

Она чувствовала себя туристкой. Десять миль от центра города, а ощущение совсем другое. И дело тут не только в произошедших убийствах, о которых, как она вдруг поняла, бармен и словом не обмолвился. Жители Эдинбурга склонны воспринимать пригороды как нечто единое: Портобелло, Масселберг, Керри, Саут-Квинсферри — для них это все части города, не больше. На самом деле даже и Лейт, соединенный с центром Эдинбурга безобразной пуповиной Лейт-Уок, из кожи вон лезет, чтобы сохранить свою идентичность. Удивительно, зачем им это так нужно.

Судьба забросила сюда Ли Хердмана. Родился он в Уишоу, в семнадцать лет пошел в армию, служил в Северной Ирландии, потом за границей, потом обучался в школе ОЛП. Восемь лет прослужил в особых частях, а потом вернулся, как мог бы он выразиться, «на гражданку». С женой он расстался, оставив ей двух детей в Херефорде, где располагался их полк, а сам подался на север. Исходная информация была обрывочной — ни слова о том, что сталось с его женой и детьми и почему они расстались. В Саут-Квинсферри он обосновался шесть лет назад. Здесь и погиб, в тридцать шесть лет.

Шивон взглянула на Ребуса, принявшегося за другой бумажный листок. Ребус тоже был в армии и, как она слышала, служил в войсках особого назначения. Что знает она об ОЛП? Только то, что прочитала в этих материалах. Специальное подразделение, база в Херефорде, девиз «Побеждает дерзкий». Отбирают туда самых лучших, которых только можно найти в рядах армии. Создано подразделение во время Второй мировой войны для целей дальней разведки, но прославилось при осаде иранского посольства в 1980 и в Фолклендской кампании 1982 года. Карандашная приписка на одном из листков указывала, что связывались и с бывшими работодателями Хердмана с целью получения возможной информации. Она обратила на это внимание Ребуса, но тот лишь фыркнул, сказав, что не думает, будто работодатели эти были очень уж словоохотливы.

• Предыдущая
• 10/95
• Следующая