Колдун - Григорьева Ольга - Страница 92
- Предыдущая
- 92/112
- Следующая
– Впусти. Это Добрыня.
Это и впрямь оказался боярин. Грузно продавливая хлипкие половицы и пригибаясь, чтобы не задеть головой низкую матицу, он подошел к лавке, склонился над Выродком:
– Ну, как ты?
– А ты? – вопросом на вопрос ответил тот. Не ожидавший иного ответа Добрыня сразу перешел к делу:
– Погляди-ка, что наши у роднинских стен нашли. Может, тебе эта вещица знакома? Они болтают, будто ее хозяин в кота перекинулся и в Родню убежал.
– А ты веришь? – не открывая глаз, поинтересовался болотник. Добрыня хмыкнул:
– После встречи с тобой я во многое стал верить… Выродок приподнялся, сощурился. Протянутая к нему сума пахла лесом, травами и человеком. Тем самым человеком, чей запах Егоша запомнил на всю жизнь. Забыв о слабости, он сел, спустил с лавки ноги. Зелье уже начинало действовать, и голова не кружилась, как тогда, ночью, когда, спеша уйти от возможного преследования, он кинулся в Нестру и, преодолевая течение, поплыл к Киеву…
– Дай-ка.
Добрыня положил суму ему на колени. Егоша недолго смотрел на нее, а затем кивнул Полеве:
– Принеси сухое. Мне нужно к князю.
– Что? – заволновался Добрыня. – Стряслось что?
– А то стряслось, что нынче в Родню явился тот, кто мне под стать. Это я с ним поцапался. – Он покачал головой: – А я-то понять не мог – с чего я Крогурушу не учуял? Вот тебе и Крогуруша…
Полева принесла одежду, разложила ее на лавке перед Выродком. Даже не глядя на заботливо постиранные и даже кое-где вышитые ею вещи, болотник принялся одеваться. Его движения казались неловкими, и от боли он иногда кривил лицо, но голос оставался ровным:
– Убеди князя, боярин, что теперь у него одна дорога – заставить брата явиться с повинной. И чем скорее он это сделает, тем лучше. Иначе Сирома сбережет Ярополка, а потом, возможно, сомнет Владимира.
– Сирома? – Добрыня впервые слышал это имя, но Выродок уже не раз доказал свою преданность и сомневаться в его словах было глупо. Пока его следовало слушать. Только пока…
– Да, – натягивая порты, кивнул болотник. Волнение боярина плескалось на него мутной волной, мешало сосредоточиться. Егоша не ведал, зачем Сирома явился в Родню, но в одном не сомневался – Владимиру уже не придется оплачивать победы столь малой кровью – сила Велеса встала на сторону его брата. Припозднилась, но все же встала. Волхву потребуется совсем немного времени, чтобы вернуть Ярополку уверенность в своих силах и помочь ему выкрутиться из беды, но, пока этого еще не случилось, следовало поспешить.
– Но как…
Заметив огорченное лицо боярина, Егоша поморщился. Тревожащий Добрыню вопрос висел в воздухе, полыхал перед взором болотника огненным свечением: как и кто пойдет в Родню торопить Блуда?
– Я не могу, – коротко заявил Егоша. – Сирома меня слишком хорошо знает. Продаст.
– Но кроме тебя никто не пройдет сквозь стены, – тихо признал Добрыня.
Никто не пройдет… Боярин говорил верно. Даже Полева ничем не смогла бы помочь. Хотя…
Егоша стрельнул глазами на съежившуюся в углу мерянку:
– Она сходит.
– Она?
– Да, она. Блуд ее знает, и коли придумать ей сказку – ее впустят. Какие подозрения на бабу? Она поторопит Блуда, а тот уж сам решит, как побыстрее выставить Ярополка из Родни.
– Я не пойду, – неожиданно сказала Полева. Остолбенев от ее внезапного отказа, колдун уронил на колени еще неодетую срачицу.
– Почему? Боишься?
– Нет. – Полева и впрямь не боялась. Смерть не страшила ее, как раньше, но теперь она поняла, чего добивался Выродок. Он желал смерти Ярополка. Это было гнусно… Выманить князя лживыми посулами, а затем лишить его жизни… Полева любила колдуна, но помогать ему в подобных мерзостях не желала! Выпрямившись, она заставила себя произнести еще раз:
– Я не пойду!
Зло отшвырнув срачицу, Егоша встал и, шагнув к ней, больно ухватил двумя пальцами за подбородок:
– Почему?
Мерянка стрельнула глазами на Добрыню. Она все смогла бы объяснить Выродку, возможно, даже уговорить его не опускаться до столь подлого поступка, но боярин мешал ей. Заметив ее замешательство, Добрыня скользнул к дверям:
– Вы тут пока потолкуйте, а потом, ежели сговоритесь, ты меня у Владимира сыщешь…
Слегка опешивший от необъяснимого поведения ранее покорной мерянки, Егоша сумел лишь кивнуть, но, едва дверь за боярином закрылась, он вплотную подступил к упрямице, жестко встряхнул ее за плечи:
– Не ты ли клялась, что будешь делать все по моему слову?!
Глядя в его мутные, будто болото, глаза, Полева глубоко вдохнула. Настало время поговорить. Страх перед таящимся в душе Выродка злым существом закрался в ее сердце, руки затряслись, но уберечь его от страшного греха было необходимо. На этой земле он не знал покоя, но теперь, не понимая, что творит, он лишал себя и покоя после смерти! Неимоверным усилием подняв к груди отяжелевшие от страха руки, она нащупала подарок Антипа, сдавила его в вспотевших пальцах.
– Не кричи.
И в мольбе вскинула на Егошу глаза. До сей поры болотнику не доводилось испытывать ничего подобного. В огромных зрачках мерянки пряталась могучая и спокойная сила. Опалив его душу, она рванулась в наглухо запертое сердце и, словно разрыв-трава, сокрушая все на своем пути, принялась сминать его, заставляя вздрагивать от рвущей нутро боли. Отступив под ее натиском, болотник отвернулся и, не желая признавать поражения, рыкнул:
– Добро… Говори, что думаешь.
Полева сглотнула. Неужели он позволил ей высказать свои чувства?! Неужели согласился выслушать? Это было немыслимо… Что с ним – ослаб от ран или проснулось сострадание? Она-то думала – с первым же вырвавшимся из нее словом болотник разотрет ее в пыль и пустит мыкаться по дорогам, иль того хуже – обойдется как с Альвовым братом…
Не веря в чудо и торопясь все объяснить, она забормотала:
– Я ведь знаю, зачем ты Ярополка выманиваешь. Ты его убить хочешь. А мой Бог велит никого не убивать. Грешно это…
Егоша поморщился. Мерянка дурила.
– И что же это за Бог? – пренебрежительно поинтересовался он. Полева вздохнула. Она скрывала от Выродка имя Бога, который дал ей силы верить и любить, но нынче, видно, настало время открыться. Поднеся к лицу болотника сжатую в кулак ладонь, Полева разжала ее. Первый солнечный лучик проскользнул сквозь щель в окне, коснулся лежащего на ее ладони крестика и, отразившись от него, брызнул в глаза Егоше ярким светом. Болотник отшатнулся. Слабость от когтей Крогуруши, оказавшейся самим волхвом, еще давала о себе знать, но этот невзрачный крестик ударил его куда больнее, чем когти оборотня. Словно вырываясь из пут, что-то забилось внутри него, перед помутневшим взором встало ласковое лицо матери, строгие глаза отца. Дым родного печища проник в ноздри, теплая ладошка Настены легла в дрогнувшие пальцы. Ужас произошедшего окатил давящей волной. Что с ним случилось? Что он наделал?!
Испугавшись искаженного мукой лица болотника, Полева убрала крест и бережно подхватила его оседающее на пол тело. Она уже сожалела, что затеяла этот разговор. Сегодня Выродок был так слаб, так беспомощен, а она воспользовалась его болезнью! Закусив губу, Полева подвела болотника к лавке, помогла сесть и, опустившись на колени, прижалась мокрой от слез щекой к его руке:
– Прости меня! Прости…
Ее голос вернул Егоше реальность. Мать, отец – все это было, но давно осталось позади. А почитающая нового Бога Полева просто ничего не понимала. Однако ее любовь и спокойная сила заслуживали уважения. Устало опершись ладонями на лавку и не чувствуя на своей руке пылающей девичьей щеки, Егоша склонил голову:
– Послушай одну историю, девочка.
Полева вздрогнула. Болотник никогда не называл ее девочкой. Так ласково ее звал лишь Буркай! Бедный старый Буркай… Интересно, прошли ли изувечившие его лицо шрамы и помнит ли он о болотнике? А может, и его, как когда-то Богумира, потянуло на охоту под предостерегающе пылающими в небесах звездами Стожара и обретший от их света невероятную силу медведь уже давно изорвал в клочья его слабое старое тело?
- Предыдущая
- 92/112
- Следующая
