Колдун - Григорьева Ольга - Страница 72
- Предыдущая
- 72/112
- Следующая
Добрыня легко похлопал пальцами по Настениным щекам. Распахнувшиеся голубые глаза девушки ударили по его душе невыплаканной болью, заставили отвернуться.
– Он ушел, девочка, – не дожидаясь вопроса, сказал он.
Настена села и, еле сдерживая слезы, жалобно прошептала:
– Он… Он… Он такой… А я из-за него…
И, не выдержав, она зарыдала. Добрыня зажмурился. Он не выносил женских слез – казалось, будто скулит и жалуется на что-то, перебравшись в дергающееся женское тело, его собственная душа.
– Тебе надо уходить из Полоцка, девочка, – тихо предложил он. – Я сам найду тебе провожатых, сам выведу из городища. Коли тебе есть куда пойти – ступай, а коли некуда – вспомни мое обещание. В моем доме в Новом Городе места много – тебе хватит.
Только теперь Настена вспомнила, где раньше видела это чернобородое лицо. Конечно! «Добрыня», – так назвал этого новоградца Варяжко. И еще добавил: «Он от своих слов не откажется – поможет тебе, коли встретиться доведется». Ведал бы он, как и когда они увидятся…
Боль разорвала сердце Настены. Всех она потеряла, всех! Кого по глупости, кого из упрямства… Сама от любви отказалась. И из-за кого? Из-за Егоши? Но Егоша умер! А этот гнусный, даже не улыбнувшийся ей при встрече Выродок был кем-то чужим! Теперь она понимала и ненависть к нему киевлян, и желание Варяжко разделаться с ним. По его вине потеряла она свою любовь, по его вине плакала в неволе гордая и красивая Рогнеда… Век не отмолить ей у пресветлых богов прощения за такого брата. Отцу с матерью не отмолить…
Вспомнив о родных, Настена выпрямилась. Никого у нее не осталось, кроме отца и матери. Давно рвалась ее душа в родные края, а нынче, видно, настало время самой туда отправиться. Она вытерла слезы:
– Благодарствую за приглашение, боярин, а только у меня родичи есть. К ним пойду.
Добрыня помог девке вылезти на свет. Выродок не ушел далеко, сидел в горнице на лавке возле стола, перебирал длинными пальцами какие-то обереги Рогнединого знахаря. Рядом с ним, поддерживая безвольно обмякшее тело княжны, стояли Добрынины кмети. А у ног болотника, утопая в луже крови, с грубо перерезанным горлом, лежал сам хозяин избы – голубоглазый старик-знахарь. Заметив его, Добрыня удивленно вскинул брови, а Настена всхлипнула, прижимаясь к боку боярина.
– Он, дурак, сюда заявился и на меня с ножом полез. Вот и получил, чего желал, – добродушно пояснил болотник и тут же поинтересовался: – А вы-то чего там застряли?
Притискивая к себе Настену и стараясь не смотреть на жалкое, худое тело мертвого знахаря, боярин хрипло ответил:
– Сестре твоей помогал.
– А-а-а. – Тот равнодушно пожал плечами, отвернулся: – Пошли, что ли?
Ярость и боль потери придали Настене сил. Рванувшись из Добрыниных рук, она прыгнула к брату. Ее огромные глаза впились в лицо Выродка:
– Ты не мой брат! Ты – выродок, убийца! Мне жаль, что киевские бояре не сумели с тобой расправиться! Мне стыдно жить, имея такого брата!
Спокойно перехватив ее занесенную для удара руку, болотник подтолкнул девку к Добрыне:
– Когда-то я любил тебя, сестра, но все проходит и все меняется… Ступай прочь и моли богов, чтобы больше не очутиться на моей дороге.
Отброшенная его сильной рукой, Настена рухнула на широкую грудь боярина и затряслась, зарывшись лицом в его надежное плечо. Новгородец чем-то напоминал ей Варяжко. Как хотелось бы прижаться к его сильной груди, ощутить рядом его надежное тепло, услышать дорогой голос… Но она устала, слишком устала, да и кто знает – простит ли ее нарочитый? Ведь по ее милости князь погнал его за Волчьим Пастырем, когда Рогнеда приезжала в Киев. Варяжко вряд ли стерпел позор от простой болотной девки. Верно, уже давно нашел себе другую, утешился… А ей остается жить одной…
Оторвавшись от Добрыни, Настена смолкла, утерла слезы.
– Давно бы так, – заметив ее жест, ухмыльнулся болотник. – От нытья проку нет. – И, переведя на Добрыню красивые безжалостные глаза, напомнил: – А нам, боярин, поспешить надобно. У нас впереди много дел, и без моей помощи твоему князю с ними не сладить.
Болотник пугал и восхищал Добрыню одновременно. Он был подлецом, но иногда один умный и ловкий подлец оказывается нужнее десятка честных и преданных друзей…
Все еще прижимая к себе хрупкое девичье тело, Добрыня кивнул болотнику:
– Пойдем, Выродок!
ГЛАВА 35
Вести о захвате Полоцка примчали в Новый Город три больших черных жеребца. Увидев их, Полева испугалась. Летящие по улице вороные походили на несущихся неведомо куда вольных Стрибожьих внуков. Даже их огромные с лиловым отливом глаза сияли какой-то дикой, неприрученной красотой. Заглядевшись на коней, Полева не сразу заметила гордо восседающих на их лоснящихся спинах всадников и, лишь когда улеглась потревоженная конскими копытами пыль, по их высоким красным шапкам поняла – летели могучие жеребцы из Полоцка, несли вести от Владимира. Сообразив, что к чему, она метнулась на двор к Антипу и с порога закричала:
– В городище гонцы из Полоцка прибыли!
Антип сидел в светлой горнице за столом и, старательно выводя кистью из моченого конского волоса сложный узор, что-то разрисовывал. От громкого крика Полевы он выпустил кисть из руки, оглянулся:
– И что слышно? Она пожала плечами:
– Ничего покуда. – Не удержавшись от любопытства, заглянула старику через плечо и ахнула: – Ох, красота-то какая!
Лежащая перед Антипом поделка и впрямь была красива. Старик славился своим умением выпиливать из камней и речных ракушек диковинные броши и подвески, а расписанные им чаши и кружки за большие деньги покупали богатые и важные купцы из далеких Херсонеса и Рима. По круглому ободу той чаши, что лежала перед ним нынче, летели такие же кони, какие недавно промчались через городище. Только на спинах нарисованных жеребцов не было вершников и масти они были иной – серые в ярких белых яблоках.
– Кому ж ты этакую красоту творишь? – поинтересовалась Полева. Обрадовавшись похвале, старик притянул ее, усадил рядом:
– А что скажешь, коли тебе?
– Мне?
Полева не ждала от Антипа подарков. Старик и так слишком многое делал для нее. Ведь это он выходил ее после исчезновения Выродка, он кормил ее, поил, давал одежду и кров. И хоть Антипу не удалось избавить ее от воспоминаний, успокоить убивающую ее боль он сумел. Благодаря его стараниям Полева уже не пыталась убежать из Нового Города и почти смирилась с мыслью, что никогда больше не увидит завладевшего ее сердцем знахаря. Ласковые и искренние речи Антипа принесли ей какой-то странный покой, а его Бог с грустным лицом каждый вечер перед сном утешал ее и каждое утро вселял надежду выжить.
Старик поселил Полеву в небольшой, но уютной клети, возле своей горницы, и повесил в переднем углу лик своего Бога. Он сам написал его скорбное и любящее лицо, поэтому новый Бог казался Полеве более близким и простым. Иногда она даже пыталась разговаривать с ним, доверительно выплакивая свою боль. И хотя Бог молчал, Полеве становилось легче. В молчании Антипиного Бога была надежда на счастье… А однажды Антип выпилил из дерева маленький красивый крестик и подарил Полеве. Мерянка пыталась отказаться от подарка, но Антип сам надел крестик ей на шею и шепнул:
– Это оберег моего Бога. Пусть он помогает тебе. С той поры в трудный миг Полева хваталась за подаренный Антипом оберег и шептала слова мольбы к тому, в кого так верил варяг и кто был так добр, что каждую ночь безропотно выслушивал ее бесконечные жалобы.
Вот и нынче, завидев летящих через городище черных жеребцов, Полева первым делом нашарила на груди крестик и испуганно сжала его в ладони. В тот миг она не заметила боли, но теперь, раскрыв ладонь, увидела посерединке глубокую, оставленную краем креста царапину. Она поднесла руку к губам, слизнула выступившую кровь.
– Что там у тебя? Покажь! – заметив ее удрученное лицо, потребовал Антип и, не дожидаясь ответа, развернул к свету узкую девичью ладонь.
- Предыдущая
- 72/112
- Следующая
