Невероятные приключения Марека Пегуса - Низюрский Эдмунд - Страница 4

• Предыдущая
• 4/35
• Следующая

— Что случилось? — Они с тревогой смотрели то на меня, то на тетку.

— Не видите? У тети Доры обморок!

— Ах, боже мой! Что с тетей? — Они бросились к тете и стали приводить ее в чувство. — Марек, беги за водой и валерьянкой.

Когда я вернулся с водой и валерьянкой, они уже выводили еле живую от страха тетю Дору на свежий воздух.

Я облегченно вздохнул и сел за уроки. Записал условие задачи и стал обдумывать решение. Вдруг снова звонок. Не успел я подняться со стула, как в комнату гуськом вошли три боксера с перчатками через плечо. Это были члены боксерской команды Буба I с братом и Муха Чопек.

— Привет, Марек, — сказал Буба I, — пан Алек назначил нам тренировку.

— Алека нет дома, — буркнул я в ответ.

— Ничего. Начнем без него, — сказал Муха Чопек, и все трое стали стаскивать спортивные костюмы. Вид у них был весьма решительный.

Прежде чем я успел открыть рот, Буба II ударил по тренировочному мешку с такой силой, что мешок грохнул меня по голове. Я почувствовал, что вместе со стулом лечу в какую-то темную пропасть. Когда я пришел в себя, то увидел, что надо мной с любопытством во взоре склонились Буба I, Буба II и Муха Чопек.

— Совсем увял, — сказал Буба I. — Этот прямой тебе удался. — Он одобрительно похлопал Бубу II перчаткой по плечу.

— Дай-ка воды! — скомандовал Муха Чопек, Буба I направился к столу и подал Мухе вазу с цветами. Муха выбросил цветы и вылил мне воду на голову. Я вскочил как ужаленный.

— Негодяи! — закричал я, отряхиваясь. — Убирайтесь сейчас же!

— Спокойно, малыш, не нервничай. — Буба I снисходительно похлопал меня перчаткой по лицу.

Я с яростью оттолкнул его:

— Эй, ты, убери лапы, а то как стукну!

— Ну что же, малыш, попробуй.

— На! — Основательно прицелившись, я дал Бубе в ухо.

Буба I покачнулся от удара, отлетел к стене, но тут же оттолкнулся от нее и бросился в атаку. На минутку ему удалось прижать меня к стене, но тут я пришел в ярость. Во мне взыграла кровь предков, бившихся под Грюнвальдом и Рацлавицами. Я ринулся в контратаку и ударил Бубу в челюсть. Буба пошатнулся, закачался, как пьяный, и рухнул на виолончель. Она разлетелась в щепки.

Пан Фанфара вдруг открыл глаза и сел на постели.

— Ударные, молчать! Пианиссимо! — пробормотал он и, в полном изнеможении упав на подушку, снова заснул.

Мы замерли, в испуге уставившись на разбитую виолончель. Первым пришел в себя Муха Чопек. Он наклонился над инструментом и с ужасом принялся его осматривать.

— Все в щепки.

— Утиль, — буркнул Буба II.

— Негодяи! — воскликнул я в отчаянии, чувствуя, что еще немного — и я разревусь. — Он нам этого не простит. Это все его имущество и… и… вообще… он говорил, что виолончель его жена.

— Не волнуйся, — сказал Буба I, — у нас в доме живет столяр — он склеит.

— Думаешь, сумеет? — Насчет этого у меня были большие сомнения.

— Факт! — заверил меня Буба I. — Он даже пианино полирует. Отнесу ему этот ящик, и он склеит.

— А успеешь вернуться до того, как пан Фанфара проснется? — беспокоился я.

Прежде чем Буба успел ответить, раздался звонок. Мы замерли в испуге.

— Кто-то идет, — шепнул Буба II.

— А ну, ходу! — скомандовал Буба I.

Он схватил инструмент и вместе с Бубой II выскочил в окно. Муха Чопек не успел. Он секунду озирался и наконец с решимостью отчаяния спрятался в футляр виолончели.

В прихожей раздались шаги, и на пороге появился пан Цедур, коллега пана Фанфары, элегантный мужчина с пышной шевелюрой.

— Как поживаешь, piccolo?[1] — приветливо махнул он мне рукой и огляделся. — А где же мэтр Фанфара… Ах, мэтр изволит почивать. — Пружинящим шагом он направился к постели. — Эй, Анатоль, ты все еще в объятиях Морфея? Вставай, лысый Аполлон!

— Пожалуйста, не будите его, — подскочил я к пану Цедуру. — Пан Фанфара заболел. У него сыпной тиф.

— Тиф, у такого ковбоя? — удивился пан Цедур. — Ты, наверное, шутишь, мой bambino.[2] Извини, мой мальчик, но я должен сказать ему пару слов по делу, не терпящему отлагательств, — на карту поставлены судьбы искусства.

— Знаю, знаю, — сказал я, стараясь не подпускать пана Цедура к пану Фанфаре, — вы, наверное, пришли за виолончелью.

— Угадал, bambino mio,[3] — ответил пан Цедур с изысканной улыбкой, стараясь отодвинуть меня в сторону. — Именно это привело меня к вашему бунгало.

— Не выйдет, — сухо ответил я. — Виолончели нет.

— Как это — нет? — поднял брови пан Цедур.

— Нет… нет, — проговорил я, — потому что… потому что пан Фанфара отдал ее склеить.

— Склеить? — пан Цедур приободрился. — Что за чепуху ты мелешь, piccolo bambino!

— Да, отдал склеить, — врал я уже напропалую, — потому что виолончель треснула вдоль и поперек.

— Да вот же она! — Пан Цедур вырвался из моих рук и подбежал к футляру. — Скажи своему maestro doloroso,[4] что я верну ее, как только он выздоровеет. Тифозные не играют на музыкальных инструментах.

— Не трогайте! — закричал я. — Пан Фанфара велел ничего вам не давать, вы и так обслюнявили у саксофона весь мундштук.

— Так и сказал? О лысый diavolo![5] Это ничего не меняет. Виолончель для артиста — рабочий инструмент. Великий Паганини в порыве творческого экстаза три раза вдребезги разбивал свою скрипку. А тут… подумаешь — обслюнявили мундштук!

Рассуждая таким образом, он все ближе подходил к футляру, и не успел я опомниться, как он схватил его, поднял — и охнул:

— Что за черт, как я ослаб!

Он постоял в раздумье, потом попытался вскинуть футляр на плечо.

— О, per Bacco![6] — громко воскликнул он. Футляр с глухим стуком упал на землю. В ту же секунду изнутри донесся пронзительный вопль Мухи Чопека:

— Ай, ай… спасите!

Испуганный, пан Цедур отскочил от футляра.

— Что это? Ты что-нибудь слышал, bambino mio? С минуту он прислушивался, потом подошел и с опаской приоткрыл футляр. Оттуда вывалился Муха Чопек.

— Ой… ой… моя нога! — завопил он и тут же выскочил в окно.

Пан Цедур остолбенел от удивления.

— Что это за шутки? — спросил он, вытирая лоб платком. — Пан Анатоль, видно, решил позабавиться? Ну, подожди, fratello mio,[7] я тоже умею шутки шутить.

С этими словами он бросился к телефону и набрал номер.

— Алло, «скорая помощь»?! Тяжелый случай тифа… Анатоль Фанфара, саксо-виолончелист, улица Липовая, двенадцать. В доме Пегусов… Да, сыпной тиф. Полное беспамятство, с приступами буйного бреда. Кто вызывает? Цезарь Цедур — музыкант. — Он бросил трубку и погрозил пану Фанфаре. — Придется объясняться со «скорой помощью», лысый Аполлон. А тебя я беру в свидетели, — бросил он мне и выбежал из комнаты.

Я упал в кресло и уже не пытался раскрыть учебники. Я ждал звонка. И что вы скажете? Не прошло и минуты, как в дверь позвонили. На этот раз пришли двое. Знакомый парень из модельной мастерской — Теось и его товарищ в длинном плаще. Они влетели как бомбы.

— Марек, взгляни, что у нас! Покажи ему, Горбач.

Парень, названный Горбачем, откинул полу плаща.

Блеснуло что-то металлическое. Я сделал вид, что мне и смотреть неинтересно. Но это их нисколько не обескуражило.

— Мы смастерили бомбу, — объявил Горбач. — Не веришь? Посмотри. — И он вытащил что-то похожее на фляжку. — Настоящая бомба. Конструкция простая. Оболочка из алюминиевой фляжки, в середке пирогектатритол. Разнесет любые стены. Давай фитиль, Теось!

Теось с энтузиазмом полез в карман и вытащил темный провод.

• Предыдущая
• 4/35
• Следующая