Сплетающий души - Берг Кэрол - Страница 32

Проще было вспомнить папино лицо — лицо Томаса, хоть оно и сливалось с обликом моей настоящей матери. Брат и сестра были очень похожи. Как я любил, когда Томас возвращался домой из поездки, потому что тогда от него пахло лошадьми, кожей и маслом, которым он смазывал клинки! Пробыв дома некоторое время, он начинал пахнуть, как спальня Филомены.

Я многим обязан Томасу. Он так никогда и не узнал, что Зиддари-Изгнанник, лорд Зев'На, подменил обреченного на смерть младенца его сестры Сейри на его собственное дитя. Томас старался быть хорошим отцом, но я боялся, что он распознает во мне колдуна и арестует меня. Десять лет Зиддари искажал разум Томаса и втянул его в войну, в которой ему не было места. Что сталось бы со мной, если б он не вспомнил обо мне перед смертью и не попросил сестру передать мне, как сильно он меня любит? Возможно, ничего из этого не произошло бы, и сейчас я уже стал бы герцогом Комигора, сражался бы за честь короля Эварда и, может, обручился бы с королевской дочерью Роксаной. Так задумывали Томас с Филоменой. Или, может, меня выследили бы лейранские шерифы, чтобы сжечь на костре, как моего настоящего отца. Но, вероятнее, Зиддари обнаружил бы чары, связавшие моего покойного отца с принцем Д'Нателем, и тоже забрал бы меня в Зев'На. Но тогда там не случилось бы моей матери, чтобы удержать меня от разрушения Моста. От порабощения мира ради лордов.

Я натянул поверх плаща одеяло и подоткнул его под спину, между собой и скалой. Ночь становилась все холоднее. Я пожалел, что не могу поговорить с матушкой. Попросить у нее совета. Она отлично умела разгадывать загадки и так много обо всем знала. Иногда меня подмывало рассказать ей больше о том, что со мной происходит. Но она лишь ужаснулась и огорчилась бы, поскольку с этим ничего нельзя было поделать. И мне не хотелось, чтобы она пересказывала это принцу; а она не любила ничего от него скрывать. Теперь же я даже не знал, жива ли она.

Я долго не мог уснуть той ночью. За несколько дней нашего с Паоло путешествия я выспался так, как мне не удавалось с самого возвращения из Зев'На, так что сейчас сон не шел ко мне. Вместо этого мои мысли бродили по кругу, я тревожился о матушке, о принце, который желал мне смерти, и о лордах, которые просто желали меня.

К тому времени, как луна пересекла небо и повисла над горизонтом прямо передо мной, мои мысли окончательно разбрелись. Я просто смотрел на ее серп, становившийся все больше и ярче, пока не заполнил собой все мое поле зрения. Когда свет окутал меня и проник внутрь, мир отступил. Сопение Паоло звучало тихо и отдаленно. Я больше не дрожал от холодного ветра и едва чувствовал связь с жесткой, стылой землей. Только луна была в моих глазах… луна… Что там говорил овцевод?

«Том вернулся домой поздно, и луна была в его глазах».

— Паоло! Проснись!

Я потянулся к нему, не поворачивая головы, его рука, казалось, была дальше от меня, чем луна. Я почувствовал, как он заворочался. Осторожно, чтобы взгляд ни на чем больше не задержался, я сомкнул веки и развернулся лицом к камню позади. Я снова открыл глаза — и увидел лунную дорожку, уходящую прямо в склон холма. Только самого склона там больше не было. Я смотрел на совершенно иную местность. Там тоже была ночь, но другая. Небо было пурпурным и черным, и совсем непохожие на те, что остались у меня за спиной и над головой, горели зеленые звезды.

— Скорее! — Мой голос донесся откуда-то издалека, едва различимый, хотя я не пытался шептать. — Отвяжи лошадей, брось все. Возьми меня за руку.

И оттуда же издалека я услышал голос Паоло, отвечающий мне:

— Добрый Джеррат, сохрани нас! Твои глаза пожелтели! Что стряслось? Ты?..

— Не беспокойся. Я вижу дорогу. Поспеши. И держись крепче. Я не чувствую твоей руки.

Мигом позже я ощутил пальцами легкое, как перышко, прикосновение и шагнул на плотно утоптанную дорогу, ведущую в страну моих снов. Голос Паоло казался такими тихим, что я скорее чувствовал его, чем слышал.

— Ну дела… Ты наполовину в скале… и хочешь, чтобы я шел следом.

Наконец я втащил его за собой, и мы оказались в том самом месте, которое мне снилось.

— Мы нашли его, — сказал я — и мой голос снова звучал как обычно.

Паоло замер рядом, мертвой хваткой вцепившись в мою руку.

— Добро пожаловать в Пропасть между мирами.

— Это не может быть Пропастью. — Паоло вжался спиной в скалистый утес, удостоверяясь, что он отодвинулся от края крутого обрыва так далеко, как это только возможно. — И плевал я на твои ощущения. Пропасть была страшным местом. Я никогда не рассказывал тебе, но я видел там такое… И хотя это место никто не назовет правильным, оно далеко не настолько страшное. Просто другое, как Авонар. Ну, может, чуть больше, чем Авонар.

Мы стояли на узком скалистом утесе, выгибавшемся над пустынным ландшафтом. Сполохи сине-зеленых молний рассекали небосвод, и гром рокотал над темной равниной, тянувшейся под нами во всех направлениях. У горизонта бушевала буря, клубящиеся черные тучи непрестанно меняли форму в жгучем свете.

— Ты прав, она изменилась — по крайней мере, эта ее часть — с тех пор, как мы выбрались из Зев'На, — ответил я. — Не могу объяснить почему. Сказать по правде, мы уже должны были сойти с ума.

— Может, это потому, что ты — сын принца и защищаешь нас, как он. Я не отойду от тебя ни на ладонь, можешь быть уверен.

Он явно хотел, чтобы я отступил от края обрыва, обратно к темному провалу в скале, черной арке, подсвеченной желтым лунным сиянием.

— Но я же ничего не делаю! Когда принц вел нас через Пропасть, он непрерывно колдовал, тратил каждую каплю сил, которую мог из себя выжать.

Даже когда мы пересекали Пропасть по Мосту Д'Арната, принцу приходилось сосредоточиваться и держать путь открытым, как если бы кто-то отводил ветви, пока ты идешь по лесной чаще.

— Так что это невозможно. Может, Вроун с приятелями покажутся и объяснят нам это, раз уж мы сюда добрались.

Я не ошибся. Моста Д'Арната поблизости не было, и все же мы стояли посреди Пропасти между мирами. Некогда она была частью меня, и я узнал ее, так же как другой мог бы узнать себя в детском портрете и даже припомнить, о чем он думал, пока его рисовали.

Пропасть была воплощенным хаосом, искаженными, обезображенными обломками, оставшимися от сотворения Вселенной, собранными воедино тысячелетие назад, когда трое чародеев-дар'нети, которых звали Нотоль, Парвен и Зиддари, зашли слишком далеко в поисках силы. Со времен этого события — дар'нети зовут его Уничтожением — Пропасть отделила человеческий мир от Гондеи. Этот хаос не имел собственного облика, но принимал уродливые формы, навеянные глубинными страхами странника, которому выпало несчастье пробираться сквозь него. Чудовища, разъедающие плоть ливни, реки крови, ямы со змеями, пауки размером с дом… Ужас в тысячах обличий ждал каждого, кто ступал в Пропасть.

Только древний владыка дар'нети, король Д'Арнат, и его Наследники смогли обуздать хаос. По словам самих дар'нети, только Мост Д'Арната, перекинутый через Пропасть, удерживал миры от дальнейшего разрушения. По словам лордов и зидов, Мост был язвой на теле мира, препятствующей полному овладению силой и позволяющей жадной и бесхребетной королевской семье порабощать истинных чародеев. Какой бы ни была правда, но до того дня, как принц вывел Паоло, мою мать и меня из Зев'На, еще никому не удавалось перейти Пропасть не по Мосту. Даже лорды не могли путешествовать там, как не могли и питаться ужасами Пропасти, наращивая свою силу. Вот почему я был для них столь желанной добычей. Они собирались вырастить меня, чтобы я подарил им Пропасть.

Я едва не сошел с ума во время побега из Зев'На. В пустыне я видел людей, которых привязывали к столбам на солнцепеке, пока их кожа не высыхала и не становилась черной и настолько ломкой, что трескалась и рвалась при малейшем движении. Именно так я и чувствовал себя, когда шаг за шагом удалялся от лордов. И все это время Трое предлагали мне избавление от боли, напоминали о силе и бессмертии, оставленных позади, искушали убежищем в холодной, бесчувственной тьме, которую они делили со мной.