В сердце роза - Гарридо Алекс - Страница 40

Здесь был странный свет, который не изгонял темноту, только делал видимым клубящийся туман, напоминающий движение огромных серых змей, свившихся клубком вокруг танцующих, и дрожащие бисеринки на висках и над сжатыми губами, и слезы, катившиеся по щекам вместе с каплями пота. Тяжкий и жестокий труд — распахнуть дверь и держать ее открытой столько, чтобы брат ушел и вернулся.

Там, где дальнее море с шорохом терлось о черный песок, стояла ночь. Брат растерянно озирался, не найдя того, что увидел из храма: путников, нуждающихся в помощи. Опоздал? Но на песке не было следов, как будто никто и не ступал на него от начала дней. Что ж, раздумывать некогда, каждый миг его пребывания здесь — труд и мука братьев. Тот, кого звали когда-то Бали, опустил сосуд, ввернув заостренное дно во влажный песок. На берегу валялось достаточно топляка. Собрав его в кучу, брат плеснул на него из сосуда. Пламя накинулось на высушенное солнцем и ветром дерево, облепив его сразу все, взметнулось высоко. Не о чем думать: если боги послали его разжечь огонь здесь, значит так и надо. Не ему рассуждать, не ему, чьяжизнь была подобна корыту для помоев, а стала словно сосуд с тайным огнем. И так милостивы к нему были боги, что отняли у него даже его опозоренное имя, дав взамен другие имена, те, что шептали с лаской и благоговением. А сегодня? Сегодня не дадут ему имени? Брат принял и это, отошел от огня и пропал во тьме.

Но тот, кто вышел из высокого пламени, так же в растерянности замер, озираясь, не понимая и не помня, где он, зачем он здесь, кто он такой. Души его не было с ним. Он пытался, но не мог ее найти и чувствовал в себе пустоту, и не знал себе имени. И он без сил опустился у огня, и позвал, и назвал имя чужое, но привычное губам, привычнее всех, оставшееся с ним, даже когда другие слова оставили его. Но никто ему не ответил.

День, ночь и еще день их носило по волнам. Дэнеш очнулся, ощупал голову и сказал, что рана не опасна, а соленая вода обеспечит быстрое исцеление.

— А где Тахин?

— Не знаю, — ответил Эртхиа. У него не осталось сил сокрушаться ни о судьбе Тахина, ни о своей. Он считал себя уже мертвецом и относился ко всему, как пристало мертвецу — равнодушно. Едва убедившись, что Дэнеш, вопреки его предположениям, жив, Эртхиа уронил голову на доски и уснул, несмотря на потоки воды, то и дело окатывавшие его. Он и так уже был мокр насквозь, и каждый сустав, каждая жилка заходились жалобами на разные лады. Судя по всему, оставалось немного. Они не утонули, но жажда и голод вскоре положат конец их жизни. Жажда раньше. Но пока мог спать, Эртхиа хотел только одного — чтобы его не тревожили для новых мучений.

Он проспал наступление ночи.

Дэнеш с трудом разбудил его.

— Мы еще живы? — не обрадовался Эртхиа.

— Там огонь, — сказал Дэнеш. — Костер. Там берег.

Эртхиа сначала и не шевельнулся, и не ответил ничего. С минуту он равнодушно созерцал ясное звездное небо над собой.

— Не может быть.

— Посмотри сам.

Эртхиа не повернул головы.

— Разве у нас есть весла, чтобы грести?

— Нас несет течением прямо туда.

— Не говори так. Пожалуйста, не говори. Я потерял надежду и не вынесу, если снова обрету и затем лишусь ее. Почему бы не дать мне умереть спокойно?

Дэнеш зашелся хриплым, каркающим смехом. Разрезав пояс, он осмотрелся, оторвал пару досок и, растолкав Эртхиа, заставил его грести. Это средство оказалось чудодейственным: не прошло и получаса, как Эртхиа уже вовсю прикидывал, успеют ли они до полуночи воспользоваться гостеприимством обитателей неведомого берега.

— Лишь бы они не погасили огонь, — беспокоился он.

— Нас несет прямо к берегу. Конечно, течение должно огибать остров…

— Откуда ты знаешь, что это остров?

— Течение же должно стремиться куда-то, не к суше… Это остров, и течение огибает его. Но когда мы окажемся ближе к земле, я смогу разглядеть берег, и мы доберемся до него вплавь.

— Но я не умею плавать! — возразил Эртхиа.

— Я помню. Придется мне потрудиться за двоих.

— А ты сможешь? — не сразу спросил Эртхиа.

Дэнеш молча пожал плечами. Эртхиа не стал добиваться ответа. Он его и не хотел уже. Но Дэнеш хлопнул его по спине.

— А это? — он показал на плывущий на привязи футляр. — Мы сможем держаться за него.

Эртхиа согласился.

По знаку Дэнеша, когда пришло время, он освободился от мокрой насквозь одежды и покинул зыбкое убежище, погрузился в воду, положив только руку на плечо ашананшеди и пытаясь, в соответствии с его советами, работать ногами и свободной рукой.

Ему опять казалось, что он в конце концов оказался в пасти чудовища, и все его странствия были только дорогой, ведущей в бездну, в бесконечности которой он чувствовал себя крохотным. И нет надежды, нет спасения. Но так уже казалось ему, когда он шел за Дэнешем сквозь песчаную бурю. И они вышли. Может быть, для того, чтобы погибнуть в водах неведомого моря. Но, так или иначе, он следовал за Дэнешем с полным доверием, решив, что, если вообще возможно спасение, то Дэнеш приведет к нему.

Волны подхватили и бросили их вперед, ударив грудью о твердое дно, и тут же поволокли обратно. Эртхиа почувствовал землю под собой, отпустил плечо Дэнеша и вдавил пальцы в утрамбованный прибоем песок. Но он словно таял, утекая вместе с водой. Струи его наждаком прошлись по обожженной коже. Рядом боролся Дэнеш. Мысль о том, что друг ранен и последний час в одиночку трудился, чтобы вырвать у моря обе их жизни, — что он, несомненно, нуждается в помощи, — подстегнула Эртхиа. Он зубами вгрызался, он вдавливал носки и колени, захлебываясь, глотая соленую воду пополам с песком, но он выполз на четвереньках туда, где силы убегающей волны хватало лишь на то, чтобы песок оплывал под изодранными ладонями. Шатаясь, он встал. Оглянулся. И рухнул без сил на песок. Грудь его ходила ходуном, дыхание раздирало горло, и он больше не пытался подняться, потому что успел увидеть: Дэнеш лежал неподалеку с закрытыми глазами и ловил ртом воздух, подобно рыбе, выброшенной на берег.

Они вырвались.

Костер пожирал тьму вокруг себя. Он лежал хищным цветком на черном песке, окруженный подсвеченным куполом. Нагой человек сидел рядом с костром — слишком близко. Он даже не щурился, глядя в высокий огонь, хотя колени его скрещенных ног почти касались пламени, и от жаркого дыхания костра шевелились его волосы, красные, как самая яркая медь.

Эртхиа первым бросился к нему, окликнул, протянул руку — но не коснулся. Остановился в шаге от него, руками прикрывая лицо от нестерпимого жара. Позвал по имени еще раз. Человек не обернулся, словно не слышал.

Дэнеш зашел сбоку, наклонившись, попытался заглянуть в глаза — и поразился неподвижности в них, царившей под золотым буйством отражающегося пламени.

— Что с ним? — шепотом спросил Эртхиа, отступая от огня.

— Его как будто и нет вовсе.

Эртхиа сел на песок там, где огонь согревал, не обжигая.

— Что мы будем делать?

— До утра — спать. А там посмотрим.

— Спать? А он ничего не сделает с нами? Пока мы спим…

— Что я знаю? — пожал плечами Дэнеш.

— Нет! — уверил себя Эртхиа. — Только бы он не ушел…