В сердце роза - Гарридо Алекс - Страница 25
- Предыдущая
- 25/90
- Следующая
— Нет! — засмеялся Акамие. — То, что я сам себе говорю, может быть правдой, а может не быть, как эти истории об оазисе Дари. Но если бы это сказал ты, а ты, я думаю, знаешь точно…
— А если я скажу, что это было?
— Как же я могу тебе поверить?
И Хойре так и не сказал того, что давно собирался сказать.
О друзьях ан-Реддиля
С утра в доме ан-Реддиля собрались все, кого он называл друзьями. Все. Не страшась того, что могут навлечь на себя немилость и опалу. И радовался Арьян, успокаивая их: ничто не грозит ни ему самому, ни его друзьям. А они перемигивались и подзадоривали друг друга и хозяина:
— Спой нам, Арьян!
— Спой ту, помнишь…
— Или ты робок стал, ан-Реддиль?
— Устрашил тебя повелитель Хайра?
— Или так он принял тебя, что теперь неудобно о нем говорить с друзьями?
— Кто о своем наложнике с друзьями говорит?
— Ты показал ему, что такое мужчина, Арьян?
— Что такое настоящий?
— Не ты ли теперь станешь править Хайром?
— Арьян у нас такой…
И он не знал, что ответить. Казалось — еще вчера был с ними одно. Песни одни пели, вино одно пили, разговоры вели одни.
И Арьян пел с ними?
Буйное дружество мечтающих о славе — роднее братьев.
А царь?
Что — царь! Кто меняет друзей на царскую милость, тот не всадник.
А кто смеется над беззащитным? Ведь беззащитен перед ними повелитель Хайра. Ведь не отправит на плаху бесчестящих его мальчишек. И потому беззащитен перед их похвальбой: вот мы какие, царя не боимся, и так скажем про него, и вот так еще. Всю правду.
Отца его так же не боялись?
И молчал Арьян, не смея предать ни того, ни этих. И вступиться за него не смея. Вот кто беззащитен: за кого и вступиться — бесчестье. И молчал Арьян.
— Что это у тебя, Арьян, — новая дарна?
— Ворчунью разбили.
— Покажи. Хороша! Сыграй нам, Арьян, — и спой!
— Да, ту: «Кто похитил мужество Хайра…»
— Лучше — «Укройте его покрывалом…»
— Что же ты, Арьян?!
И Арьян поднял к груди Око ночи, высоко сдвинул шнурок на грифе.
— Хотите, чтобы я спел?
— Хотим, хотим.
— Дайте вина.
И десять рук протянулись.
— Эй, не плесните, не облейте мне дарну!
Глоток, другой — отшвырнуть чашу.
— Эй, Арьян, ты о ком это?
— Откуда такие слова, Арьян, о ком?
— Об этом?
— Ты не болен?
Арьян рванул струны — дарна закричала.
— А вы не больны? Перебить песню!
И всех прогнал.
И больше не ходил в дома своих друзей, и они его сторонились. Заперся в своем доме с Уной и Унаной.
О тамариске
После зноя вечерняя прохлада радовала недолго: Эртхиа уже несколько раз разгребал под собой песок, закапываясь глубже, где еще сохранялось тепло. Всегда есть чему порадоваться в пустыне: днем — тому, что вечером отдохнешь от жары, ночью — тому, что утром согреешься.
— Холодно.
— Разведем костер. Тамариск — спасение. Он и сырой мгновенно разгорается, и его здесь много.
Дэнеш взял меч и мигом нарезал гибких ветвей на склонах песчаных холмов, с трех сторон окружавших их стоянку.
Разведя огонь, он обернулся к Эртхиа.
— Лучше идти ночью, днем спать. Мне легче будет определить направление по звездам.
И присвистнул тихо, и послушал, как откликнулся Ут-Шами, и следом окликнул хозяина Руш. Эртхиа крикнул ему в ответ. Веселый ревниво всхрапнул.
— А если львы? — озабоченно спросил Эртхиа Дэнеша. — Тут они уже водятся или дальше в пустыне?
— Могут появиться. Но они чаще промышляют вдоль караванных троп, как и племена хава и зук. Грабители держатся тех меcт, где есть кого грабить. Поблизости нет оазисов и селений, и только самые отчаянные караванщики выбирают этот путь.
— Вроде нас? — усмехнулся Эртхиа.
— Вроде нас. И коней здесь провести трудно, сам видишь.
— Без тебя мне бы здесь ни за что не пройти.
— Без меня тебе пришлось бы идти с караваном. Это и надежнее и опасней. Опытные караванщики знают дорогу, колодцы, ханы, расположенные вдоль караванных дорог. Но на караваны нападают разбойники. Если не удается отбиться, мало кто уцелеет, а уцелевшие будут проданы на базаре в Удже. Побережья, конечно, принадлежат Хайру, но между Аз-Захрой и Уджем лежит пустыня, которую войску пройти нелегко. Войску сколько воды надо! Так что на базаре в Удже никто не спросит, откуда у детей пустыни, живущих в черных палатках из козьей шерсти, рабы хайрской крови. Спросят только о цене. Зук продают всех пленников: зачем им лишние рты? Их жизнь сурова, воды и пищи хватает только своим.
— Хорошо, что я пошел с тобой, — согласился Эртхиа. — Только, если все же случайно нам встретятся зук, как мы отобьемся?
— Если это будут братья серого ящера, с ними у меня есть договор. А если кто другой, не знаю. Отобьемся как-нибудь. Может, кони унесут.
— У них ведь тоже кони. Здесь, кроме бахаресай, о других конях и не слыхали?
— Зук ездят только на верблюдах, коней не признают. Бахаресай разводят глубже в пустыне, в оазисах. Мы там будем через одиннадцать дней.
— А как же мы с Рушем и Ут-Шами туда пойдем? Неужели там не узнают своих коней?
— Мы не в те оазисы пойдем, где я коней беру. Те нам не по пути.
Эртхиа кивнул, успокоенный, расстелил плащ поближе к костру.
Костер разгорелся, и, согреваясь, царь-странник обретал обычное расположение духа. Тяжесть, лежавшая на душе, стала легче еще в Хайре, под ясным взглядом Акамие. А когда тронулись в путь, каждый парсан, отделявший Эртхиа от долины Аиберджит, казалось, вдвое облегчал его ношу. В конце концов, если до его возвращения ничего не решено, о чем горевать? Не может Эртхиа ан-Эртхабадр жить скорчившись. Или петь в полный голос, или ножом по горлу. Пока до ножа не дошло, будем смеяться, песни петь. Дэнеш понимал жизнь так же, только смеялся реже. А песен от лазутчика Эртхиа и вовсе не слыхал. Но на свой лад, как казалось Эртхиа, Дэнеш тоже праздновал волю.
— Эй, что там? Нора? — спросил Эртхиа.
Дэнеш зачем-то рылся в песке, что-то тащил из склона.
— Посмотри, Эртхиа.
Эртхиа подошел, наклонился. Дэнешу удалось выдернуть длинную плеть, облепленную песком, — корень тамариска.
— Видишь? Это была ветка. А вот здесь она переходит в корень. Рассказать тебе о ней? Она зеленела и цвела, и давала сладкий сок, высыхающий в крупу, так же как те, которые ты видишь перед собой. Ветер, переносящий пески, засыпал ее, придавил тяжестью. Намного вглубь ты найдешь такие же ветки, превратившиеся в корни, и тамариск не умер, но пророс. Вот что я знаю о тамариске. Он согревает, кормит и учит: прорасти свою беду насквозь. Взойди над ней неистребимой надеждой. А снова навалится, подомнет под себя — снова прорасти. Пусть побеги станут корнями, и пусть другие пробьются наверх. Тамариск не знает отчаяния — и он победитель. Видел ты песчаные холмы, поросшие тамариском? Он связал песок, многократно прорастая из тьмы и тяготы.
Эртхиа потянулся руками, дотронулся до ветви-победительницы, подержался за нее, как за руку. Потом бережно присыпал песком.
— Будем спать? — напомнил неохотно.
— Разве? — согласился с его нежеланием Дэнеш.
Эртхиа с готовностью уселся рядом.
— Расскажи еще что-нибудь. Вот, например, это правда, что к вашим селениям нельзя подобраться, потому что их стерегут горные духи? Мне говорили сведущие люди…
- Предыдущая
- 25/90
- Следующая