Под знаменем Льва (=Конан-Освободитель) - Картер Лин Спрэг - Страница 34

— Нам нужны еще сведения об армии Ульрика. Сколько у него людей?

— Тысяч двадцать пять, не меньше.

— Откуда столько? Когда я служил на севере, армия была не в пример слабее.

— Герцог Нумитор присоединился к Ульрику. А потом из Тарантии пришел весь легион Драконов.

— А что случилось с самим герцогом?

— В отчаянии после разгрома он заколол себя кинжалом!

— Вот как! Ты уверен, что ему не помогли? — спросил Конан. — Про Амалиуса Прокаса тоже говорили, что он заколол себя, но я знаю, кто его убил на самом деле.

— Тут сомнения быть не может. Герцог убил себя при свидетелях.

— Жаль, — сказал Троцеро. — Он был благороднее многих и слишком простодушен для кровавых гражданских смут.

Конан прервал его:

— Не об этом сейчас речь. Паллантид! Отведи капитана и его солдат в шатер, а потом возвращайся. Доброй ночи, капитан.

Публий, который все это время молчал, вдруг спросил:

— Одну минуту, капитан. Скажи, кто твой отец?

Капитан, откинувший было полог, остановился:

— Сильвий Макро, господин. А почему ты спросил?

— Мы были знакомы, когда я служил казначеем у короля. Спокойной ночи!

Когда капитан Сильванус удалился, Конан сказал:

— Ну, что скажете? Для разнообразия оно неплохо, что бегут к нам, а не от нас.

— Кажется, — сказал Просперо, — Зуландра замыслил новое убийство. Он ждет не дождется, когда тебе всадят нож в спину.

— Не согласен, — возразил Троцеро. — Этот Сильванус — честный молодой человек. Он совсем не похож ни на продажных наглецов Нумедидеса, ни на зачарованного слугу колдуна.

— Нельзя доверять внешности, — ответил на это Просперо. — Яблочко может быть красненьким, да полно червячков.

— Не позволите ли вставить словечко, — в тон ему сказал Публий. — Я знаю его отца. Это честный, весьма достойный горожанин. Надеюсь, он и сейчас здравствует.

— Дети не всегда похожи на отцов, — мрачно упорствовал Просперо.

— Просперо, — остановил его Конан, — мне льстит такая забота о моей безопасности. Но человеку приходится рисковать, особенно на войне. Сколько ты меня ни пугай ножом в спину, но сейчас наша главная угроза — Ульрик. И если ничего не придумать, он покончит сразу с нами со всеми.

В шатре наступила тишина. Конан сидел, глядя в землю. Наконец он сказал:

— План у меня есть — план опасный. Но он не опасней того положения, в котором мы очутились сегодня. Тарантия осталась беззащитной, сумасшедший король играет в бессмертного бога. Отряд отчаянных смельчаков, одетых Драконами, может пройти во дворец…

— Конан! — вскричал Троцеро. — Тебя вдохновили боги! Я сам поведу отряд.

— Нет, друг мой, ты нужен в Пуантене, — возразил Просперо. — Это я…

— Из вас не пойдет никто, — твердо сказал Конан. — После войны с Вилерусом в срединных провинциях пуантенцев не слишком любят.

— Тогда кто же? Паллантид? — спросил Троцеро.

Конан тряхнул своей черной гривой, и взгляд его зажегся жарким огнем.

— Я либо сделаю это, либо погибну, — сказал он. — Отберем опытных солдат, попросим у капитана накидки и шлемы. Сам капитан Сильванус тоже отправится с нами, чтобы нас пропустили в город. Он наш ключ к городским воротам.

Публий предостерегающе поднял руку:

— Погодите-ка, господа, погодите. План у Конана великолепный, и он наверняка сработал бы, если бы не одна деталь. В Тарантии ему придется иметь дело не только с дураком королем, но и с могущественным волшебником, который может двигать горами и вызывать духов земли и воздуха.

— Я не боюсь колдунов, — проворчал Конан. — Много раз мне приходилось биться с ними. Помню, один попался крепкий! Долго махал ручонками и бормотал заклинания. Только это не помогло.

— Как же тебе удалось выжить? — удивился Троцеро.

— Я просто метнул в него свой меч.

— Не слишком рассчитывай, что такое пройдет дважды, — сказал Публий. — Сила у тебя, конечно, огромная, и чутье, какого больше ни у кого нет, но удача все-таки не всегда сопутствует даже героям.

— Когда мне суждено погибнуть, тогда я и погибну, — проворчал киммериец.

— Но не забудь, что и мы можем погибнуть с тобою вместе, — сказал Просперо. — Позволь мне послать кого-нибудь за Декситусом. Жрецу известно больше, чем нам.

Конан неохотно согласился.

Декситус выслушал Конана, сложив на коленях руки, и сказал:

— Публий прав, Конан. Нельзя недооценивать могущества Зуландры. Нам, жрецам, хорошо известно, насколько страшны темные, безымянные и бесформенные тени, которые существуют рядом с человеком.

— Откуда он только взялся на наши головы! — в досаде воскликнул Троцеро. — Одни говорят — из Вендии, другие — из Стигии.

— Они ошибаются, — сказал на это Декситус. — Братья мои знают, он явился сюда из Лемурии — страны, которая лежит на островах далеко за Кхитайским морем. Острова эти — остатки древнего материка, давно исчезнувшего в океане. Чтобы противостоять волшебнику, владеющему древней магией, тебе, Конан, понадобится кое-что, кроме меча и доспехов.

Троцеро спросил:

— Неужели же в нашем лагере нет какого-нибудь завалящегося чародея?

— Ну уж нет! — взревел Конан. — Эти штучки оставьте кому-нибудь другому — я не приму помощи колдуна!

Лицо Декситуса приняло скорбное выражение:

— Конан, может быть, ты и не отдаешь себе отчет, но ты очень огорчил меня.

— Каким образом? — удивился киммериец. — Я обязан тебе многим и не хотел бы расстраивать без причины. Перестань говорить загадками, дорогой мой друг.

— Ты сказал, что терпеть не можешь волшебников, что все они для тебя просто проходимцы, а ведь одного ты считаешь своим другом. Тебе нужна помощь, а ты даже и слышать о ней не хочешь. — Декситус замолчал было, но Конан знаком попросил его продолжать. — Знай же, что в дни моей юности я тоже начал изучать черную магию, хотя был не слишком хорошим учеником. Потом мне открылся свет Митры, и я оставил занятие с демонами и другими оккультными силами. Иначе меня не приняли бы в жреческий орден. И потому, когда мы отправимся…

— Мы?! — нахмурившись, воскликнул Конан. — Колдун ты или не колдун, ты слишком стар, чтобы проскакать верхом больше ста лиг! Тебе не выдержать такого путешествия.

— Глупости. Я намного крепче, чем ты думаешь. Годы строгой жизни не прошли напрасно, а тебе я понадоблюсь, парочку заклинаний я еще помню. Но когда мы отправимся туда, все узнают, что я занимался магией, и придется мне оставить храм. Печальный конец.

— Разве использование магии во имя победы непростительный грех? — сказал Конан.

— Для тебя — нет. Для жреца — да. К тому же мой орден относится к числу самых нетерпимых во всем, что касается колдовства. Но и выбора у меня тоже нет. Все, что я знаю и умею, я отдам на благо Аквилонии. — Жрец вздохнул, и во вздохе его слышны были слезы.

— Когда все закончится, — сказал Конан, — я попробую уговорить сделать для тебя исключение из этих суровых правил. А теперь, друг мой, пора собираться. Выезжаем через час.

— Сегодня?

— А когда же? Если пережидать ночь, утром нас окружит Ульрик, и что тогда? Просперо, подбери мне людей из своей сотни. Да смотри, чтобы у каждого было по две лошади. Но все должно быть сделано тихо. О нашем отъезде никому не говорить. Так что, пока меня нет, занимайтесь укреплениями. Ну, прощайте!

Молодая луна осветила верхушки деревьев, когда отряд всадников потихоньку вышел из лагеря. Впереди в белой накидке и шлеме Дракона ехал Конан. Рядом с ним с одной стороны покачивался в седле капитан Сильванус, с другой — Декситус, жрец Митры, одетый теперь как они. Следом ехали пятьдесят солдат, и каждый вел в поводу запасную лошадь.

Сильванус помог обойти лагерь Ульрика, и, выехав вновь на тарантийскую дорогу, отряд пошел ровной рысью. Вскоре зашла луна, и темнота поглотила отчаянных храбрецов.