Под знаменем Льва (=Конан-Освободитель) - Картер Лин Спрэг - Страница 22

В небольшой комнатке лучшего в городе постоялого двора играли в шары королевский наместник и сборщик налогов из южных провинций. Оба были увлечены игрой. Нетерпеливый наместник то и дело проигрывал. Вот и сейчас он только что пропустил еще один шар и, видимо, потому наконец вспомнил про дом, и про жену, и про тот прием, который ждет его в столь позднее время. Раздраженно он посмотрел на дверь, и на глаза ему попался часовой. Господин Конраден страшно рассердился и приказал солдату немедленно убираться.

— Никак не удается побыть без зрителей! — ворчал он.

— Особенно когда игра не идет, — съехидничал сборщик налогов. Впрочем, судя по тому, что содержимое кошелька наместника подходило к концу, часовому недолго оставалось торчать за порогом. За игрой никто из них не заметил глухой звук удара и стук упавшего тела.

Мгновение спустя тяжелая дубовая дверь распахнулась, и в комнату ввалилась целая толпа вооруженных селян. Высоких господ без разговоров поволокли на площадь прямо к наскоро сколоченной виселице.

Первым узнал о беспорядках в тылу капитан гвардейцев. Решив проверить выставленные посты, он увидал, как один из часовых спит себе мирно в тени фургона.

Страшно ругаясь, капитан двинул парня носком башмака под ребра. Но когда это не помогло, гвардеец нагнулся. Ткнувшись во что-то липкое, влажное, он непроизвольно отдернул руку и, не веря глазам, уставился на зияющую рану — горло у бедолаги было рассечено от уха до уха. Капитан выпрямился, собираясь крикнуть, поднять тревогу, но стрела угодила ему прямо в грудь.

Туман плыл над холодными водами Алиманы, расползаясь между шатрами легионеров. Туман клубился среди стволов могучих вековых деревьев. И сквозь эту серую завесу пробирались чьи-то темные фигуры.

Выбираясь из лесу, загадочные тени беззвучно передвигались от шатра к шатру, отирая окровавленные клинки.

А пока они обходили лагерь, другой отряд воинов, тоже одетых в темное, входил в холодные речные воды.

Графа Туанского, Аскаланте, вырвал из тяжелого сна чей-то пронзительный предсмертный вопль. Потом он услышал беспорядочные крики, пение рожков. Несколько мгновений аквилонцу казалось, что он еще не проснулся. Но вопли раненых, стоны умирающих, свист стрел и лязг клинков звучали наяву. Сыпля отборными ругательствами, полуодетый, вскочил граф со своей лежанки и откинул полог. Глазам его предстало страшное зрелище. Освещая происходящее, горели солдатские шатры. В липкой грязи валялись трупы — словно игрушечные солдатики, разбросанные рукой беспечных мальчишек. Полуодетые аквилонцы сражались с воинами в кольчугах, вооруженными копьями, дротиками и мечами. Лучники, в темном платье и в кольчугах, подошли так близко, что били почти без промаха. Капитаны пытались построить людей в боевые порядки.

Перед оцепеневшим от ужаса и неожиданности Аскаланте вдруг, изрыгая чудовищные проклятия, возникла жутковатая фигура. Это был боссонит Громель. Аскаланте оторопело уставился на него. Могучий торс капитана прикрывала только кольчуга, прорванная в нескольких местах.

— Неужто нас предали? — пролепетал Аскаланте, не сводя глаз с окровавленного меча капитана.

Громель только махнул рукой и сплюнул кровавой слюной.

— То ли предали, то ли просто застали врасплох, то ли то и другое вместе — ну их всех в утробу к Нергалу! — прорычал боссонит. — Провинция восстала, демон ее задери! Часовых сняли, лошадей увели, дорога на север перекрыта. Под покровом тумана они обошли нас с реки, жабы чертовы! Почти у всех часовых перерезаны глотки — привыкла деревенщина солому резать! Нас зажали с двух сторон, даже отступать некуда!

— Что же делать? — прошептал Аскаланте.

— Бежать, приятель, шкуру спасать! — опять сплюнул Громель. — Или сдаваться. Что я, собственно, и собираюсь сделать. Ну-ка, помоги эту рану стянуть, пока я не истек кровью.

Первым под прикрытием тумана повел к крепости своих копейщиков Конан. Следом, когда там уже завязался бой, двинули отряды лучников и конницы Троцеро, Просперо и Паллантида. Едва лучники подошли к лагерю, построившийся все же отряд легионеров сомкнул щиты и встал, выставив вперед длинные копья, засверкавшие в лучах ненадолго выглянувшей луны, подобно железным зубьям гигантского гребня. Троцеро приказал своим отступить и двинул вперед тяжелую конницу. После нескольких неудач она все-таки прорвалась. Началась резня.

Лагерь аквилонцы ставили на скорую руку. Протянувшись вдоль берега, длинной, северной стороной он выходил к лесу. Поэтому защищать стоянку было непросто. Обычно аквилонцы разбивали правильным четырехугольником военные биваки, защищенные либо земляным валом, либо бревенчатыми стенами. На этот раз единственной защитой от неожиданного нападения были только посты. Так что, когда часовых убрали, легионеры, хоть и превосходившие противника по численности, оказались застигнуты врасплох.

Кроме того, после последних событий боевой дух солдат был хуже некуда. Мало кто поверил тому, что, терзаясь позором, Амалиус Прокас сам отправил себя на тот свет. Солдаты слишком хорошо и давно знали старого ворчуна.

А новый командующий граф Аскаланте, по единодушному мнению легионеров, — болтун и выскочка. Конечно, он тоже служил в армии не первый день, но разве можно сравнить его со стариком. К тому же от всей этой истории за лигу вперед несло дворцовыми интригами, а боевые капитаны подобного не любят.

Ночной налет был отлично спланирован. Поначалу аквилонцам удалось создать вдоль северного рубежа некое подобие оборонительной линии, но, едва ударили с реки лучники, от обороны не осталось и воспоминания. Лязг мечей прозвучал погребальным звоном.

Никто так и не нашел командующего Аскаланте. Заметив случайно заплутавшую в лесу лошадь, придворный красавец вскочил на нее верхом и, огрев отломленной веткой, пустил в галоп. Быстрее зайца выскочил он на дорогу северней лагеря и помчался прочь.

Старый лис вроде Громеля не колеблясь сдал бы меч и войско, чтобы спасти шкуру. Аскаланте не смел позволить себе подобное — на то была дворянская честь. К тому же не меньше, чем Конана, он боялся страшного колдуна. Тот ведь ждал от него победы — впрочем, задача была бы не слишком сложная, не восстань Пуантен. Отчего-то колдун прозевал мятеж. А ведь такой оборот запросто сокрушил бы не только несчастного графа. Так или иначе, а теперь легионеры сражались, обливаясь кровью, и поражение было неизбежно. Аскаланте почел для себя за благо сбежать сразу от всех, вместе взятых. Нахлестывая коня, он мчал по лесной дороге и к рассвету был уже лигах в девяти от Ногары. Он несся к себе, на восток, где в пустыне он знал такие местечки, куда не доберутся ни киммериец, ни всемогущий Зуландра Тху.

Но чем больше чувствовал он себя в безопасности, тем сильней проникался ненавистью к варвару-северянину, обрекшему его на разгром и бегство и, стало быть, лишившему его всех обещанных почестей. Наконец, Аскаланте дал себе клятву когда-нибудь той же монетой отплатить проклятому «освободителю».

На рассвете Конан лично объехал луг, еще вчера бывший лагерем Пограничного легиона, и выслушал отчет каждого из капитанов. На земле остались лежать сотни и сотни убитых легионеров. Однако много аквилонцев отступило в лес, где сейчас за ними охотились люди Троцеро. А целый полк числом около семи сотен перешел под давлением обстоятельств, а также капитана Громеля на сторону повстанцев. И сдача их — в основном пуантенцев и боссонитов — несказанно обрадовала киммерийца: кто-кто, а он хорошо знал цену этим прекрасно обученным, бывалым солдатам. Громеля он помнил еще по прошлой войне, приветствовал от души и назначил капитаном Освободительной армии.

Усталые бойцы снимали тем временем с убитых неповрежденные доспехи и складывали тела для погребального костра.

Вдруг появился Просперо. Забрызганные потемневшей кровью латы его казались красными в лучах занимавшейся зари. Просперо был весел.