Под знаменем Льва (=Конан-Освободитель) - Картер Лин Спрэг - Страница 14

Но с королевскими приказами спорить бессмысленно. У командующего не было выбора: если он хотел и дальше носить голову на плечах, то должен готовиться к походу, хотя весь его боевой опыт восставал против поспешного, бессмысленного приказа.

Он отложил выступление на несколько дней в надежде, что король поостынет и переменит решение. Но время шло, и Прокас не осмелился ждать дольше. На рассвете ясного весеннего утра аквилонская армия во главе с Амалиусом Прокасом перешла аргосийскую границу. Река успела уже войти в берега, и рыцари в сверкающих латах, лучники и копейщики в кожаных доспехах переправились на чужой берег, едва замочив ноги. После чего войско спокойно направилось по извилистой горной дороге в сторону Саксульского перевала.

До самого утра никто в лагере повстанцев так и не узнал, что произошло с Конаном. Утром же, обнаружив несчастье, все сбежались в шатер. Киммерийца переложили на постель и тщательно осмотрели. Все еще не оставлявший после ранения палку Декситус наклонился, поднял брошенный кубок и повел носом.

— Он выпил вино, — сказал жрец, — отравленное соком пурпурного лотоса из Стигии. Он должен уже, по всем расчетам, быть мертвее древней мумии, а он, смотрите-ка, дышит, хотя и смахивает на труп.

Публий в задумчивости потер лоб:

— Возможно, яд был рассчитан на обычного человека. А для нашего неукротимого северянина доза оказалась маловата.

— Наверняка это зеленоглазая ведьма! — воскликнул Троцеро. — Никогда я ей особенно не доверял, а раз уж она сбежала, так, значит, точно виновата. Попадись она мне, я отправил бы ее прямиком на костер.

Декситус стремительно развернулся в его сторону:

— Зеленоглазая, говоришь? Возле Конана была женщина с зелеными глазами?

— Ну да, зелеными, как изумруды. А что такое? Разве ты ее сам не видел?

Жрец, нахмурившись, покачал головой:

— Я, конечно, знал, что он нашел себе подружку в какой-то таверне, но, когда влюбленные дети мои начинают вести себя неподобающим образом, я стараюсь делать вид, будто не замечаю этого. Конан великодушно старался держать ее от меня подальше. Горе нам! Ибо Митра предупреждал меня о несчастье из-за зеленоглазой тени. Но я думал, что все несчастья еще впереди. Горе мне! Я не сумел предотвратить беду.

— Хватит стонать, — перебил его Публий. — Конан жив, и благодари Митру за то, что подлая красотка плохо умеет считать. Теперь, пока он лежит, никто, кроме оруженосцев, не должен не только подходить к нему, но и порога здесь переступить. Пусть все думают, что предводитель попросту заболел. Если ему не суждено умереть сейчас, он выживет. А пока будешь командовать ты, Троцеро.

Граф Пуантенский кивнул:

— Он сам назначил меня своим помощником, и я сделаю все, что положено. А ты, Публий, сегодня же займись восстановлением связей с нашими людьми в Аквилонии. Объявляйте утреннюю поверку!

Не успел Амалиус Прокас выйти в поход, как у мятежников уже вновь появились на той стороне опытные лазутчики. И вечером, когда Троцеро с товарищами собрались на совет, один из разведчиков прискакал с сообщением, что огромная армия перешла границу. Троцеро повернулся к Публию:

— Что известно о численности?

Публий склонился над восковыми табличками. Когда он закончил свои вычисления, в глазах его появилась тревога.

— Втрое больше нашего, — мрачно сказал он. — Вот и пришел наш черный день. Пора начинать готовиться к последнему бою.

— Не плачь раньше времени! — весело бросил граф, хлопнув казначея по спине. — Никогда не быть тебе солдатом, Публий. Кто же говорит о поражении еще до драки! — И Троцеро повернулся к жрецу: — Как наш больной?

— Двигаться он не может, но, похоже, ему лучше. Если Митра нас не оставит, он выживет.

— Ну что ж, если киммериец не сможет подняться в седло, когда труба возвестит начало битвы, придется мне идти впереди. Слышно что-нибудь от Просперо?

Публий и Декситус отрицательно покачали головами. Троцеро сказал:

— Ясно. Будем рассчитывать на имеющиеся силы. Прокас уже к утру подойдет на расстояние выстрела. Придется решать — удирать или драться.

Тяжелая конница, а следом за ней пехота быстро спускались с гор. Впереди скакал отряд разведки, в центре — в боевой колеснице — Амалиус Прокас. Мятежники, готовясь к встрече, выстроились в боевые порядки посередине равнины.

Неподвижный воздух едва не звенел от напряжения безмолвных молитв. Аквилонцы двигались широким фронтом, лишив Троцеро возможности толкового маневра. Но отступить означало бы обречь войско на окончательное и полное поражение. Уйти от наступающего противника можно только с отлично обученными, опытными солдатами. Эти же попросту разбегутся, и аквилонцы добьют их по одному, как на Алимане.

Троцеро, следивший за приближением противника, стоял возле шатра на вершине небольшого холма. Он приказал оруженосцу подвести лошадь, подправил подпругу и взлетел в седло. Обращаясь к двум сотням ожидавших его слов всадников, граф сказал:

— Вам всем известен мой план, друзья. Шансы наши невелики, но другого выхода нет.

План, о котором он говорил, заключался в том, чтобы молниеносным броском попытаться прорвать ряды легионеров и захватить самого Прокаса. Все знали, что постаревший и потерявший быстроту реакции командующий предпочитает седлу колесницу. Знали также и то, что в бою возничему непросто управляться с тяжелой повозкой. Так что, если граф со всадниками сумеют прорваться, у них есть надежда решить исход дела в свою пользу.

Правда, эта надежда, как сказал Троцеро, была весьма призрачна, но лучшего он ничего придумать не смог. Глядя же на него со стороны, никто из двухсот всадников не догадался бы, как мало граф уверен в успехе. Троцеро шутил и улыбался, словно его войско в три раза превосходило по силе противника и он вел солдат только к победе.

И вновь Судьба в лице короля Милона Аргосийского встала на сторону мятежников. Не успел первый аквилонский солдат шагнуть на южный берег, аргосийский шпион, в спешке загнав трех лошадей, привез ко двору донесение о коварном плане соседа. И тут обычно спокойный, добродушный король, и так уже сердитый на Аквилонию за непочтительность ее посла, попросту пришел в ярость. Он немедленно распорядился поднять все ближайшие полки и отправить на север пресечь вторжение.

Неизвестно, решился бы на такое Милон, если б не болван Квесадо. Скорее всего, уверенный в том, что соседу нужны не аргосийские земли — как некогда Вилерусу, — а нечто совсем другое, он предпринял бы меры помягче. Но теперь, когда гнев его поостыл, полки уже шли на север, а упрямый монарх отменять решения не любил.

Армия встала и готовилась к битве, когда прискакал задыхающийся от сумасшедшей гонки разведчик.

— Господин! — крикнул он Прокасу, едва переводя дыхание. — Над южной дорогой видно облако пыли — словно движется целое войско!

Прокас не поверил своим ушам. Приказав повторить донесение, он выслушал всадника и, сотрясая воздух страшными ругательствами, сорвал с головы шлем и с грохотом бросил на дно повозки. Случилось то, чего он и боялся: Милон узнал о вторжении и отправил навстречу своих воинов.

Прокас рявкнул оруженосцам:

— Передать приказ, чтобы все стояли спокойно, никто никуда не двигался. Разведчикам обойти лагерь — и галопом к южной дороге: мне надо знать, кто там и сколько. Разбить шатер, всех капитанов — на совет.

Когда через час разведка донесла, что на подходе тысячная конница аргосийцев, Прокас понял, в какое незавидное положение он попал. Начать без дополнительных указаний открытые боевые действия теперь невозможно. И нарушить главный приказ вот так запросто он тоже не мог.

Аквилонцы, конечно, легко разбили бы ряды мятежников и отогнали бы аргосийцев обратно к стенам Мессантии. Но это послужило бы поводом к началу серьезной войны, к которой Аквилония именно теперь была не готова. Нумедидес успел за шесть лет основательно истощить казну.