Полет аистов - Гранже Жан-Кристоф - Страница 34

• Предыдущая
• 34/80
• Следующая

Вилм сжимал еще что-то в кулаке.

— Однако, изучив эти последние осколки под микроскопом, я обнаружил еще кое-что. — Вилм по-прежнему не разжимал пальцы и продолжал: — Одну вещь, присутствие которой в кабине было совершенно необъяснимо.

Волна адреналина сотрясла все мое тело, и я вдруг понял, что именно мне скажет сейчас Вилм. И все же я прорычал:

— Что же это, черт побери?

Шалом медленно разжал пальцы и произнес:

— Алмаз.

Из лаборатории Ленфельда я вышел чуть живой. Получилось, что открытие Шалома Вилма прямиком вывело меня туда, куда я до сих пор запрещал заходить даже своему воображению.

Макс Бём занимался контрабандой алмазов, и аисты служили ему курьерами.

Его схема была исключительно остроумной, великолепной, безупречной. Я уже знал достаточно, чтобы представить себе, как она выглядела. Судя по тому, что сообщил мне Дюма, старина Макс дважды работал в алмазной отрасли: с 1969-го по 1972 год в Южной Африке, а с 1972-го по 1977 год — в Центральной Африке. Параллельно инженер изучал аистов и наблюдал за их миграциями, представлявшими собой постоянную авиалинию, связывающую Африку с Европой. Интересно, когда ему пришло в голову, что можно использовать птиц как курьеров? Неизвестно. Ясно одно: покидая Центральную Африку в 1977 году, Бём уже имел организованную сеть поставок — по крайней мере, на западном направлении. Достаточно было иметь несколько сообщников в ЦАР: втайне от руководства алмазных приисков они изымали самые красивые алмазы и в конце зимы прятали их в колечках на лапках аистов. У камней «вырастали крылья», и они беспрепятственно перелетали через границы.

Бёму не составляло особого труда находить алмазы. У него были номера колечек, он знал, где гнездится каждый аист на территории Швейцарии, Бельгии, Голландии, Польши или Германии. Он отправлялся на охоту за камнями и, делая вид, что собирается окольцевать аистят, усыплял взрослых птиц и забирал алмазы.

В схеме были и слабые места: несчастные случаи приводили порой к гибели аистов и к неизбежным потерям, но поскольку птиц было много — несколько сотен каждый год, — то и доходы по-прежнему оставались значительными, при почти полном отсутствии риска. Занятия орнитологией представляли собой идеальное прикрытие. Ко всему прочему, со временем Бём, наверное, увеличил численность птичьего «войска», отобрав наиболее крепких и опытных птиц. Он принял дополнительные меры предосторожности: на всем пути перелета он расставил наблюдательные посты, которые следили, так ли идет миграция, как предполагалось. Таким образом, без особых проблем как на востоке, так и на западе в течение более десятка лет осуществлялись контрабандные операции.

Постепенно до меня стало доходить и другое. Если учесть, насколько велика была ценность груза — миллионы швейцарских франков, — вполне понятным становилось то, почему Бём занервничал когда восточные аисты не вернулись в Европу прошлой весной. Сначала он послал по маршруту аистов двух болгар. Те расспросили Жоро Грыбински и сочли, что он непричастен, затем отправились к Иддо, который вызвал у них подозрения, за что и был убит и брошен у болот.

Судя по тому, что говорила Сара, ее брат узнал о контрабанде. Однажды вечером, оказывая помощь одному из аистов Бёма, он, наверное, наткнулся на содержимое колечка: на алмаз. Он понял, в чем состояла схема, и стал мечтать о богатстве. Он достал новое оружие и потом каждый вечер сбивал в болотах окольцованных аистов и искал алмазы. Так весной 1991 года Иддо стал владельцем драгоценных камней, переправляемых с помощью аистов. Далее возможны два варианта: либо Иддо заговорил под пыткой и болгары забрали алмазы, либо он ничего не сказал, и тогда «сокровище» до сих пор где-то спрятано. Я склонялся ко второй версии. В противном случае, зачем было Максу Бёму посылать меня по следам аистов?

Однако, несмотря на открытие, сделанное с помощью птиц, многое еще оставалось неясным. Сколько времени существует этот способ контрабанды? Кто сообщники Макса Бёма в Африке? Какова роль «Единого мира» в схеме контрабанды алмазов? И, самое главное, какая связь между алмазным делом и украденным сердцем Райко? И кто убил Райко — болгары или кто-то другой? Владели ли они хирургической техникой, о чем говорил Милан Джурич? За всеми этими вопросами вставал еще один, самый трудный, касающийся непосредственно меня: почему Макс Бём выбрал именно меня для ведения этого расследования? Почему именно меня, ничего не смыслившего в аистах, не работавшего в его системе и, что самое худшее, вполне способного раскрыть схему контрабанды?

Я мчался к Бейт-Шеану. Около семи вечера я миновал пустынные пространства оккупированных территорий. Вдалеке я разглядел военные лагеря, огни которых мигали на вершине холмов. В окрестностях Наплуза меня вновь остановили у блокпоста. Алмаз, полученный от Вилма, был спрятан в сложенной бумажке на дне одного из моих карманов. «Глок-21» притаился под ковриком машины. Я опять произнес речь о птицах. В конце концов меня пропустили.

В десять вечера вдали показался Бейт-Шеан. Ночные ароматы уже окутывали землю, усиливая чувство смутного сожаления, охватывающее человека в сумерках, когда гаснут последние отблески дня. Я припарковал машину и направился к дому Сары. Света нигде не было. Когда я постучал, дверь отворилась сама собой. Я выхватил «Глок», дослал патрон в ствол — к оружию привыкаешь очень быстро — и вошел в большую комнату, однако там никого не было. Я помчался в сад, поднял брезент и заглянул в хранилище: «Галиль» и «Глок-17» исчезли. Сара ушла. По-своему. Вооруженная до зубов, как солдат на марше. Быстрая, как ночная птица.

Я поднялся в три часа, как накануне. Наступило шестое сентября. Вечером я рухнул в Сарину постель и уснул не раздеваясь. Киббуц пробуждался. В пурпурном свете раннего утра я смешался с толпой мужчин и женщин, идущих к fishponds, и попытался расспросить их о Саре. Ответом мне были враждебные взгляды да обрывки слов.

Тогда я решил обратиться к birdwatchers. Они вставали рано, чтобы застать пробуждение птиц. В четыре часа они уже проверяли свое снаряжение, собирали запасы пленки и продуктов на весь день. Я попытался расспросить людей, стоявших на крыльце дома. После нескольких безуспешных попыток один молодой голландец наконец узнал по моему описанию Сару. Он уверил, что накануне около восьми часов утра точно видел эту молодую женщину на одной из улиц Неве-Эйтана. Она садилась в автобус номер 133, следовавший на запад, в Нетанию. Его еще удивила одна деталь: у девушки была сумка для гольфа.

В следующее мгновение я уже мчался на запад, вдавив в пол педаль газа. В пять утра равнины Галилеи были залиты светом. Я остановился на станции техобслуживания около Цезарей[5], чтобы заправиться. Между глотками чая я полистал путеводитель, ища информацию о Нетании — городе, куда направлялась Сара. От того, что я вычитал, я чуть не выронил горячую чашку: «Нетания. Численность: 107200 человек. Это курортное место, известное своими песчаными пляжами и тишиной, также является крупным промышленным центром, специализирующимся на обработке алмазов. В квартале близ улицы Герцль можно понаблюдать за процессом огранки и полировки этих драгоценных камней».

Я рванул с места так, что взвизгнули покрышки. Сара все узнала. Возможно даже, что алмазы у нее.

В девять часов на горизонте показалась Нетания, большой светлый город, прильнувший к морскому берегу. Я поехал вдоль побережья, по дороге, идущей вдоль гостиниц и санаториев, и понял, в чем состоит истинная сущность Нетании. Только с виду этот город был обычным морским курортом, на самом деле им полностью завладели удалившиеся на покой богатые старики, желающие погреться на солнышке. Здесь повсюду навстречу попадались люди с негнущимися коленями, иссохшими лицами, трясущимися руками. Интересно, о чем думали все эти древние старцы? О своей юности или о том, сколько раз за свою изгнанническую жизнь они отметили ежегодный праздник очищения? А может, о бесконечных войнах, об ужасах концлагерей или о непримиримой борьбе за собственную землю? Израильский город Нетания, предоставив последнюю отсрочку живым, стал кладбищем воспоминаний.

• Предыдущая
• 34/80
• Следующая