Погасить Черное Пламя - Гинзбург Мария - Страница 43

Верхний этаж оказался совсем маленьким. Его большую часть занимала дозорная площадка. На нее эльфы и прошли под звуки доносящегося с площади королевского гимна.

Пространство перед королевским замком имело форму неправильного пятиугольника. К квадрату площади прилепилась треугольная воронка входа, где роль слива играла башня Светлого Всадника. Помост, на котором вскоре должна была расположиться венценосная семья со свитой, поставили прямо напротив башни, на нижней ступени широкой лестницы, ведущей во дворец короля темных эльфов. Сооружение задрапировали полосами бархата королевских цветов – фиолетового и зеленого. На серо-черном фоне обстановки украшенный помост выглядел болезненно ярко. Ледяной куб, в котором чернели жуткие останки, установили слева от помоста.

Федор старался не смотреть в ту сторону.

Ему было двадцать семь лет, большую половину которых он провел в Армии Мандры, сначала в чине боевого ротного мага, а затем волхва Ящера при сводном дивизионе. Таким образом, Федор знал толк в смерти. То, на что он не хотел смотреть сейчас, противоречило не только его воззрениям как священнослужителя, но и как воина. На подобную штуку решился бы и не всякий некромант, а некромантия была запрещена Кругом Волшебников Мандры. В официальном письме Черного Пламени сегодняшнее безобразие объяснялось стратегической необходимостью. Он, Федор, должен был освежить в памяти и проверить по сводным таблицам описание аур всех известных сепаратистов, и тщательно проверять ауры всех, кто будет проходить мимо тела ненаследной принцессы Железного Леса. В случае обнаружения сепаратиста его требовалось немедленно задержать. Император, видимо, в своем дворце совсем забыл, как выполняются настоящие стратегические операции. И Ежу было понятно, что большая часть пригнанных на площадь эльфов окутает свои ауры магическим коконом. Такие коконы искажали истинный рисунок силовых линий и скрывали подлинный уровень способности управлять Чи. Но даже если Федор узнал бы кого-нибудь, попыткой задержать сепаратиста жизнь волхва Ящера и закончилась бы – вместе с жизнями мандречен, солдат и мирных граждан, в этот роковой день оказавшихся в Бьонгарде.

«Он бродит с зажженной шутихой по сеновалу», мрачно подумал Федор об императоре Мандры. – «И скоро из этих искр разгорится пожар, в котором сгинет не только сарай, но и дом… Темные эльфы никогда не любили нас, но терпели. Своей выходкой с гросайдечами он озлил их до предела. И все равно продолжает тыкать в задницу разъяренного медведя пикой, смоченной в уксусе. Да, когти медведя слишком коротки, чтобы достать охотника; а судьба пики, которую взбешенный зверь разгрызет в щепу одним движением челюсти, никого не волнует…».

В такт своим мыслям, Федор глянул направо, где выстроились солдаты Анджея в красных мундирах и черных шапках. Лица солдат были серьезно-серенькими. Как и их духовный пастырь, они понимали, чем может кончиться сегодняшний день. Сегодня была самый короткий день в году, и до заката оставалось не больше трех часов. Но Федор опасался, что сегодня немногие в Бьонгарде увидят, как солнце ныряет за зубчатый край леса.

Федор смотрел, как солдаты открывают ворота, как серая брусчатка площади скрывается под ногами заполнивших площадь горожан. Вскоре площадь заполнилась живым варевом до предела. Люди и сидхи стояли плечом к плечу, и трудно было даже пошевелиться. Население Бьонгарда намного возросло с тех пор, как была сделана эта площадь, а Анджей выполнил приказ императора и собрал на ней всех, кто только мог ходить. Над толпой висел негромкий гул. «Словно пчелиный рой», подумал Федор. – «Разбуженный, выгнанный из улья, еще не построившийся для атаки, но смертельно опасный».

За его спиной раздались приятные, но мрачноватые звуки – герольд заиграл королевский гимн в знак того, что их величества прибыли. Федор не обернулся, но склонился в официальном полупоклоне. Когда он выпрямился, рядом с ним уже стоял Анджей. Воевода явился точно вовремя, как того требовал светский протокол. Федор глянул ему в лицо и обмер. Он почувствовал, как сердце проваливается куда-то, проваливается… И хотя боевой маг был всего шесть аршин ростом, сердце его пролетело, как ему показалось, не меньше двух саженей, прежде чем достигло дна души.

Воевода Армии Мандры в Бьонгарде был по уши накачан лислором.

– Ты с ума сошел, – пробормотал Федор.

Герольд тем временем зачитывал со свитка церемониальное оповещение о целях сегодняшнего собрания. Как будто хоть кто-нибудь на площади не знал, зачем его пригнали сюда.

– Сошел, – согласился Анджей. – Мы все здесь сумасшедшие. Черное Пламя сейчас шурует Эрустимом в своей заднице, и ему вставляет не по-детски. Мне не нужна волшебная палка, чтобы словить кайф. Я сам мастак их кидать. Мне хватит и лислора…

Федор вздрогнул. Сказанное Анджеем соответствовало действительности. «Но что же это такое», мелькнуло у мага. – «Когда подобную правду о правителе, правду отвратительную и гнусную, знает каждый солдат? И не боится говорить об этом?»

– Ты не боишься? – спросил он вслух.

Анджей беззвучно засмеялся, обнажив кривые, как у гуля, зубы.

– А мне на все насрать. Можешь заложить меня. Меня не тронут.

– Почему ты так уверен? – спросил маг.

– А больше никто не поедет в этот гнилой край, – ответил мандреченский воевода.

– Это начало конца, – пробормотал Федор.

– Нет, волхв, – неприятно хихикая, сказал Анджей. – Это уже конец, смерть, распад и разложение. Понимаешь?

– Но зачем ты наширялся, как последняя шваль? – с тоской осведомился маг. – Решил умереть героем?

– Нет, – сказал Анджей. – Я отпущу их, если они захотят уйти. Но если я сегодня погибну, то там, куда мы попадем, лислора мне точно больше не дадут.

Он замолчал, положил руку на рукоять палаша и выпрямился, залихватски выпятив грудь и расправив плечи. Лислорер или нет, Анджей оставался опытным придворным. Воевода нюхом ощутив момент, когда королева расправила юбки и поднялась с места, чтобы произнести надгробную речь.

Создатели башни Светлого Всадника не исключали мысли, что часовой на дозорной площадке окажется в числе последних защитников королевского замка. В отличие от обычных открытым всем ветрам площадок эта напоминала собой перевернутый граненый стакан. На донышке его разместилась сама статуя, а в ребрах «стакана» находились длинные, узкие, от основания до самого верха площадки, бойницы. Таким образом, партизаны могли наблюдать за всем, что происходит на площади, не опасаясь быть замеченными. Ваниэль и Глиргвай встали по обеим сторонам одной из бойниц. Первым им бросился в глаза страшный ледяной куб и черно-синее тело в нем. Девушки смотрели на него в молчании. Кулумит задумчиво разглядывал наносы снега, тянущиеся от бойниц через всю площадку. Поэту они показались бы снежными змеями. Партизан подумал только о том, что зимой в Бьонгарде преобладают ветры с северо-востока. Затем Еж тоже перевел взгляд вниз, на площадь перед дворцом. Оттуда донесся гул вливающейся на нее толпы.

Марфор вовсе не торопился полюбоваться зрелищем. Ему доводилось участвовать в гражданских войнах, и эльф уже был сыт подобным по горло. Он изучал следы, оставшиеся в центре площадки от чего-то тяжелого. Судя по форме трещин, разбегавшихся от центра площадки лукавыми морщинками, здесь когда-то стояла мортира. Марфор перевел взгляд. Так и есть – бойница напротив была расширена и даже немного скруглена, чтобы можно было беспрепятственно вести огонь из пушки. Темные эльфы в дни своей независимости, как и сейчас, не очень-то полагались на магию, предпочитая ей неизменность химических реакций.

Марфора захлестнул леденящий страх и омерзение, которые испытал его Синергист при взгляде на площадь. «Ты забыл, куда пришел?», осведомился Марфор телепатически. – «Что, никогда не видел такого раньше?». «Посмотри сам», лаконично ответил Кулумит. Марфор вздохнул, и подошел к бойнице.

«Что это?», спросил его Синергист.