Погасить Черное Пламя - Гинзбург Мария - Страница 13

– Что? – тихо переспросила Ваниэль.

– Уходи, если хочешь, – повторил Рингрин. – Я со своими ребятами останусь.

Эльфка заплакала.

– Ты не понимаешь! Ты не представляешь, что здесь будет! Ты не видел Большого Пожара, а я…

– Да, не видел, – сказал Рингрин. – А ты не думаешь, что детский ужас лишает тебя разума?

– Но мы же ничего не можем сделать! Мать обещала меня одному из богов, ты знаешь, – добавила принцесса, успокоившись. – Я должна сохранить себя для того, чтобы сбылось предначертанное.

– Если ты нужна Ящеру, он в любом случае спасет тебя, – хладнокровно возразил брат. – Я скажу, что мы должны сделать. Мы не умеем биться с драконами, и волшебных катапульт у нас нет. Но мы, слава Мелькору, не испытываем недостатка в деньгах. Мы должны найти профессионала. Человека или эльфа, без разницы. Того, кто знает повадки гросайдечей. Химмельриттера, которого выгнали из Цитадели за пьянство, к примеру. Мы наймем его, дадим столько денег, сколько он попросит. Даже если мне придется заложить гномам свою корону! А потом нам останется только следовать его советам.

– Идея хороша, – помолчав, сказала Ваниэль. – Но у нас есть всего три недели. Где ты найдешь этого пьяницу-химмельриттера?

Рингрин в затруднении почесал ухо кинжалом.

– Я знаю такого профессионала, – вдруг раздался голос из темноты.

Брат и сестра обернулись на звук и увидели рыжую шевелюру, торчащую из-под лежавшей в углу медвежьей дохи.

– Кулумит! – выдохнула Ваниэль. – Что ты здесь делаешь?

Если бы Кулумит был темным эльфом, его звали бы Лисенком. Но его родители были из ледяных эльфов, осевших в Лихом Лесу после бунта Разрушителей. Имя Кулумита означало южный плод, у которого, по утверждению эльфа, шкурка была точь-в-точь такого же цвета, что и его волосы.

– Где искать повара, если не на кухне, – смущенно улыбнувшись, ответил рыжий эльф. – Я тесто поставил, хлеба на утро хотел напечь, да и задремал….

– Ты сказал, что знаешь того, кто нам нужен, – напомнил Рингрин.

– Это все бесполезно, – нервно перебила Ваниэль. – Если бы кто-нибудь из темных эльфов умел бы обращаться с гросайдечами, мы бы давно знали об этом. Он не смог бы промолчать, давно похвастался бы. Тот, кого знает Кулумит, может быть где угодно! Мандра велика!

Кулумит снова улыбнулся.

– Я даже знаю, как его найти, – сказал эльф.

Он исчез под дохой, а когда выбрался из-под нее, в руках у Кулумита был меч.

– Он подарил его мне, – сказал рыжий эльф. – На прощание. Металлы долго хранят отпечаток ауры бывшего хозяина.

Рингрин только хмыкнул.

– Что тебе нужно для поискового ритуала? – спросил он сестру.

Принц был не очень сильным магом, как и большинство темных эльфов. Отцом Ваниэль же был серый эльф, и принцесса умела и любила колдовать.

– Да пожалуй, больше ничего, – сказала Ваниэль. – Кроме имени.

– Его зовут Марфор, – ответил Кулумит. – Он сын хозяина той крепости, где сейчас живут химмельриттеры. Потом его мать ушла к Разрушителю Игнату, который и создал гросайдечей. Марфор знает о них все, и даже немного больше.

– Разрушитель проявил мудрость и терпимость, какую не часто встретишь и среди эльфов, – сказала Ваниэль задумчиво. – Игнат любил ребенка просто за то, что это сын его возлюбленной…

– Но и Моруско хорошо относится к тебе, – возразил Рингрин.

– Да, но твой отец такой один, – возразила сестра. – Мать ведь долго не могла выйти замуж второй раз. А ведь мой отец не мандречен, а тоже эльф.

Она встряхнула головой.

– Давай меч, – сказала Ваниэль. – Посмотрим, где он теперь, этот Марфор. Тот, кто знает о гросайдечах все и даже немного больше.

Северный ветер беспрепятственно гулял по смотровой площадке башни Золотых Кос. Заглядывал под припорошенные снегом каменные скамьи, целовал холодные, почерневшие от времени и мороза носы лошадок из серого глоссдольского мрамора, поставленных здесь еще Каранурумом Феанорингом.

Гюнтеру впервые в жизни хотелось плакать. Он никогда не знал своей матери, и теперь провожал идущего на смерть отца. Шатт вообще улетел из Цитадели, чтобы не прощаться с Вольфом.

Вряд ли бы темным эльфам удалось уничтожить гросайдечей, с которыми им раньше никогда не приходилось иметь дела. Но девятерым химмельриттерам предстояло возвращаться назад над бушующим океаном огня, и особенно малы были шансы на благополучное возращение у тройки Вольфа. Им предстояло поджечь Железный Лес от залива Полумесяца, с самого восточного его края. Их обратный путь над пламенем был самым длинным.

– Но почему же он послал самых лучших, – вырвалось у Гюнтера.

Вольф стоял у бронзовых перил террасы. Он часто бывал здесь, наблюдал сверху за повседневной жизнью Цитадели. Вольфу нравилась площадка, и Гюнтер знал, почему. Из прутьев были любовно сплетены силуэты огромных рысей. Бронзовое ограждение было, пожалуй, единственным, что уцелело от основателей замка – фон Татцельбергов, оборотней из клана лесных кошек. А металлы очень долго сохраняют в себе отпечаток ауры своих хозяев. Между кланами вервольфов и татцелей никогда не было большой дружбы, но теперь дыхание давно ушедших оборотней казалось Вольфу чем-то родным и ободряло.

– Главный Химмельриттер отобрал тех, кто ему мешает, от кого он давно хотел избавиться, – рассеянно ответил Вольф. – Сын Игната слишком авторитетен, он у Эдмунда как бельмо в глазу. Ну, про мою репутацию не будем говорить… А Брунгильде надо было спать с Эдмундом, а не со мной.

Фон Штернхерц добавил тихо:

– И это единственное, о чем я жалею.

Он повернулся к сыну.

– Но больше я не жалею ни о чем. Я всю жизнь мечтал летать, и я сделал это. Никогда не предавай свою мечту, Гюнтер. Делай то, что хочется. Когда я отказался от мечты, моя душа покинула меня, а в меня вошел сам Локи, и если бы не Рейнарт…

Гюнтер собрался с духом. Это был шанс поговорить с отцом о том, что волновало его больше всего – и возможно, это был его последний шанс получить родительское благословение.

– Папа, – сказал он. – Я хочу быть врачом.

Он замер, затаив дыхание, не сводя глаз с иссеченного морщинами лица Вольфа.

– Врачом? – повторил единственный в мире оборотень-полиморф и добродушно усмехнулся. – Ну а что, ведь на эмблеме лекарей изображают гросайдечь, пьющую вино из чаши. Твои предки славно послужили Водану; почему бы тебе не заделаться жрецом Фрейи?

Вольф обнял сына.

– Передавай Шатту мое благословение, – сказал он. – И пусть бросает эту садистичную дуру, пока не поздно. В Цитадели полно наездниц, умных, ласковых и верных.

– Хорошо, – ответил Гюнтер.

Вольф стал спускаться к взлетной площадке, на которую неуклюже выползали девять летающих ящериц. На земле эти чудесные создания выглядели смешно, но и не для земли они были созданы.

В сторону Инкубатора и обвивающего его черного тела старший химмельриттер Вольф даже не глянул.

Ветер свистел в огромных кожистых крыльях. Под ногами Марфора проносились выжженные, черные земли. Химмельриттер облетал самый восточный край Драконьей Пустоши, прижимаясь к горам. Эльф с наслаждением вдыхал холодный воздух с горьким привкусом пепла и чего-то неуловимого. Этот странный аромат появляется в воздухе только весной, и будоражит кровь, и зовет к неведомым свершениям и подвигам.

Ни одну дракониху не удалось приручить даже самому Разрушителю Игнату. Ящеров для воздушных наездников выводили из обычных драконьих яиц, магически разделенных на четыре части. Дракончики, которым химмельриттеры дали имя grosse Eidechse – «большие ящерицы», получались меньше по размерам и не такие прожорливые. На способности гросайдечей выдыхать неугасимый магический огонь мутация не сказалась никак. Однако ящерицы-близняшки не обладали способностью к размножению, и химмельриттерам время от времени приходилось делать вылазки за яйцами драконов.

Наиболее удачным для этого временем традиционно считался конец весны каждого високосного года. Марфор тогда скрывался в Цитадели после очередного удачного заказа, увеличившего число его смертельных врагов. Химмельриттеры попросили принять участие в общей охоте, и он решил не отказываться. Марфору захотелось размять косточки и вспомнить детство, когда он еще не был самым высокооплачиваемым наемным убийцей от Гламранта до Нудая, а восторженным романтиком, влюбленным в небо и летающих ящериц. То время, когда жизнь, люди, эльфы и оборотни казались такими же чистыми и прозрачными, как высокое, пронзительно-голубое весеннее небо.