Погасить Черное Пламя - Гинзбург Мария - Страница 110

«Ты знаешь, кто твой рыжий любовник?», телепатировал брат Урсуле.

– Странная ситуация сложилась с налогами, – сказал Черное Пламя.

Император принял старшин рабинских цехов в тронном зале. В качестве особой милости он вышел к гостям в человеческом облике. Император попросил старшин придти вместе с помощниками, и таким образом Ульрик впервые встретился с Черным Пламенем лицом к лицу.

– Я к тому, что их поступает в казну все меньше и меньше, – продолжил Черное Пламя.

Тишина в зале стояла гробовая. Было очень душно, словно не пышная золотая осень заглядывала в прорубленные под самым потолком многочисленные окна, а безжалостно горячая макушка лета.

Черное Пламя протянул руку к столику из черного дерева. На нем стоял высокий жбан, украшенный дорогой эмалью, с забавной башенкой на откидывающейся крышке. Император налил себе холодного квасу в серебряный стакан с чернью.

– Неужели горожане перестали бить тарелки и миски? – спросил Черное Пламя. – И больше не ломают табуреток об головы друг друга на семейных праздниках?

Он усмехнулся, обвел присутствующих взглядом, от которого, несмотря на жару, холод продирал до костей. Ульрик ощутил всю нечеловеческую сущность императора, которой было тесно в потасканном плаще человеческого облика. Черное Пламя отпил кваса. Старшина цеха столяров, сидевший рядом с Ульриком, громко и судорожно сглотнул.

Из замка его молодой помощник вернулся с повышением, но отнюдь не обрадованный таким поворотом событий. Черное Пламя, приняв свой истинный вид, разорвал по одному старшин всех рабинских цехов на глазах у остальных, кому милостиво была дарована жизнь.

Пока.

«Кулумит мне не любовник», сердито ответила Урсула. – «Пару раз встречались…»

«Он из тех парней, что распотрошили брюхо императору», сообщил Ульрик.

«Я знаю», телепатировала сестра.

Ульрик тихо засмеялся. Урсула пнула его ногой в спину, но брат продолжал мысленно хохотать. Сестра его была красива, обаятельна, и финансово независима. Короче говоря, ничто не мешало ей рыться в ухажерах, как в сору. Иногда она рассказывала брату о своей личной жизни. Неизменно оказывалось, что у одного из претендентов слишком длинный нос, другой совершенно не обучен галантной беседе, а третьему нужны только деньги, которые приносит ее ателье.

«Так вот кого тебе было надо», думал столяр. – «Не купца, не поэта, не красавца, а заговорщика! Героя! Борца! Ну надо же! Ну наконец-то!»

«Перестань», зло телепатировала сестра. – «Я все слышу».

Ульрик повернул коляску, следуя изгибам набережной, и оказался в толпе оборванцев. Похоже, они ждали беженцев – иначе чем еще объяснить, что они стояли так тихо на перекрестке, а тот из них, что оказался ближе всех к повозке, ничуть не удивился, а тут же ловко схватил лошадь под уздцы. Эльф обернулся. Из боковой улочки, которую обоз миновал чуть ранее, тоже высыпали серые в предрассветных сумерках тела, укутанные в живописные лохмотья. Эльфы были окружены.

– Стоять, милая, – почти нежно сказал оборванец, придерживая лошадь.

– Все покидающие Рабин должны пройти таможню, – сказал пузан в широкополой шляпе. – Сдать излишки, стало быть. Предлагаю сделать это добровольно.

В толпе гнусно захихикали. Сзади подъезжали остальные повозки, и их тоже обступали грабители. Ульрик бессильно выругался. Он не владел боевой магией, да и вооруженных мужчин в обозе не было. Город вымирал с окраин, а эльфы сейчас проезжали мимо давно брошенных, мертвых кварталов, где и днем-то было опасно.

– А, так я тебя знаю! – закричал тот, что держал их лошадь. – Ты же столяр. Что везешь? Столы, табуретки?

– Нее, тут одеяла какие-то, – сказал другой, заглянув в коляску.

Урсула завизжала – он ущипнул ее за грудь. Кулумит, красный от гнева, повернулся. Ульрик думал, что он сейчас заедет грабителю в ухо, и схватил его за руку. Но вместо этого рыжий эльф вцепился в столяра и пригнул его к облучку.

Коляску охватило нестерпимо холодное черное сияние. Ульрик услышал громкий треск, хруст и чавканье. Звуки были ему знакомы с памятного визита во дворец дракона. Кулумит вздрагивал и все сильнее прижимал Ульрика к сиденью, хотя столяр и не думал вырываться. Когда темная сфера, отделявшая их мира, исчезла, Ульрик увидел стол и две табуретки, стоявшие слева от коляски. Они были странного, темно-красного цвета в белых прожилках. Приглядевшись, столяр понял, что они сделаны не из бука или тиса, а из страшно искореженных, вывернутых наизнанку тел оборванцев.

Ульрик оглянулся. Кроме белого, как бумага, пузана в шляпе, на набережной никого не осталось.

– Таможня, так мы поедем? – раздался голос раненного со дна коляски.

Пузан кивнул и поспешно отвернулся. Его начало рвать.

Ульрик хлестнул лошадь.

– Когда все это закончится, – сказал он, не оборачиваясь. – Приходи ко мне в мастерскую, Шенвэль. Я думаю, из тебя выйдет отличный столяр.

– Благодарю за предложение, – откликнулся тот.

– Ты говорил, что тебе вредно колдовать, или мне показалось? – стеклянным голосом спросил Кулумит.

– О, теперь я чувствую себя гораздо лучше, – бодро ответил Шенвэль. – Я излил на них то, что убивало меня.

– Я понял, – пробормотал рыжий эльф.

Обоз тем временем добрался до самого конца набережной, где она превращалась в неухоженную тропу.

– Мы уже приехали, – сказал Кулумит Ульрику. – Дальше надо будет пешком. Скажи, чтобы все выгрузились и взяли вещи. Повозки придется сбросить в море.

– Зачем же, – сказал столяр. – Можно будет перегородить ими тот переулок, откуда на нас вылезла эта мразь.

– Или так, – кивнул рыжий эльф.

Ульрик спрыгнул с козел, помог выбраться из коляски сестре.

– Я останусь в городе, – сказал он негромко. – Кто-то должен присмотреть за мастерской и лавкой.

Урсула всплеснула руками и хотела, судя по ее выражению лица, заголосить. Брат крепко сжал ее локоть.

– Если будет совсем туго, я уйду в старые шахты, – произнес он.

И снова что-то толкнулось со дна его души. Предчувствие, какое-то невнятное эхо будущего, которое Ульрик не успел разобрать. Эльф торопливо поцеловал сестру.

Лайтонд же смотрел на розовеющую полоску неба над горами и думал о том, что ему первый раз в жизни хочется, чтобы солнце не вставало. Боги услышали его, и для него солнце в тот день так и не взошло. Верховный маг Фейре не увидел восхода. Он забылся в счастливом беспамятстве среди теплых стеганых одеял, обшитых малиновым атласом.

Коруна проснулась от холода. Видимо, заклинание, наложенное Кертель на стены контины, исчерпало себя. Подняв голову, девушка увидела, что серебряная статуя Моготы стоит у самого края нар и держит Кертель за руку. Коруна вздрогнула. Перед глазами у нее все поплыло, девушку окатило жаром, как вчера, когда она неосторожно посмотрела в глаза Судьбе. Раздался тихий сухой звон, и что-то глухо ударилось об пол. Коруна потрясла головой. В глазах у нее прояснилось. Идол стоял на своем месте. Рука наставницы безвольно свисала с края нар. Девушка коснулась плеча Кертель – оно оказалось твердым и холодным.

Коруна в ужасе подскочила. Не помня себя, она перепрыгнула через тело старой ведьмы и вылетела на улицу. Холодный воздух ударил ей по лицу шершавым платком, резанул легкие. Потрясенная Коруна остановилась.

Гниловранская трясина сияла под солнцем, как огромный леденец. Как каток, до блеска раскатанный местной ребятней. По сияющему льду разгуливали темные, легкие силуэты змеедеревьев, с удивительной грациозностью передвигались тяжелые и неповоротливые дубокраки, усиливая сходство с катком в выходной день. Верстах в двух к югу Коруна отчетливо различила огромную гребенку близнещипцев. Странной оттепели хватило ненадолго. Перед Коруной стояла совершенно невыполнимая задача. Точнее, две. Добраться до дому и похоронить свою наставницу. Как бы сильно не испугалась Коруна в первый момент, бросить тело Кертель в храме показалось ей кощунством. Девушка вернулась в храм – в борьбе со жгучим холодом страх перед мертвым телом уступил. Стараясь не смотреть в сторону прикрытого одеялом бесформенного кома, Коруна добралась до стоявшей в углу корзинки и пошарила там в поисках еды. Ее поиски увенчались успехом – девушка обнаружила кусок твердой, как сталь, буженины, хлеб и небольшую фляжку. Присев на корточки, Коруна разгрызла мясо. Это ей далось с некоторым трудом. С хлебом девушка справилась легче. Пить из фляжки она не стала, решив оставить водку на крайний случай – Коруне еще предстояло как-то пересечь огромную равнину, над которой свистел пробирающий до костей ветер.