Погасить Черное Пламя - Гинзбург Мария - Страница 101

– Ты принимаешь мой дар добровольно? – спросила Кертель.

Коруна не сразу поняла, что наставница обращается к ней. Старая ведьма свирепо дернула ее за руку. Девушка очнулась.

– Да, – пробормотала она торопливо.

Кертель сделала неуловимый жест рукой. Коруну скрутило от боли. Ощущение было такое, словно в низ живота воткнули раскаленную кочергу, и вонзали ее все глубже, стараясь достать до сердца. Мир перед глазами Коруны рассыпался белыми обжигающими брызгами.

«Вот так на одну доверчивую дурочку в мире стало меньше», отстраненно подумала Коруна. Не хотелось ни бороться, ни бежать. А Маришка, в некоторых версиях сказки, успела схватить злую каргу за руку и утащила ее в Подземный мир вместе с собой. «Но ведь у меня никогда не было выбора – я еще до рождения она была обещана старой ведьме…», грустно подумала девушка.

Кертель хрипло рассмеялась. Воздух вокруг изменился – пахло гарью, раскаленным камнем, и, одновременно, свежестью.

– Не ярись, не трать силы зазря, – громко сказала старая ведьма. – Болото растопил, огненных коней загнал, да все равно опоздал. Что отдано, того не отымешь.

Коруна увидела черное пятно на жертвеннике, огромный зигзаг трещины, разделивший два каменных круга. Она удивилась, поняв, что обжигающая вспышка не привиделась ей – это молния попала в жертвенник и расколола его. Девушка обрадовалось тому, что может хоть что-то чувствовать. Боль в животе исчезла вместе с другими странными ощущениями, словно их и не было никогда. Коруна чувствовала себя очень уставшей.

– Пойдем, – сказала Кертель. – Теперь можно и отдохнуть.

И первая направилась к покосившейся контине. Коруна благодарно кивнула. Она бы обиделась, узнав, что старая ведьма так торопится совсем не из жалости к своей измученной ученице. На полу храма дотлевали алые ниточки углей. Кертель обошла очаг, за которым обнаружились нары, уже заботливо заправленные вторым из принесенных одеял. Она пропустила ученицу к стеночке. Коруна завалилась на одеяло, не раздеваясь, страшно счастливая оттого, что осталась в живых, и мгновенно заснула.

Кертель легла рядом с ней. Старая ведьма повернулась спиной к девушке. Одну руку Кертель подложила под голову, а другую вытянула на одеяле к краю нар.

– Скорее, прошу тебя, – тихо произнесла она. – Я не хочу опоздать, не хочу, чтобы это все это было зря… Я хочу помочь ему. Хоть раз.

Во мраке что-то сухо зазвенело. Из него появилась ослепительно белая рука. Кертель знала, что эта изящная женская кисть с тонкими пальцами сделана из чистого серебра. Старая ведьма протянула навстречу руке богини свою – сухую, коричневую от старости, изрезанную морщинами и изуродованную артритом.

В тот миг, когда две руки встретились, Кертель перестала дышать.

Последний отблеск умирающего пламени отразился в глазах, искусно сделанных из лунного камня, всегда бывших мертвыми и все-таки живых и полных печали, и контина погрузилась во тьму.

Кокон из Чи всех четырех стихий, окутывавший императора разноцветным сиянием и делавший Черное Пламя неуязвимым, побледнел, задрожал и исчез. Лайтонд не знал, почему. Но раздумывать было некогда. Эфирный щит мог вернуться в любой миг.

Эльф скатился с баррикады прямо под ноги дракону. Не теряя ни секунды, Лайтонд полоснул мечом по правой передней лапе. Он хотел лишить Черное Пламя «огненного», то есть указательного пальца. Чиркнув им по обрубкам шей, император мог прирастить потерянные головы на место. Ошеломленный линдворм переступил с ноги на ногу, и мощный удар пришелся на мизинец вместо указательного. Мизинец дракона был длиной с трехлетнего ребенка, и меч Лайтонда оторвал его почти целиком, оставив обрубок размером с человеческую голову. Эльф ловко отпрыгнул от толстой струи черной крови. Она с шипением полилась на мозаичный пол. Император был так удивлен, что ни произнес ни звука; только две струйки дыма вырвались из его ноздрей. Черное Пламя поднял раненную лапу, чтобы схватить Лайтонда и раздавить его.

Но лучше бы император этого не делал.

Огромный меч Хелькара был, тем не менее, острым как бритва. Теперь, когда кисть Черного пламени была прямо перед ним, Лайтонд смог прицелиться точнее. Крутанувшись в бедрах и вложив в удар всю свою силу – рубить кости дракону, даже мелкие, это совсем не то, что сворачивать головы курам – эльф ударил по указательному пальцу Черного Пламени.

То ли Лайтонд набил руку, то ли ему повезло. Эльф снес «огненный» палец начисто. Лайтонда чуть не пришибло обрубком размером почти с него самого. Но эльф ловко увернулся и вбежал под грудь дракона. Задрав голову, он торопливо осматривал колышущиеся кожаные складки. Линдворм вздрагивал всем телом. Заговорщики продолжали стрелять по нему, удобно укрывшись за мертвыми головами. Лайтонда охватило чувство, словно он был Мальчиком-с-пальчик, который заскочил в кузнечные мехи, что качает великан. Зигфрид говорил, что под чешуйчатой пластиной, закрывающей грудь, есть хорошо заметная мягкая впадинка, как это иногда бывает и на груди у людей. Не стоило и надеяться пробить саму пластину; надо было вонзить меч, заговоренный стараниями эльфа и оборотня, прямо в эту впадинку.

По дрожанию Чи вокруг Лайтонд понял, что насмерть перепуганный линдворм сейчас исчезнет. Телепортируется или улетит, пробив крышу. Но впадинки эльф так и не видел. Он остановился и глубоко вдохнул. Дышать было сложно. Огонь, который так щедро выдыхал император, съел почти весь имевшийся в зале кислород. Узкие вентиляционные окошки, длинной чередой идущие под потолком, не могли возместить потери так быстро. А уж здесь, под горячим брюхом дракона, и подавно было самое душное место во всем тронном зале.

Под брюхом! Лайтонд сообразил, что сгоряча пробежал слишком далеко, и развернулся. Ямочку, в которую поместился бы хороший арбуз, он заметил тут же. Она находилась почти над самой головой эльфа. Лайтонд перехватил клинок за нижнюю треть, и с маху вогнал его в колеблющуюся живую тьму у себя над головой.

– Что это? – крикнула Глиргвай. – Что происходит?

Они с Зигфридом вскарабкались на обломки колонн, завалившие проход между головами. Эльфка стреляла, оборотень отводил глаза дракону. Впрочем, императору было не до таких мелочей. Его мощное черное тело вдруг задрожало – как мираж, как морок, и словно бы собиралось исчезнуть так же легко.

Химмельриттер выругался сквозь зубы.

– Он телепортируется! – крикнул он в ответ.

Удивленная Глиргвай промолчала. Ей и в голову не могло придти, что драконы умеют телепортироваться… хотя, с другой стороны, это умеют даже партизаны.

Зигфрид смерил взглядом расстояние до черной чешуйчатой спины и отошел назад. Прежде чем эльфка успела сообразить, что он делает, оборотень разбежался. Ничто не помешало ему на ровной грани колонны.

Оборотня и дракона разделяло не меньше пяти метров. Тут какой разбег ни бери, все мало покажется. На середине полета Зигфрид понял, что силовой импульс исчерпан – и, холодея, сообразил, что на левитационный у него не хватит сил. Оборотень колдовал от души, и колдовал сегодня уже много. Он использовал всю преобразованную Чи, которую имел, а втянуть необходимое количество энергии за раз Зигфрид не смог бы.

Химмельриттер мрачно глянул себе под ноги, прицеливаясь, куда бы удачнее упасть.

В этот момент большая и теплая рука мягко поймала его. То есть, как вдруг понял оборотень, не рука, а лапа – изящная, словно отлитая из бронзы, лапа гросайдечи. Чешуя, покрывавшая ее, была серебристо-зеленой. Сердце Зигфрида толкнулось в грудь так, что ему стало больно. Оборотень задрал голову. В высоте над собой он увидел морду Марлен. Гросайдечь стрельнула огненным глазом и фыркнула. Марлен осторожно положила Зигфрида на спину Черного Пламени рядом с шипами, торчавшими на хребте дракона подобно лесу. Оборотень тут же вцепился в один из них.

Зигфрид не сводил глаз с Марлен. Он ожидал телепатеммы, не смея позвать драконочку сам. Гросайдечь парила над Черным Пламенем, едва не задевая императора хвостом. Марлен придирчиво оглядела своего химмельриттера и убедилась, что он крепко держится.