Зеркало грядущего - О'Найт Натали - Страница 25
- Предыдущая
- 25/98
- Следующая
Валерий обхватил голову руками и зарыдал.
«А если вервольф нас укусит?»
«Не укусит, мы защитимся от него».
«Как?»
«А мы возьмем у моего отца волшебный талисман. Тот, кто его носит, с тем ничего не может случиться. Потому что он волшебный…»
«Как же ты возьмешь талисман, Валь? Он наверняка прячет его в потайном месте!»
«Не беспокойся, Нуми. Я видел, как матушка доставала его из ларца. Мы возьмем его потихоньку, а потом положим на место. Никто ничего не заметит…»
Никто ничего не заметит.
Никто.
Вот уже двадцать пять зим..
ОБРАЗ ТАЛИСМАНА
Весной, когда разливается бурный Тайбор, вода покрывает луговые поймы и так щедро насыщает влагой плодородную почву, что уже через несколько лун дремучие заросли огромных, в рост человека, трав расписывают шамарские просторы всеми мыслимыми оттенками зеленого. В это время года, кажется, нет других цветов – куда ни брось зрак, салатные, фисташковые, смарагдовые и малахитовые оттенки зелени даруют отдохновение глазу, укрепляют веру в вечное блаженство.
Лишь алые всполохи фламинго, в изобилии гнездящихся тут, да переливчатое оперенье диких селезней нарушают одноцветие этого благословенного края. Когда поднимается ветер и по былью пробегают волны, чудится, будто перед тобой бескрайнее муравное море, что катит свои зеленые душистые валы туда, где за зыбкую черту окоема нисходит под вечер багровая колесница Митры.
Герцог Антуйский со своей супругой Фредегондой любили проводить лето в Валензе, в родовом поместье, предпочитая тишь этого отдаленного уголка Шамара бесконечной столичной суете. Царственная чета развлекалась охотой, верховыми прогулками, но это быстро наскучило взбалмошной прелестнице, и она захотела выстроить в глухой части придворцового парка настоящую деревушку с мельницей, сыроварней, голубятней и овчарней. Вскоре все было готово, и вот уже черепичные крыши уютных домиков, увитых плющом, умиротворяли небесный взор владычицы Шамара. Она полюбила приезжать сюда, чтобы погладить чистых беленьких барашков, украшенных бантиками и колокольчиками, задумчиво понаблюдать за вращением тяжелого колеса водяной мельницы, перекинуться несколькими словами с румяными подстриженными крестьянами, вывезенными на лето для княжеской потехи из окрестных сел, и вкусить прочих прелестей бесхитростной и такой приятной сельской жизни.
Валерий, а в ту пору просто Валь – ему едва минуло восемь зим – постоянно бегал в деревушку, которую его мать нарекла Пайсония, что на шамарском патуа означало «тишайший уголок», вместе со своим кузеном Нуми, сыном Серьена Гандерландского и Госвинты, гостившим в летней резиденции Антуйского Дома. Частенько за ними увязывался и Жамес, придворный ювелир и художник, чудаковатый, вечно растрепанный старик, который все время что-то рисовал угольком на тонких сосновых дощечках; в ответ же на расспросы юных принцев шумно вздыхал, сопел и сетовал на то, что капризная королева принуждает его расписывать одну из стен гостевой залы живописными ландшафтами и видами деревушки и от того-де ему приходится рисовать игрушечные домики Пайсонии, вместо того чтобы заниматься настоящим делом. Под «настоящим делом» Жамес подразумевал работу с золотом или драгоценными камнями – и тут ему воистину не было равных, – водить же разбухшей кистью по сырой штукатурке ему было невыносимо скучно.
Как-то раз Валерий и Нумедидес застали жителей деревни в странном состоянии – женщины уголками платков украдкой вытирали слезы, мужчины угрюмо молчали, а на все попытки что-то прояснить лишь отнекивались да чертили в воздухе знаки, отгоняющие демонов. Вечером, по дороге во дворец, Жамес объяснил юным принцам, в чем причина столь непривычного поведения всегда радушных селян. Оказывается, как по секрету рассказал ему Нирк-хлебопек, по ночам в деревню повадился вервольф – огромный волк-оборотень. Бесшумно он проникал в овины и бессовестно задирал скот, а нынче ночью обнаглел до того, что утащил малолетнюю Малику, дочь Виланиса-мельника. Крестьяне бессильны что-либо сделать: считается, что зверя не берут ни стрелы, ни рогатины, но скорее всего они просто дрожат за свою шкуру, предпочитая каждую ночь трястись в темноте своих игрушечных домиков, сложенных из легкого, пористого камня и покрытых декоративной черепицей, и гадать, кого нечисть унесет на этот раз. А во дворец пожаловаться страшатся – как бы их за то, что привадили нежить, не погнали из сытной, хлебной деревеньки, в голод и нужду.
Ночью, когда все уснули, Валь прошлепал босыми ножонками по лакированному полу дворцовых коридоров в опочивальню к Нумедидесу: брат был выше его на целую голову и значительно сильнее – мог в кулаке запросто раздавить большой лесной орех – стоило посоветоваться с ним о том, что предпринять, чтобы защитить кротких селян.
И при колеблющемся пламени свечи Валь заканючил, тряся за рукав ночной рубашки своего кузена:
«Нуми, пойдем охотиться на вервольфа… Пойдем, Нуми, ну что ты боишься… Пойдем, Нуми… Мы возьмем мечи и кинжалы, и остроги, и рогатины, а еще мы возьмем… Но это тайна, Нуми, поклянись, что никому не скажешь…»
«А если вервольф нас укусит?» – Гандерландский наследник боязливо покосился на темноту безлунной ночи за окном, кутаясь в меховое покрывало.
«Не укусит, мы защитимся от него», – рассмеялся мальчик.
«Как?»
«А мы возьмем у отца волшебный талисман. Тот, кто его носит, с тем ничего не может случиться. Потому что он волшебный…» – Шамарский принц прыснул в кулачок. До чего же здорово все получалось!..
«А как ты возьмешь у отца талисман, Валь? Он наверняка прячет его в потайном месте?» – заерзал на ложе Нумедидес.
«Не беспокойся, Нуми. Я видел, как матушка доставала его из ларца. Мы возьмем его потихоньку, а потом положим на место. Никто ничего не заметит…»
Это стало решающим доводом, и охота на оборотня была назначена на следующий день. В обязанности Нумедидеса входило выкрасть два больших жайбарских ножа, которые в маленьких детских ладошках казались мечами, острую рогатину, которой так удобно поразить вервульфа прямо в сердце (на дворцовых гобеленах древний герой Альхантий именно так расправлялся с драконом), и крепкую веревку, чтобы связать зверю ноги и приволочь во дворец. Валерию же оставалось потихоньку взять драгоценный амулет, а потом, когда все уладится и волколак будет повержен, так же незаметно положить на место.
Мальчику удалось, улучив момент, незаметно пробраться в матушкины покои, однако когда он, блаженно улыбаясь, гордый собственным хитроумием, осторожно притворил тяжелую резную дверь и проскочил в полутемную галерею, чья-то крепкая рука проворно ухватила его за локоть и он услышал скрипучий голос: «Можно узнать, куда это так торопится юный принц?»
Неудачливый похититель втянул голову, приготовился к наказанию и обреченно обернулся, ожидая наткнуться на строгий взгляд гофмейстера, но вместо сурового домоуправителя перед ним стоял Жамес, красноватые глаза которого ясно говорили о том, что он уже, несмотря на полуденный час, успел наведаться на дворцовую кухню и пропустить стаканчик крепкой шамарской настойки.
Юный принц сделал невинные глаза и мило улыбнулся:
«Я думал, что королева у себя, и хотел рассказать ей о жеребенке, с белым пятном на лбу, что родился вчера вечером…»
«Хм-м, – старик почесал затылок. – О жеребенке, конечно, стоит рассказать Ее Величеству, ей будет необычайно интересно послушать. Но скажи на милость, если ты заходил по такому важному делу, то что это ты там прячешь за пазухой?»
Запас выдумки у Валерия истощился, и он, потупившись, протянул старику злосчастную вещицу.
«Я только хотел немножко поиграть, месьор, – склонив голову, пролепетал он, – я сейчас же положу ее на место».
Но старик, казалось, не услышал ответа. Глаза его заблестели, и хмель мгновенно улетучился.
«Митра Всемогущий, это же Оберег Кулла, – прошептал он, стискивая дрожащими руками талисман. – Я всю жизнь мечтал взглянуть на него хотя бы одним глазком. Ты видишь – это древняя валузийская работа, считается, что человеческие руки не в силах сотворить такое совершенство. Взгляни, как извиваются солнечные лучи – словно кольца змеи, приготовившейся к броску… а лик Пресветлого ослепительно сияет и излучает такой жар, что хочется подуть на пальцы. Тебе повезло, отрок, ибо ты узрел последнюю вещь, уцелевшую с того времени, когда Атлантида еще не была поглощена морской пучиной; в которой слились воедино Черная Красота Сета и Светлое Благолепие Митры. Несколько зим назад шамарский ювелир Илений после нескольких чарок вина под большим секретом поведал мне о том, что изготовил по приказу неизвестного посетителя точную копию этой священной реликвии. Я не поверил тогда кривому Илению – его толстые пальцы не способны сладить такую красоту, он годен лишь на то, чтобы дешевую медь покрывать золотой пыльцой и сплавлять эти поделки тучным женам купцов и рыночных менял…»
- Предыдущая
- 25/98
- Следующая
