Волшебная сказка - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 19

• Предыдущая
• 19/33
• Следующая

— Входите, моя милушка, входите. Они не кусаются, — любезно говорила, обращаясь к Наде, Анна Ивановна пропуская девочку вперед.

В освещенной ярким электрическим светом гостиной Надя остановилась как вкопанная. Никогда еще ни в одном из прочитанных ею романов не приходилось девочке встречать что-либо хоть сколько-нибудь похожее по описанию на такую окружающую ее теперь обстановку. Если на стеклянной террасе количество цветов поразило Надю, то здесь в гостиной, огромной комнате, с нежными, изумрудного цвета тоном под стать свежей молодой зелени, диванами, кушетками, креслами и пуфами, с таким же пушистым, похожим на газон, ковром во всю комнату, — количество пальм, рододендронов, олеандров и других экзотических растений делали помещение похожим на сад. А по стенам ее, между картинами в золотых рамах, изображающих по большей части животных и пернатое царство во всех видах и позах, висели клетки с канарейками, большие и маленькие, но все безусловно красивые и изящные, под стать обстановке этой удивительной комнаты. Посреди нее находился высокий стол с огромною клеткою, похожею на игрушечный дом. В ней, на жердочке, важно чистя себе клюв лапкой, сидел большой пестрый попугай.

Лишь только переступила порог этой комнаты Надя следом за хозяйкой, как попугай закричал резким голосом, заглушая голоса щебечущих, несмотря на позднее время, канареек:

— А попочке нынче не дали молочка! Не дали молочка попочке! Не дали! Не дали!

— Неужели без молока оставили Кокошу? — тревожно обратилась Анна Ивановна к сопровождавшим ее лакеям.

— Никак нет-с, барыня, они-с все получили, что им полагается, поспешил ответить один из слуг.

Анна Ивановна посмотрела на него строгим взглядом.

— Ой, не путаешь ли? Позови-ка лучше сюда Лизаньку; я добьюсь от нее толку.

— Я тут, благодетельница, чего изволите? — услышала Надя чей-то тонкий, сладко-певучий голосок.

— Послушай, Лизанька, ты поила Коко молоком нынче? — так же строго осведомилась Анна Ивановна у невысокой, худой, даже костлявой девушки лет восемнадцати, с некрасивым веснушчатым лицом и маленькими неспокойно бегающими глазками.

Одета она была очень чисто, но просто в темное платье и черный передник с карманами, а жиденькие бесцветные волосы девушки были закручены небольшим жгутом на макушке.

Лизанька вдруг стремительно нагнулась и, подобострастно схватив пухлую руку Поярцевой, прижалась к ней губами.

— Как можно, как можно мне манкировать своими обязанностями, благодетельница? Да что я ума лишилась разве? Разве не помню я денно и нощно о том, что мне надо о вас вечно Бога молить, что вы меня, бедную, сирую призрели, напоили, накормили… Так ужели же я вам черною неблагодарностью отплачу? — певуче затянула девушка.

— Ну, довольно, довольно, пошла-поехала… скучно это, — нетерпеливо отмахнулась от нее благодетельница. — Вот познакомься-ка лучше с Наденькой Таировой, нашей милой гостьей.

Лизанька, все время, с первого же появления Нади, не спускавшая с нее зорких, словно нащупывающих глаз, теперь вся так и всколыхнулась, так и заходила ходуном вокруг Нади.

— Ах, красавица! Ах, душенька! Ах, ангелочек Божий! — простонала она в избытке восторга и, стремительно бросившись к Наде, подобострастно чмокнула ее в плечико.

Надя сконфузилась.

— Что вы! Что вы! Лучше так поздороваемся… — пробормотала она, протягивая руку Лизаньке.

Но та, не поняв умышленно или случайно этого движения, чмокнула ее и в руку, Надя растерялась совсем.

Между тем под тявканье не совсем еще угомонившихся собачек, под оглушительный щебет канареек, принимавших, очевидно, яркое электрическое освещение комнаты за дневной солнечный свет, и под назойливые крики не перестававшего жаловаться попугая, Анна Ивановна рядом других, менее оригинально, но еще более роскошно убранных совсем не по-дачному комнат провела свою юную гостью в столовую.

Здесь, в огромной горнице, отделанной под дуб, с массивными буфетами и горками, сплошь уставленными дорогим фамильным серебром, тонким хрусталем и фарфором, за длинным, убранным для чая обеденным столом, освещенным ярко горящей люстрой, сидели три женщины в скромных, темных, но таких же изысканно чистых, как у Лизаньки, платьях.

При появлении Анны Ивановны и Нади они встали со своих мест и вереницей двинулись им навстречу.

— Добрый вечер, благодетельница, — запела седая, подслеповатая старушка в очках и в старомодном, с широкой пелериной, платье, с чепчиком-наколкой из черных же кружев на голове, какие носятся мелкими чиновницами. — А мы-то ждали вас!

— Ждали-ждали! — в тон ей проговорила другая пожилая женщина, удивительно напоминающая уже знакомую читателям Лизаньку, с такими же, как и у той, бегающими, беспокойными глазками.

— Нынче Пупсик чуть не заболел, — отрывисто проговорила еще очень молодая, но очень толстая, не по возрасту рыхлая особа, с наивным, ничего не выражающим румяным лицом и выпуклыми большими, тоже ничего не говорящими глазами.

— Пупсик? болен? — вся так и встрепенулась Анна Ивановна.

— Чуть не заболел, благодетельница, — запела седая старушка в очках, перебивая толстушку, открывшую уже, было, рот для отчета. — А все Кленушка эта пучеглазая, опять обкормила крендельками собачонку.

— Ничего не обкормила, уж вы сочините тоже! — буркнула Кленушка, и красные, как румяные яблочки, щеки ее стали еще краснее.

— Ей бы только о своем желудочке думать, а о любимчиках ваших и горя мало, — съязвила вторая приживалка, как две капли воды похожая на Лизаньку.

— Да что вы привязались ко мне? — сердито забормотала Кленушка. Здоровехонек Пупсик, что вы придумываете? Только при гостье срамите меня, и толстушка, мельком взглянув смущенными глазами на Надю, протянула ей руку дощечкой, как обыкновенно это делают простолюдины.

— Вот, Наденька, мой друг, познакомьтесь с моей гвардией, — беря за плечи девочку и подвигая к трем женщинам, проговорила Анна Ивановна. — Вот Домна Арсеньевна, за хозяйством моим смотрит, — указала она на старушку в очках. — А вот Ненила Васильевна, мать Лизаньки, она за канарейками ухаживает. А это Кленушка, она немногим разве старше вас, ей всего шестнадцать лет только; я ее поставила присматривать за собачками. А это Наденька Таирова, моя любимица, — назвала она присутствующим Надю.

— Ангел-барышня! Красоточка! Конфетка бонбоньерная! Ах, душенька, с каким вкусом платьице сшитое на вас! И волосики-то, ровно лен! Королевна, одно слово! — восхищались наперегонки Надею обе старушки, льстиво заглядывая ей в глаза, в то время как Лизанька уже хлопотала у чайного стола, а Кленушка самым бесцеремонным образом разглядывала Надю.

Самой Наде было и неловко, и приятно в одно и то же время от такого рода похвал. Головка ее кружилась все больше и больше с каждым мгновением. Ей положительно все нравилось здесь: и сама оригинальная хозяйка, оставившая в своем доме пережитки русской барской старины с суетливою льстивою толпою приживалок и прислуг; нравилось и само убранство дома и этот чайный, ярко освещенный и заставленный всевозможными вкусными яствами стол. Она успела проголодаться во время прогулки в экипаже и теперь с удовольствием убирала за обе щеки и вкусные сандвичи, то и дело подкладываемые ей на тарелку Лизанькой, и печенье, и варенье, и сладкие пирожки, предлагаемые экономкой Домной Арсеньевной.

Пока Надя ела и пила чай, приживалки продолжали в это время восторгаться, не сводя с нее глаз:

— Господи, глазки-то, глазки какие!

— А цвет лица! А волосы! Неужели же сами по природе так вьются?.. Не завиваете?

— Ах ты, Создатель мой, и родятся же такие на свет хорошенькие да пригоженькие!

— Вот видите, Надин, как вас принимает моя гвардия, — ласково улыбалась девочке Анна Ивановна и погладила ее по головке.

Надя только краснела в ответ и сияла от удовольствия. Она чувствовала себя в положении рыбы, попавшей из маленькой банки в большой студеный бассейн. Покончив с чаем, позабавившись вдоволь собачками, теперь уже окончательно притихшими здесь в столовой и в чаянии подачки разместившимися вокруг Надиного стула с виляющими хвостиками, — девочка сказала, что ей пора домой.

• Предыдущая
• 19/33
• Следующая