Роман и повести - Баруздин Сергей Алексеевич - Страница 46

• Предыдущая
• 46/80
• Следующая

Вернулись, благо недалеко. Развилка дорог — хороший ориентир, а свежая могила на опушке леска — теперь памятное место. Отметили его на карте. Сюда удобно тянуть ход. И обзор вокруг отличный. Вдали виден Бреслау — все в том же зареве пожаров и в темных облаках.

— Ты не злись, — вдруг сказал Заикин. — Я же не знал, что у вас это самое, ну всерьез… Мне уже и так попало. Соколов, думал, съест. Говорит: «Иди и извиняйся, подлец!» По старым порядкам — перчатку, мол, тебе! Дуэль! Не злись! Договорились?

— Договорились.

Вдруг Заикин застеснялся совсем по-детски:

— А у тебя есть ее фотография? Покажи, пожалуйста!

— Нет.

Фотографии ее у меня действительно не было.

Зарево пожаров над Бреслау освещало обратную дорогу. Вот уже последняя тропка, и мы опять месили грязь, сокращая путь по полю.

На земле лежала убитая лошадь.

Двуколки уже не было. Видно, старшина уехал. Только лошадь — темной тушей в темноте. Блики пожаров играли на ее рыжей шкуре.

— Слушай, я весь день тебя ищу, — обрадовался Вадя Цейтлин, когда мы вернулись к своим. — Понимаешь ли, подсунули мне тут одно задание; так я хотел посоветоваться, по секрету, конечно…

— А что случилось?

— Да замполит поручил наградные писать. Мне, говорит, некогда, а тебе все равно нечего делать. Я и правда сегодня болтаюсь, как у знамени отдежурил. Вот по этому списку. — И Вадя показал какую-то бумажку. — Говорит, надо подвиги описывать, и покрасивей, а что писать, я просто теряюсь. И посоветоваться не с кем. Помоги!

Я мельком взглянул на бумажку. Почему-то первой увидел фамилию — Протопопов…

— Не знаю, Вадя! Не знаю! Пиши что хочешь! А я — спать! Не могу, дико спать хочется!..

В медсанбате, куда мы ездили с лейтенантом Соколовым, нам сняли бинты. Мне — со спины и с ноги, Соколову — с головы. Весь следующий день лейтенант, по старой привычке, без конца накручивал на палец волосы. Значит, он был чем-то озабочен.

Мы только что закончили работу, и закончили ее быстро, не успев устать, и я не понимал, что происходит с командиром взвода.

Погода сегодня, не в пример другим дням, отличная. Солнечно, тепло! Мы шагали вдвоем по широкому светлому полю, и дышали свежим мартовским воздухом, и смотрели, как на другом берегу какой-то реки резвились дикие козы.

Впрочем, смотрел я, а лейтенант крутил волосы и шел рассеянно.

— Сейчас бы поохотиться, товарищ лейтенант, — сказал я, чтобы не молчать. — Смотрите! — И я кивнул на коз и на зайца, который выскочил из-за пригорка и, заметив коз, рванул в сторону.

— Охота, говоришь? — произнес Соколов. — А я вот все думал… Ладно, на вот, прочитай. — Он достал из кармана письмо и протянул мне: — Поскольку и тебя тут касается…

— От старшего лейтенанта? — Я сразу узнал почерк Бунькова.

— От него, от него. Да ты читай, — повторил Соколов, останавливаясь.

— Прочел? — спросил Соколов.

— Прочел, товарищ лейтенант…

— Так вот, я к комдиву не пойду, с комбатом говорить тоже не стану. А поехать к Бунькову надо. Мы — свиньи, и в конце концов Лигниц — рядом. Если хочешь, сходи сам к Катонину, отпросись. Я разрешаю. Минуя комбата младшего лейтенанта Заикина. Он человек новый, с Буньковым незнаком. И скажи, так и скажи: «Мы — свиньи, что забыли Бунькова…» Хочешь, друга своего возьми — Баринова. Он все же должность, комсорг. И замечу — хороший парень…

— А если майор спросит, почему не вы?.. — засомневался я.

— Наговори на меня как угодно. Скажи, что я об этом не подумал, что хочешь скажи. Только на письмо буньковское не ссылайся. Так как?

— Я пойду, сейчас же пойду, товарищ лейтенант. Как вернемся!

Мне хотелось задать Соколову еще один вопрос: почему же, в самом деле, он не стал комбатом, как просил Буньков? Но я не решился.

И сказал неожиданно для самого себя другое:

— А знаете, товарищ лейтенант, по-моему, младший лейтенант Заикин оказался смелым человеком! Тогда, когда мы с этими фрицами столкнулись и с бронетранспортером…

— Дорогой мой дружок! — Соколов посмотрел на меня так, словно мы сидели в классе и он был учитель, а я — его ученик. — Дорогой мой дружок! Добро и зло порой удивительно уживаются рядышком. Впрочем, это я не о младшем лейтенанте.

Наутро мы тянули теодолитный ход. Места знакомые. Те, где мы попали с младшим лейтенантом Заикиным в переделку.

— Хорошо! Удачно! Хорошо! — говорил Соколов.

Судя по всему, он был доволен и выбранными нами ориентирами, и мною. Я ставил свою вешку на предельном расстоянии. Пусть колена хода будут длиннее.

Саша, Шукурбек, Володя и Соколов шли следом.

Конечно, наша работа — не бой. И прав Саша, когда говорил: начинается настоящее — нас просят в сторонку. Но удивительное дело: я был впереди и испытал от этого необъяснимое чувство. Превосходства? Может быть, да, и все же — нет. Просто я бежал со своей красно-белой вешкой вперед и знал, что от меня зависит работа других. Теодолитчик наведет теодолит на мою вешку, место для которой выбрал я, один я. Он снимет показатели с теодолита и вместе с вычислителем определит координаты этого места — места, которое выбрал я. А потом на этих координатах будут трудиться наши звукачи и не знакомые нам артиллеристы, фоторазведчики и, может быть, даже штабные работники…

Мы прошли уже разрушенный скотный двор, и перекресток дорог, и пустые домики, и кладбище. Вот справа лесок. Впереди на обочине два пустых мотоцикла, а трупов немцев нет. И под откосом, в канаве, нет трупов. Где же они?

— Давай третий, — сказал Соколов, подойдя к одному из мотоциклов. — Это — те?

— Те. Но только… фрицев кто-то похоронил…

— Так где третий пост? — спросил комвзвода.

— Вон там, товарищ лейтенант, у леска. На опушке. Могила там свежая. Видите?

— Вижу.

Могила, где мы похоронили сержанта и двух солдат из трофейной команды, была отлично видна с дороги.

— Давай дуй, а теодолит поставим на развилке дорог, — сказал лейтенант. — Засекут? Достанут?

• Предыдущая
• 46/80
• Следующая