Остров - Престон Дуглас - Страница 83

• Предыдущая
• 83/90
• Следующая

Хэтч протянул руку. После коротких колебаний Клей помог ему подняться на ноги.

— Благодарю вас, — прохрипел Хэтч. — Вы спасли мне жизнь.

Клей раздраженно отмахнулся от него.

— Это туннель, где погиб мой брат. Вы видите его кости.

Глаза Клея широко раскрылись.

— Мне очень жаль, — быстро проговорил он, отводя в сторону фонарь.

— Вы видели еще кого-нибудь на острове? — нетерпеливо спросил Хэтч. — Молодую женщину в дождевике? С темными волосами?

Клей покачал головой.

Хэтч закрыл глаза и глубоко вздохнул. Потом показал на открывшийся туннель.

— Этот туннель ведет к Водяной Бездне. Капитан Нейдельман находится среди сокровищ. Мы должны его остановить.

Клей нахмурился.

— Почему?

— Он собирается открыть ящик, где лежит меч святого Михаила.

Священник с подозрением посмотрел на него. А Хэтч зашелся в мучительном приступе кашля. Наконец он смог продолжать:

— Я узнал, что меч смертельно опасен. Он радиоактивен.

Клей скрестил руки на груди.

— Он может убить всех находящихся на острове, возможно, даже половину населения Стормхейвена.

Священник продолжал молча смотреть на Хэтча.

— Послушайте, — сглотнув, сказал Хэтч. — Вы были правы. Нам не следовало начинать раскопки. Но сейчас уже слишком поздно. Я не в силах остановить это в одиночку.

Неожиданно лицо священника преобразилось, но Хэтч сначала не понял, что это может означать. Потом сформулировал для себя: оно наполняется внутренним светом.

— Кажется, я начинаю понимать, — пробормотал Клей.

— Нейдельман послал человека, который должен был меня убить, — сказал Хэтч. — Он спятил.

— Да, — с жаром заговорил Клей. — Да, конечно, так оно и есть.

— Нам лишь остается надеяться, что мы еще не опоздали. — Хэтч осторожно обошел кости. — Покойся с миром, Джонни, — едва слышно проговорил он.

И быстро зашагал по узкому, уходящему вниз туннелю, а Вуди Клей поспешно последовал за ним.

Джерард Нейдельман неподвижно стоял на коленях перед саркофагом. Казалось, время остановилось. Железные цепи, окружавшие металлический ящик, были аккуратно разрезаны одна за другой. Когда огонь ацетиленовой горелки разрезал каждую следующую цепь, она падала вниз сквозь прорезь в металлическом полу. Теперь оставалась последняя цепь, проходившая через замок и покрытая толстым слоем ржавчины.

Замок был взрезан, печати сломаны. Меч в его распоряжении.

Однако Нейдельман медлил, положив пальцы на крышку. Все его чувства обострились. Он ощущал себя живым и удовлетворенным — ему и в голову не приходило, что эти чувства могут быть столь острыми. Вся его прошлая жизнь представлялась сейчас бесцветным ландшафтом; казалось, вся она прошла только для того, чтобы подготовить его к этому моменту.

Он сделал несколько медленных вдохов. Легкая дрожь — возможно, это трепетало его сердце — пронизала тело капитана. Наконец он медленно поднял крышку.

Внутренняя часть саркофага оставалась в тени, но внутри он увидел слабое сияние самоцветов. Из гроба исходил теплый аромат мирры.

Меч лежал на благоухающем бархате. Нейдельман протянул руку, его пальцы скользнули по золотому эфесу и легли на рукоять. Сам клинок был спрятан в великолепных золотых ножнах, инкрустированных самоцветами.

Он осторожно вытащил ножны и меч из саркофага. Бархат, на котором лежал меч, рассыпался в пурпурную пыль.

Он поднял меч — с удивлением отметив его тяжесть — и осторожно поднес к свету.

Ножны и рукоять из тяжелого золота были византийской работы восьмого или девятого века, исключительно редкого дизайна. Меч больше походил на рапиру. Чеканка и филигрань были удивительно тонкими; за долгие годы изучения Нейдельману ни разу не удавалось видеть такой прекрасной работы.

Он поднял ножны и развернул их так, чтобы они отразили свет, чувствуя, что сердце готово остановиться. Поверхность ножен была покрыта неограненными сапфирами потрясающей глубины, цвета и чистоты. Неужели в мире существуют такие богатые оттенки цвета?

Потом капитан обратил внимание на рукоять. Гарду и поперечину украшали четыре удивительных рубина, каждый никак не меньше, чем знаменитый «Де Лонга», который, насколько знал Нейдельман, считался самым безупречным из всех существующих самоцветов. Однако в головку эфеса был врезан огромный рубин, двойная звезда, превосходящий «Де Лонгу» размером, цветом и симметрией. Камня такого качества, решил Нейдельман, нет нигде на земле.

Кроме того, рукоять украшали сапфиры, блистающие настоящей радугой — черные, оранжевые, темно-синие, белые, зеленые, розовые и желтые, и каждый был идеальной двойной звездой. И вновь Нейдельман отметил, что ему еще никогда не доводилось видеть цвета такой необыкновенной чистоты. Даже в самых лихорадочных снах не представлял он себе подобных самоцветов. Каждый был уникален, каждый стоил бы на рынке огромных денег. Но все вместе, в сочетании с византийской работой — да ценность этого меча колоссальна, ни с чем не сопоставима. Подобных предметов попросту не существовало прежде — и никогда не будет существовать.

С абсолютной ясностью Нейдельман понял, что его представления о мече оказались верными. Он не переоценил его великолепия. Перед ним артефакт, который может изменить мир.

Наконец пришло мгновение, которого он столько ждал. Рукоять и ножны были исключительными: клинок должен оказаться несравненным. Взяв рукоять правой рукой, а ножны левой, он начал очень медленно вытаскивать меч.

Поток удовольствия сменился сначала недоумением, затем потрясением, наконец разочарованием. Из ножен вышел жалкий плоский и уродливый кусок металла. Он был покрыт ржавчиной и испещрен пятнами, окислами странного пурпурно-черного цвета, с включениями какой-то белой субстанции. Нейдельман вытащил весь клинок и некоторое время изучал его — впрочем, слово «клинок» едва ли к нему подходило. Капитан отстранение подумал о том, что это может значить. В течение последних лет он представлял этот момент сотню, тысячу раз. И всякий раз меч выглядел иначе.

Но никогда не был таким.

Протянув руку, он провел ею по шершавому металлу, оказавшемуся неожиданно теплым. Быть может, меч попал в пожар и сгорел, после чего к нему приделали новую рукоять. Но каким должен был быть такой огонь? И из какого металла сделано лезвие? Не железо — ржавое железо становится оранжевым — и не серебро, которое чернеет от окислов. Золото и платина вообще не окисляются. Да и для олова или других основных металлов меч был слишком тяжелым.

Какой металл, окисляясь, становится пурпурным?

Он вновь повернул меч и рассек им воздух, вспоминая христианскую легенду об архангеле святом Михаиле.

У него появилась идея.

Поздней ночью ему несколько раз снилось, что меч, захороненный на дне Водяной Бездны, — это меч из легенды, принадлежавший самому святому Михаилу, победителю Сатаны. И во сне, когда он смотрел на меч, на него снизошло ослепительное озарение, как на святого Павла на дороге в Дамаск. Странным образом Нейдельмана утешало, что его богатое воображение в этом месте всякий раз давало сбой. Он никак не мог представить, почему в древних документах меч всегда упоминался с таким благоговением и ужасом.

Но если святой Михаил — архангел меча — действительно сражался с Сатаной, его оружие могло быть обожжено и расплавлено во время битвы. Такой меч будет отличаться от любого другого.

И сейчас он держал его в руках.

Он посмотрел на древнее оружие другими глазами, удивление, страх и неуверенность боролись в нем. Если это такой меч — а какие еще объяснения возможны? — это было доказательством существования другого мира, отличного от материального. Возвращение меча будет грандиозным событием.

Да, да, кивнул он. С этим мечом он сможет очистить мир, сможет смести с лица земли духовное банкротство, нанесет смертельный удар загнивающим религиям и умирающему духовенству, установит нечто новое для следующего тысячелетия. Меч попал к нему в руки совсем не случайно; он заслужил его потом и кровью, доказал, что достоин его. Меч был доказательством, о котором он мечтал всю жизнь: его сокровище, превосходящее все земное.

• Предыдущая
• 83/90
• Следующая