Крылатый камень - Казанцев Сергей Иванович - Страница 1

• 1/19
• Следующая

«Ну-у, такого не бывает!» — скажут взрослые, прочитав эту книжку. Мы согласимся: не бывает. Отложите книжку — пойдем во двор играть. Вот он дом — настоящий. А в подвале, мы знаем, шпионы и дикие звери прячутся. Мы за ними охотимся. Ну и что, что никто их не видел!..

Палка валяется? Это вчера граф Рошфор шпагу выбил из рук д’Артаньяна. Скажете, это не д’Артаньян, это просто лохматый Андрюшка из сто шестьдесят первой квартиры? Ладно, пусть будет Андрюшка. Но мыто прекрасно знаем, что д’Артаньян.

Наигрались, вернемся домой, снова книжку раскроем. Ну конечно, такого не бывает! Но мы-то прекрасно знаем…

Еще день — и закончится август. Может, кому больше нравится май или, скажем, декабрь, а вот Шурка Черёмухин, если б ему повезло отыскать волшебную палочку, сделал бы так, что в году один за другим не спеша шли одиннадцать августов! И за ними — январь. Чтобы вечером тридцать первого августа искупаться в прохладном пруду, а утром на том же месте промчаться по гладкому льду наперегонки с морозным ветром.

Вы только не подумайте, что он лентяй и хитренький какой: захотел одни каникулы оставить! Если надо — Шурка готов ходить в школу хоть круглый год. Ему же лучше: каждый день будет видеть Витьку и Толю — школьных друзей. И кого-то еще…

Нет, пятиклассник Черёмухин от работы отлынивать не привык (а уроки — ведь та же работа). Наоборот, побольше августов в году ему понадобилось, чтобы поскорей стать взрослым и пойти работать. В августе он именинник, вот он все и рассчитал: еще шесть дней рождения, и…

Вообще-то и сейчас Шурка от безделья не страдает. Несмотря на каникулы. Все лето собирал он в лесу ягоды, грибы… Август нравился ему еще и тем, что в эти дни тяжелым темно-красным соком наливалась переспелая малина. Именно такую любит Шур-кии папа. Для него постарался Шурка: набрал полную корзину. И теперь, отдыхая, сидит на макушке маленькой лысой горушки, которая, будто теленок к корове, приткнулась к высокой, широкой горе. А рядом — еще гора, и еще, и еще… Все вместе они составляют Главный Уральский хребет. У его подножия расположился рабочий поселок, в котором Шурка живет. Поселковые улицы разбежались с горки на горку, катаются по ним зелено-белые автобусы — как уточки качаются на волнах. Пятиэтажные дома отсюда чурочками кажутся, будто только что со звоном отлетевшими от топора. Далеко забрался Шурка. Но ведь ягодное дело такое: поленишься подальше отойти — удовольствия меньше получишь. Не та малина.

Ягодных мест знал Шурка немало. И новые легко находил. В лесу он чувствовал себя как дома. Однажды заявил одноклассникам, что смог бы спокойно прожить в тайге хоть целое лето, взяв с собой только спички, соль да рюкзак черного хлеба. За это ребята хотели прозвать его Лесником. Но он твердо сказал, что работу себе найдет в другом месте, и не стал откликаться на новое прозвище, оно и не прижилось.

Нет, конечно, лесником быть тоже неплохо. Но Шурка выбрал для себя такое дело, какого на земле не сыщешь. Потому что находилось оно глубоко под землей, в шахте — там, где работал Шуркин папа.

Шурка тоже решил стать водителем шахтного электровоза.

Он часто просил папу взять его с собой, но тот лишь разводил руками.

— Подрасти, — говорил папа. — Мальчишкам вход под землю воспрещен.

Впрочем, девчонкам тоже. И не просто тоже, а тем более. Но это Шурку не утешало. Он огорченно вздыхал и каждый день примерял папины рукавицы: не дорос ли он уже до настоящей мужской работы? Однако рука все тонула в просторной загрубелой пещерке… И лишь вспоминая папины рассказы, рисовал Шурка на тетрадных листках аккуратно прорубленные в каменной толще глубинные тоннели-горизонты, тяжелую цепь вагонеток и яркое солнце прожектора над его, лично Шуркиным, самым ударным, передовым, героическим электровозом…

Папа все время рассказывал Шурке о своих друзьях, с которыми вместе работал. Вечером, только хлопнет дверь — Шурка уже в коридоре и по улыбке, с которой папа пришел, читает-догадывается:

— Ага, мы опять впереди?

Или по нахмуренным бровям:

— Что, мало руды добыли?..

Рудой называется такой красный камень. Очень твердый, потому что на четверть состоит из металла — алюминия. Если к этому камню подвести электрический ток да еще сильно-сильно нагреть — металл потечет из него, словно растаявшее мороженое. А когда застынет белый как молоко металл — из него можно сделать что хочешь. Можно ложки, чтобы мороженое из стаканчиков доставать. А можно — самолет. Или ракету. Потому что алюминий — очень легкий, за что его и зовут крылатым. Значит, и камень, из которого получается алюминий, — тоже крылатый. Без него современный самолет не построишь. И ракету не сделаешь. Вот почему Шуркин папа с гордостью говорит:

— Наш боксит в космос летает!

Боксит. Это твердое слово-хрусточку умели вкусно выговаривать в поселке все от мала до велика. Прислушайтесь: «Бок-сит. Боксит». Будто бы хрустит конфета с вафелькой внутри, когда ее откусываешь.

Если бы и этот красный камень можно было так же легко отломить от горы, как откусить конфету…

Чтобы достать руду из-под земли, надо выкопать, а правильнее сказать — построить большущую шахту. Шахта строится так. Сначала роют, а вернее — бьют, или проходят, самый главный ствол. Это очень глубокий колодец. Глубина его такова, что если на самое дно встанет слон, а на спину ему еще один, затем второй, третий, пятый, двадцатый и так до конца, до верха, пока хобот последнего не покажется на солнце, — для этого понадобится штук пятьсот слонов, не меньше. Жаль, на Урале слоны не водятся. Наверно, потому здесь в шахтах глубину ствола измеряют в метрах. Пятьсот слонов — больше тысячи метров, более километра. (А все-таки здорово было бы, представляете, пишут в газете: «Первая бригада шахтных строителей прошла ствол на четыре слона. Вторая отстает всего на полхобота…»)

Прокопают колодец-ствол, боковые стенки бетоном укрепят, чтобы не осыпались, а на разных глубинах поведут от него вправо-влево горизонтальные улицы-тоннели. Они так и называются — горизонты. От ствола разбегаются в разные стороны тоннели поменьше. Это уже квершлаги, штреки, забои… Современная шахта — это вам не простая дырка в земле. Если шахту из-под земли достать и наверху поставить — получился бы огромный зaмок. Длиннющий — вокруг на автобусе и за час не объедешь. Высоченный — выше самой высокой уральской горы. И были бы в этом замке десятки этажей, сотни коридоров, комнат, залов. Были бы там лестницы и лифты. Только окон там нет — некуда под землей выглядывать. Поэтому в шахте и днем и ночью горят электрические лампы, разгоняют подземную темноту.

В этом зaмке с полов, с потолков, со стен отламывают руду — боксит. Чем больше наломают, тем выше, шире и длиннее становятся комнаты. А коридоры прокладывают там, где боксита нет — в пустой породе. По ним до руды добираются, по ним и саму руду отвозят. Везут в вагонетках, от комнат-забоев до колодца-ствола, наверх поднимают и отправляют на завод, где выплавляют металл — алюминий.

• 1/19
• Следующая