Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача - Автор неизвестен - Страница 28

— Откуда я могу знать? Я думал, у вас налажены информационные каналы через вице-председателя.

Мои намеки на него не действовали.

— Пожалуй, мы были правы. Нельзя компрометироватьпрограмму резидентуры. Сорки, понятно, будет зол, ноничего, переживет, Манцур присмотрит за ним.

«Вот оно что, оказывается, это „мы“ были правы. Да, умению Вайнстоуна переходить из состояния героизма к покорному подчинению можно только удивляться».

В этот момент в дверях появилась Барбара. Она была резидентом четвертого года обучения, выпускницей Пенсильванского университета и к тому же дочерью хирурга. Барбара оказалась идеальным резидентом — трудолюбивая, ответственная, с хорошим багажом знаний. Она прекрасно выглядела сейчас — высокая блондинка в светло-зеленом операционном костюме, с выбившейся из-под шапочки прядью волос. Вылитая героиня телевизионного сериала «Скорая помощь».

— Доброе утро, доктор Вайнстоун, — смутилась Барбара. — Извините, я не вовремя. Доктор Зохар, я зайду попозже, мне надо обсудить с вами некоторые вопросы.

— Входите, Барбара. — Вайнстоун взял ее за локоть и усадил в кресло. — Расскажите нам, как прошла утренняя операция.

— Мы с доктором Сорки делали пластику желудка по поводу ожирения. Это уже пятая операция за неделю. Как всегда, он не дал мне реально что-то сделать — отрежь здесь, теперь разрежь это — он все решает и делает сам.

Вайнстоун почувствовал себя ущемленным. Ему доставалась от силы одна гастропластика в месяц, большинство больных направлялось к Сорки.

— Барбара, — заметил я, — вы зря плачетесь. Сам Сорки обожает вас и требует на свои операции. Как он сегодня? Настроение отличное?

— Когда мы уже зашивали живот, он вдруг вспомнил, что вы, господа, отказали его родственнику. Много наговорил, и все в его духе, мол, я президент Медицинского правления, главный хирург, хирург от Бога. Кстати, он грозился надрать кое-кому задницу.

Мы с Вайнстоуном переваривали информацию. Сорки в последнее время не стеснялся в полный голос на каждом углу склонять наши имена, уже не первый резидент обращал наше внимание на этот факт.

— Сорки злится на нас? — спросил Вайнстоун.

— Он грозился вас уничтожить.

Барбара не знала, насколько серьезно заявление Сорки, это была угроза политика. В любом госпитале время от времени разгораются подобные конфликты, и девушка принимала это как должное.

— Я зайду позже, доктор Зохар. Всего хорошего.

Вайнстоун поправил галстук. Сегодня у него был «зеленый» день: темно-зеленая шерстяная баварская спортивная куртка, брюки из фланели, шелковая рубашка, носки и туфли на тонкой подошве, — все отливало зеленью.

Пытаясь несколько развеять хмурое замешательство, вызванное рассказом Барбары, я пошутил: — Вам не хватает только зеленой шляпы с пером — тогда вы станете настоящим Леприконом.

Мое предложение заставило его улыбнуться.

— Я купил эту куртку в Мюнхене прошлой осенью. Нравится?

— Выглядит очень дорого.

— Она обошлась мне в семьсот пятьдесят марок, да и то на распродаже. — Вайнстоун откинулся в кресле, закинув ногу на ногу. — Сорки откровенно зарвался, но мы отлично знаем, что он собой представляет в действительности. Он успокоится, Манцур ему поможет, я думаю. Теперь расскажи мне о статье в «Британском журнале». Получил ответ из редакции?

Февраль — апрель 1999 года

Утро началось с «продовольственного вопроса». Дебби, главный диетолог госпиталя, и мы с Раском должны по очереди следить за ППП — полным парентеральным питанием хирургических больных. Сегодня меня сопровождала Дебби. Наша первая пациентка находилась в отделении интенсивной терапии — скелет лет девяноста, присоединенный к аппаратам ИВЛ (искусственной вентиляции легких) и гемодиализа.

— Доктор Гарибальди заказал для нее ППП, — пояснила Дебби извиняющимся тоном.

— Дебби, это живой труп. Посмотри на нее! Даже с расстояния в сотню футов видно, что у нее меньше шансов покинуть больницу через главный вход, чем тебе победить в конкурсе «Мисс Вселенная».

— Да, у меня намного больше шансов! — Дебби в свои тридцать с хвостиком была, наверное, самой элегантной женщиной в больнице.

— Серьезно, Дебби, ты действительно думаешь, чтоППП поможет этой бедной отходящей душе? Сочетание возраста с дыхательной и почечной недостаточностью безнадежно. У нее нет никаких шансов.

Я вздохнул. Дебби лишь смотрела на меня своим патентованным оценивающим взглядом. Если сказать, что ее волосы горят, может, тогда она немного удивится.

— Давай посмотрим историю болезни.

Дебби вручила мне историю болезни и ничего не ответила на мои стоны и вздохи, ей было все равно.

— Дебби, посмотри, сколько консультаций: терапевт, пульмонолог, эндокринолог, гастролог, инфекционист, уролог, пластический хирург, из-за пролежней, надо полагать… У нее еще и пролежни? Смотри-ка, и кардиолог есть.

— Врачи просят о консультациях и сами консультируют, что тут особенного?

— Перестань, Дебби, — сказал я нетерпеливо. — Разве ты ничего не понимаешь? Эта умирающая находится на «Медикэр», пока она жива, страховую компанию можно доить, как корову. Ее доят годами — сначала врачи дома престарелых, а теперь все мы. Не даем старухе спокойно умереть, кружим как стервятники, и каждый норовит выставить счет еще на несколько долларов. Пока она дышит, или аппарат дышит за нее, мы можем делать деньги. Конечно, все прикрываются фразами об этике, и семья хочет, чтобы ее лечили.

Дебби поморщилась.

— Очень прошу, Зохар, заканчивай свою речь, у нас еще пять пациентов. Ты будешь давать ей ППП или нет?

— Лучше бы дать ей зондовое питание, дешевле и безопаснее. Но Гарибальди в любом случае будет настаивать на ППП. Пусть он сам и отвечает… Как ты думаешь, не назначить ли нашей пациентке консультацию психиатра?

Дебби закатила глаза.

— Следующий больной — мистер Валес, пациент Ман-цура, шестая койка. Сначала посмотрим его?

Около постели мистера Валеса дежурил резидент Гавитуньо.

— Что случилось, Рон? — спросил я, когда мы с Дебби зашли к ним за ширму. — Это Хосе Валес, мой бывший больной?

— Да, доктор Зохар.

— Почему он все еще в интенсивной терапии? Вы же оперировали его неделю назад.

— Да, но он все еще очень плох. Слаб и лихорадит.

— Должно быть, несостоятельность. Вы делали контрастное исследование? Компьютерную томографию?

— Нет, — Гавитуньо покачал головой. — Манцур не хочет никаких исследований.

— Еще бы, Манцуру не нужны доказательства катастрофических осложнений.

Гавитуньо ничего не ответил. Напрасно я вовлекаю его во все это.

— А сейчас вы заказываете ППП? Почему бы не сделать еюностому?

Манцур не любит кормить своих больных после резекции пищевода через еюностому.

— Дебби, пожалуй, одобрим здесь ППП. Рон, вы должны выяснить, почему его лихорадит, и лечить причину. Иначе он умрет.

— Вы правы, конечно, — покорно ответил Гавитуньо. — Но что я могу поделать?

Мне оставалось только пожать плечами, это был не мой больной.

— Поговорите с Манцуром, я не хочу наступать ему напятки.

Закончив обход больных, я вошел в лифт, он был пуст. «Поганый ублюдок, украл моего пациента и убил его. Эксперт по пищеводам! Чертов терминатор». В ярости я лупил по стенкам кабины кулаками и ногами. Люди на этажах решат, что в лифте совершено нападение.

В моем кабинете обосновался Сэм Глэтман, он беседовал с Беверли. Когда я вошел, она тут же ушла. Глэтман подмигнул мне:

— Погляди на ее задницу!

Он говорил довольно громко и не придавал этому никакого значения.