Моя до полуночи - Клейпас Лиза - Страница 25
- Предыдущая
- 25/60
- Следующая
Амелия схватила его за плечи.
– Мистер Роан, вы не должны… Я не шучу… Я…
– Вот как надо целоваться, Амелия. – Он обхватил ладонями ее голову и немного наклонил ее набок. – Носы не должны мешать.
Амелия оттолкнула его.
– Я уже знаю, как целуются.
– Вот как? – Он провел большим пальцем по ее чуть припухшим губам, пытаясь их разомкнуть. – Тогда покажите, – прошептал он. – Впусти меня, Амелия.
Она никогда в жизни не думала, что мужчина может сказать ей нечто совершенно возмутительное. И если его слова были неприличны, то блеск в глазах – определенно убийственным.
– Я… я старая дева, – Она сказала это так, словно это был приговор. Всем было известно, что джентльмены – даже самые отъявленные повесы – обычно не пристаю к старым девам. Но похоже, на Кэма Роана ее заявление не произвело ожидаемого эффекта.
– Это не убережет вас от меня, – прошептал он с улыбкой. – Я не могу не приставать к вам. Более того, я собираюсь пересмотреть свою тактику по отношению к старым девам.
Не успела Амелия спросить, в чем же будет заключаться его новая тактика, как он снова завладел ее губами. Даже в самые пылкие минуты Кристофер Фрост никогда так ее не целовал – будто медленно поглощая. Целуя, Кэм одновременно гладил ее спину и плечи. Потом, оторвавшись от губ, стал целовать нежный изгиб ее шеи и нашел место, заставившее ее вздрогнуть и тихо застонать.
Роан поднял голову. Его глаза горели, и он медленно произнес:
– А вот это, наверное, было напрасно.
Амелия кивнула:
– Да, мистер Роан.
Он погладил кончиками пальцев ее зардевшиеся щеки.
– Меня зовут Кэм.
– Я не могу вас так называть.
– Почему?
– Вы знаете почему. – Она затаила дыхание, пока он проводил губами по ее лицу. – Что оно означает?
– Мое имя? На нашем языке оно означает «солнце». – Его губы уже ласкали ее брови. – А вы знаете, что у цыгана три имени?
Она медленно покачала головой, пока его дыхание скользило по ее лбу.
– Первое имя – тайное, его шепчет в ухо новорожденному мать. Второе имя – племенное, его используют только другие цыгане. А третьим мы пользуемся со всеми остальными людьми.
– И какое же ваше племенное имя?
– Этого я не могу вам сказать. Я пока мало вас знаю.
Пока. Провокационное обещание, заключавшееся в этом слове, заставило Амелию затаить дыхание.
– Отпустите меня, – прошептала она, – Прошу вас, мы не должны… – Но она не договорила, потому что Кэм наклонился и с жадностью прильнул к ее губам.
Она запустила пальцы ему в волосы, ощутив острое удовольствие от того, как тяжелые шелковистые пряди заструились у нее между пальцами. От этого прикосновения его дыхание стало более жестким, поцелуи более требовательными.
Он брал то, что она ему позволяла – проникал языком все глубже. Амелия отвечала ему, мысли остановиться появлялись и тут же бесследно исчезали, словно искры, вылетающие из костра.
Внезапно Роан отпрянул, ослабил свою хватку и начал постепенно ее отпускать, пока не оттолкнул совсем.
– Извини, – сказал он, и Амелия увидела, что его взгляд затуманен. – Обычно мне не бывает так трудно остановиться.
Амелия, кивнув, обняла себя руками и стала, по своему обыкновению, постукивать ногой, но заметила это только, когда он просунул ногу ей под юбку и нажал на ступню.
– Колибри, – прошептал он, – тебе лучше уйти, иначе все кончится тем, что я скомпрометирую тебя так, как ты себе даже не представляешь.
Амелия не помнила, как ей удалось не заблудиться и найти нужную гостиную, она плыла по коридорам, как во сне.
Сев на диван рядом с Поппи и приняв от нее чашку чаю, она улыбнулась маленькой Мерритт, которая вылавливала в своей чашке упавший туда кусочек бисквита, и почти спокойным голосом приняла приглашение Лиллиан приехать к ним в конце недели всей семьей на пикник.
– Я очень хотела бы, чтобы мы приняли приглашение, – задумчиво сказала Поппи по дороге домой, – но боюсь, что мы нарвемся на неприятности, потому что Лео, возможно, будет вести себя цинично, а Беатрикс опять что-нибудь украдет.
– К тому же у нас слишком много работы в собственном доме, – добавила Амелия.
В голове у нее была только одна отчетливая мысль. Кэм Роан скоро вернется в Лондон. Поэтому ради нее самой, а может, и ради него, надо избегать Стоуни-Кросса, пока он не уедет.
Возможно, виной тому была усталость от нескончаемой уборки и решения всевозможных организационных вопросов, но в тот вечер вся семья Хатауэй была не в настроении болтать. Все, кроме Лео, собрались у камина в одной из комнат нижнего этажа и слушали Уин, которая читала вслух что-то из Диккенса. Меррипен занял дальний угол комнаты – рядом с семьей, но как будто бы и не являлся ее членом – и внимательно слушал. Впрочем, даже если бы Уин читала подряд фамилии из реестра по недвижимости, он, несомненно, слушал бы ее с не меньшим вниманием.
Поппи занималась рукоделием, вышивая яркой шерстью мужские тапочки, а Беатрикс раскладывала пасьянс на ковре у камина. Наблюдая за тем, как ее младшая сестра тасует карты, Амелия заметила со смехом:
– Беа, почему ты жульничаешь, раскладывая пасьянс? Ведь ты играешь сама с собой.
– Потому что в этом случае никто не возражает, если я жульничаю.
– Но важно ведь не то, что ты выигрываешь, а то, как ты выигрываешь.
– Я уже об этом слышала, но я с этим не согласна. Выигрывать гораздо приятнее.
Поппи покачала головой:
– Беатрикс, ты просто бесстыдница.
– Но я победитель, – с удовлетворением сказала Беатрикс.
– Где мы ошиблись? – спросила Амелия, не обращаясь ни к кому.
– У нее так мало развлечений, – сказала Уин. – Эта ее игра никому не принесет вреда.
– Возможно. – Амелия хотела еще что-то добавить, но ее отвлек порыв холодного воздуха, налетевший непонятно откуда. Она вздрогнула и плотнее закуталась в вязаную голубую шаль. – Боже, как здесь холодно.
– Ты, наверное, сидишь на сквозняке, – озабоченно сказала Поппи. – Сядь рядом со мной, Амелия, поближе к огню.
– Спасибо, но я, пожалуй, пойду спать. Спокойной ночи. – Она ушла, а Уин по просьбе Беатрикс начала читать очередную главу из Диккенса.
По пути в спальню Амелия заглянула в игровую комнату. В алькове помещался бильярдный стол, на стене висела картина с изображением сцены охоты. Между окнами стояло большое кресло, обитое потертым бархатом, и торшер, проливавший жидкий свет на плохо натертый паркет.
В кресле дремал Лео. Одна рука свисала с подлокотника. Рядом на полу стояла пустая бутылка.
Амелия хотела пройти мимо, но что-то странное в незащищенной позе брата заставило ее остановиться. Он спал, приоткрыв рот и склонив голову набок – совсем как в детстве. Его лицо, обычно угрюмое и неприветливое сейчас выглядело молодым и уязвимым. Он напомнил ей того доброго мальчика, каким когда-то был, и у Амелии от жалости защемило сердце.
Она вошла в комнату и поразилась тому, как в ней было холодно. Даже холоднее, чем снаружи. И это не было ее воображением – изо рта у нее шел пар. Лео окутывал такой холод, что ей стало больно дышать.
– Лео? – Его лицо было серым, губы сухими и синими, а когда она дотронулась до его щеки, то не ощутила даже намека на тепло. – Лео!
Ответа не последовало.
Она начала его трясти, бить по щекам. Потом обняла ладонями его застывшее лицо.
– Лео, проснись!
Лео пошевелился и открыл глаза. Зрачки были бесцветными, как лед. Он схватил ее за плечи и пробормотал заплетающимся языком:
– Я уже не сплю. Не сплю я, Господи. Ты орешь так, что и мертвого разбудишь!
– В какой-то момент мне показалось, что так и есть! Ах, Лео, ты был жутко бледным и неподвижным, как труп.
Лео потер глаза.
– Я всего лишь крепко спал.
– Я никак не могла тебя разбудить. Я испугалась. Прости.
– А я не хотел просыпаться. Я… – Лео помолчал и тихо добавил: – Мне приснился сон, да такой… реальный.
– А что тебе приснилось?
- Предыдущая
- 25/60
- Следующая