Жертвенный агнец - Шефер Карло - Страница 1

В самом конце этой истории, когда все уже было позади, Тойер присел на софу, но тотчас вскочил и подошел к окну, от окна метнулся к книжному шкафу, вытащил книгу, швырнул ее об стену, извлек еще одну и снова швырнул. Прислонился к стене, почувствовал щекой шершавую поверхность обоев, принялся со злобным упорством ковырять их ногтем, сломал его, уселся на пол, широко раздвинув ноги, словно пьяный сапожник, и зашлепал ладонями по ляжкам, выбивая тихий, неровный ритм.

— Когда ты ляжешь? Давай, давай. Предашься своему отчаянью здесь, в постели. Получится не хуже, чем на полу.

— Я вырвал из обоев клок.

— Ничего, потом залатаем. Иди сюда.

— Вот так всю жизнь мы что-нибудь латаем, да? Что-нибудь да латаем, а?

— Ты это о чем?

— Мы совершаем ошибку, исправляем ее и в это время уже вынашиваем следующую ошибку — вот о чем. Уже то, что это неизбежно происходит, — достаточный повод для отчаяния.

— Ты говоришь скорей о себе, чем обо мне.

— Да, точно, причем так всегда и бывает: не успеет что-либо хорошее начаться, как, глядишь, — оно уже наполовину позади.

— Господин Тойер, пожар! Пожар!

Старший гаупткомиссар[1] Иоганнес Тойер даже не поднял головы — он делал вид, что сосредоточился на протоколе допроса. Второго января, в четверг, погода стояла умеренно холодная, пока бесснежная, однако, если верить прогнозу, тучи с севера вот-вот должны были принести снег. Тойер сидел на службе, когда все его коллеги отдыхали. Правда, он не сетовал на это — давно уже привык. Протокол, в корявые фразы которого он вникал, описывал драку между двумя функционерами неонацистской партии; каждый валил там всю вину на другого. Не слишком увлекательное чтиво.

Голос принадлежал шефу, сомнений быть не могло. И это была скверная новость. Доктор Зельтманн, этот безнадежный идиот, всегда был скверной новостью. Гаупткомиссар прикинулся глухим.

— Пожар! — снова взвизгнул директор полиции, впрочем, как-то несмело, ненавязчиво.

Тут только Тойер поднял глаза.

При этом испытал нечто похожее на жалость: Зельтманн переменился, от прежнего самоуверенного проходимца мало что осталось. После того как минувшим летом он позволил себе амуры с дамой, проходившей свидетельницей по криминальному расследованию, доктор юриспруденции больше не мог убедительно играть роль динамичного реформатора правоохранительных органов. Ушли в прошлое катаклизмы, ознаменовавшие начало его служебной деятельности. Нелепые меры по реструктурированию следственного процесса неожиданно принесли стареющему Тойеру успех в расследовании запутанных преступлений — несмотря на парадоксальный состав группы, оказавшейся под его началом.

Впрочем, в тот момент его ребята, помятые после бурных новогодних торжеств, сумрачно корпели над какими-то бумагами, а о былых успехах все уже успели забыть.

Кануло в забвение и решительное намерение директора отменить собственные реформы.

Теперь Зельтманн отказался и от жестких дисциплинарных взысканий, в управлении полиции «Гейдельберг-Центр» царили тишь да гладь. Приблизительно девятитысячное нарушение коллегой Томасом Хафнером запрета на курение во всех помещениях управления, изданного в 2001 году, было оставлено без последствий.

— Пожар? Где пожар? — добродушно поинтересовался Тойер и потер щеку. Как обычно, он забыл побриться. Мысль об этом показалась ему более интересной, чем все, что мог сказать ему шеф. Во всяком случае, так гаупткомиссар подумал в ту минуту.

Девушка лежала на каменных плитах у подножия высокой крепостной стены Гейдельбергского замка. Лицом вниз. В такой перспективе замок казался менее романтичным, чем на открытках. Вероятно, убийство произошло минувшей ночью. За сутки до этого тут по давней традиции ходили толпы празднующих горожан. Вся смотровая площадка была покрыта следами бурных гуляний: пивными жестянками, пакетами из-под чипсов, пустыми бутылками из-под апфелькорна — яблочной водки; наметанный глаз Тойера обнаружил даже пару презервативов. Зато первого января, вечером и ночью, в замке и вокруг него царило безлюдье. Можно было вытворять что угодно — никто не увидит, потому что некому смотреть. И даже расстаться с жизнью.

Стужа щипала лицо. С дорожки трудно было что-либо рассмотреть, но гаупткомиссар никак не мог заставить себя подойти ближе. Парадокс: сыщик, избегающий глядеть на жертву преступления. Стереонеудачник, да и только!

Убитую девушку, лежавшую прямо в саду за маленьким домом, возле крепостной стены, обнаружил и сфотографировал японский турист. До этого, вероятно, многие просто не замечали ее: ведь с высоты холма открывался головокружительный вид на Старый город и дальше, на широкую равнину, где вдалеке вырисовывались даже Виблинген и чуть ли не Мангейм. Тойер тряхнул головой — не время размышлять о местных красотах — и, собравшись с духом, заставил себя наконец двинуться вниз к месту трагедии.

— Значит, японец, — пробормотал он. — Ну а пленку-то у него конфисковали?

— Мы приехали сюда вместе с вами.

Тойер даже поленился определить, кто из ребят напомнил ему об этом.

— Пошли вниз, — сказал он. — И смотрите у меня — с вас спросят, если япошка увезет с собой заснятые кадры.

Никто даже пальцем не пошевелил, чтобы выполнить приказ гаупткомиссара.

С трудом они спустились к подножию стены, дорожка и ступени были скользкими — почему, неужели прошел дождь? Тойер бессмысленно посмотрел на небо. В сыроватом тумане блестели все окружающие предметы и даже лица его парней. Он почувствовал себя словно ребенок, который впервые осознал простую и естественную вещь — чтобы стало сыро, не обязательно быть дождю. Чтобы что-то произошло, не обязательно это планировать и прилагать усилия к осуществлению.

Домик, и без того нелепо притулившийся под стеной замка, теперь, вероятно, надолго опостылеет его обитателям. Возможно, они даже уедут отсюда вообще. Сейчас там никого не было — скорее всего, жильцы отправились в отпуск. И больше не вернутся? Надо бы выяснить, кто там живет. Впрочем, чепуха, все это сплошная чепуха…

Комиссару смутно припомнилось, как в каком-то американском детективе такие вот презервативы, валявшиеся на земле, оказались ключом к раскрытию преступления. Полиция определила ДНК суперзлодея, который в это время сидел в укрепленном бункере, да при этом в стенном шкафу и еще запертый в клетке для птиц. Через восемьдесят страниц выяснялось, как с этим справиться, и читатель испытывал облегчение оттого, что преступник обезврежен. Но, увы, тут все было реальным. Проклятая, омерзительная реальность!

Школьное удостоверение выпало из кармана куртки, улыбающееся девичье лицо на фото совсем не походило на кровавую массу, уткнувшуюся в старинные каменные плиты.

— Можно не проверять, идентична ли личность убитой той девушке, которую мы видим на снимке, — угрюмо заявил комиссар Лейдиг. — По линии лба и расположению глаз ясно, что это она и есть. Впрочем, все остальное не поддается идентификации.

Тойер почувствовал, как дурнота подкатила к горлу, и, насколько мог, постарался взять себя в руки.

Вернер Штерн, четвертый из группы, осторожно поднял корочку. На его руках были надеты предписанные инструкцией перчатки. Гаупткомиссар тем не менее моментально испугался — вдруг его парни что-нибудь проморгают или испортят.

— Да, это точно она. Роня Дан. Адрес: Хандшусгейм, Мюльтальштрассе. Пятнадцатого ноября ей исполнилось восемнадцать лет.

— Что ж, она хотя бы совершеннолетняя, — бессмысленно пробормотал Хафнер. — Какие красивые у нее волосы, черные. За что же ее так, бедняжку? И почему нам снова навесили такую жуть?

Никто из группы уже не обратил внимания на то, что после этого короткого монолога он сделал большой глоток из блестящей фляжки.