Голодная гора - дю Морье Дафна - Страница 54
- Предыдущая
- 54/114
- Следующая
Фанни-Роза с облегчением вздохнула. Она иногда беспокоилась – самую чуточку, что милый Джонни будет завидовать успехам младшего брата. Все так любят Генри, и здесь и по ту сторону воды. У него масса друзей. И где бы она ни была – дома ли, в гостях ли, у Элизы или здесь, в Лондоне, стоило ей назвать свое имя, как люди начинали интересоваться и спрашивать: «А вы случайно не мать Генри Бродрика? Как приятно с вами познакомиться! Мы так любим вашего сына». Она, конечно, очень радовалась и гордилась, когда слышала эти похвалы; Генри такой милый, он так хорош собой, так любезен, это верно, но иногда ей очень хотелось, чтобы было наоборот и чтобы кто-нибудь сказал: «На прошлой неделе я познакомился с вашим старшим сыном, капитаном Бродриком. Какой это прекрасный человек!» Но никто никогда этого не говорил. Только раз, в Лондоне, она встретила одного человека, который был знаком с Джонни, и он был весьма сдержан. «О да, – сказал он, – я одно время служил вместе с ним, еще до войны… с тех пор я его не встречал», – а потом заговорил о другом. Однажды она спросила Эдварда, вскоре после того как ее младший сын вступил в полк, не кажется ли ему, что к его старшему брату относятся несколько несправедливо? У Эдварда при этом сделался весьма смущенный вид.
– В общем-то нет, – сказал он, – но у моего братца Джонни такой дьявольский характер, что он постоянно гладит кого-нибудь против шерсти. Товарищи ничего не имеют против того, что он иногда буянит, но когда он слишком много выпьет после обеда и начинает обзывать всех и каждого свиньями и негодяями, это им не нравится.
– Да, – сказала Фанни-Роза, – да, я понимаю.
И все-таки, думала она, глядя на своего старшего сына, пока тот приглаживал волосы перед зеркалом в спальне, как он красив, как очарователен, когда захочет, какой он любящий и как достоин любви. Она уверена, что мозгов у него не меньше, чем у Генри, просто он не желает ими пользоваться, совсем, как его отец. Что же до нрава, так это уже наследство от нее, и во всяком случае иметь характер не так уж плохо, это доказывает, что у человека есть сила и что он не даст себя в обиду.
– Нам пора идти, Джонни, – сказала она. – Я приглашала всех к половине восьмого.
– Очень хорошо, – ответил Джонни. – У дверей ждет кеб… Добсон тебя проводит. Я приду через минуту.
Она вышла в переднюю и, обернувшись через плечо, увидела через приоткрытую дверь, как сын открыл дверцу буфета, стоящего у стены.
Он хочет выпить стакан портвейна, подумала она. Интересно, сколько он выпивает за день.
Швейцар держал перед ней раскрытый зонтик, когда она садилась в карету. Джонни появился через несколько минут. Он размахивал носовым платком, и вокруг запахло одеколоном.
– Кто же у нас будет? – спросил он, закидывая ноги на переднее сиденье.
– Только наша семья: Генри, Эдвард, Фанни с Биллом и еще сестра Билла Кэтрин, мне кажется, ты с ней еще не знаком.
– Она такая же скучная, как и Билл?
– Не будь таким недобрым, ведь это твой шурин, и я его очень люблю. А Кэтрин такая милая, просто прелесть. Мне кажется, Генри на нее поглядывает. Ради меня, будь, пожалуйста, любезным со всеми и не отпускай никаких замечаний по поводу Фанниной фигуры, она очень стесняется.
– Так какого черта она появляется на людях?
– Это только сегодня, ради Генри. Потом они с Биллом удаляются в Клифтон и будут ожидать прибавления семейства.
– Проклятая сырость! – ворчал Джонни, протирая носовым платком окошко кеба, чтобы можно было видеть. – Что, черт возьми, делает этот несчастный идиот? Куда он едет? Клянусь, он свернул не туда, куда надо. Послушай ты, безмозглая скотина…
Он опустил окно и начал кричать на кучера.
Фанни-Роза откинулась на мягкую спинку экипажа и ничего не сказала. Вечная история, когда едешь куда-нибудь с Джонни. Никогда еще не случалось, чтобы кучер ехал так, как надо. К тому времени, как они добрались до места, Джонни успел подвергнуть сомнению законность рождения на свет несчастного кучера, его моральные устои, обругать всех его седоков, усомниться в супружеской верности его жены – и все это кучеру в лицо. Мать начала опасаться, что дело кончится потасовкой, но в это время они доехали, наконец, до Портмен-сквера. А Джонни внезапно изменил тон, сказал, что ни за какие деньги не согласился бы выполнять такую работу, и заплатил кучеру по-царски. Потом предложил матери руку и проводил ее в отель, оставив красного от возмущения кучера с раскрытым ртом – тот не мог оправиться от изумления. Генри и Эдвард их уже ожидали.
– Все остальные скоро будут, – сказал Генри. – Дамы, как обычно, прихорашиваются. Как поживаешь, старина? Не могу передать, как я рад тебя видеть.
Он пожал руку Джонни и поцеловал мать. Братья не встречались около года.
– Привет шерифу Слейна, – сказал Джонни. – Ну, как там твои законы, политика и все другое прочее?
– Вполне сносно, – улыбнулся Генри. – Я люблю заниматься всем понемножку. Мне предлагают выставить мою кандидатуру на выборах в следующем году, но я, пожалуй, пока воздержусь, посмотрим, что будет через несколько лет.
Предприимчивый малый, подумал Джонни, в чем он только не участвует, однако это почему-то не раздражает. А вот и Фанни, выглядит, конечно, как настоящее чучело, бедняжка, а с нею достопочтенный Билл и…
– Это Кэтрин Эйр, – сказал Генри. – Познакомьтесь, мой брат Джонни.
«Очень мила», – вспомнил Джонни слова матери, однако она не говорила, что эта девушка красива. Гладкие темные волосы, собранные в узел на затылке, ясные карие глаза, белая шелковистая кожа… общее впечатление, которое она производит, говорит о спокойствии и умиротворении, подумал Джонни; это существо, погруженное в себя и приносящее покой всякому, кто на нее смотрит. Он растерялся, не зная, что сказать, и, поскольку ему было непривычно испытывать робость в присутствии женщины, он начал суетиться, громко отдавать приказания слугам, а когда все прошли в ресторан, он выразил недовольство тем, как поставлен стол – его слишком близко придвинули к стене, а они желают получить тот, что стоит в противоположном углу. Вмешался Генри и быстро успокоил официантов. Он слегка пошутил над братом, тут же перевел разговор на другое, вскоре все уже заняли свои места за столом. Джонни сидел рядом с Кэтрин и, опасаясь, как бы она не сочла его тупицей и увальнем, сразу же стал рассказывать фантастические истории про Крым – она задала какой-то вопрос о войне, – надеясь произвести на нее впечатление.
– Как бы я хотела быть там и помогать мисс Найтингейл, – сказала она, – нет, не ухаживать за ранеными, боюсь, этого бы я не выдержала, просто многие солдаты на войне чувствуют себя одинокими, им нужно утешение.
Она с улыбкой посмотрела на него, и он отвернулся, разминая в пальцах кусочек хлеба, потому что ему вдруг вспомнилась кровавая бойня в Севастополе и то, как он находил утешение совсем другого рода в объятиях не слишком чистой маленькой беженки с раскосыми глазами, как у него пять дней не было виски и как от этого он чуть не умер.
– Не думаю, – пробормотал он, – чтобы вы могли там что-нибудь сделать.
В этот момент он заметил, как с противоположного конца стола на Кэтрин Эйр смотрит Генри, смотрит с такой нежностью и обожанием, что Джонни вдруг охватило глубокое безнадежное отчаяние, он почувствовал себя отверженным, парией, ему показалось, что он недостоин сидеть за одним столом с братом и Кэтрин Эйр. Они принадлежали другому миру, миру, где жили обыкновенные счастливые люди, уверенные в будущем. Но самое главное, они были уверены в себе.
– Послушайте, – громко сказал он. – Никто ничего не пьет. Разве мы не собираемся чествовать шерифа Слейна? – И он стукнул кулаком по столу, призывая официанта. Все люди, бывшие в это время в ресторане, обернулись при звуке его голоса.
– Генри, – сказал он, обернувшись к Кэтрин Эйр, – добивается своих целей приятным обхождением, он со всеми вежлив и любезен; я же получаю то, что мне нужно, противоположными методами.
- Предыдущая
- 54/114
- Следующая
