О чём думает моя голова - Пивоварова Ирина Михайловна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/32
• Следующая

Мама Селиверстова широко улыбнулась и снова взялась за утюг.

— Да, ты права, девочка, — сказала она. — Юрка у меня не парень, а золото!

Она была очень довольна. Она гладила и улыбалась.

— Я без Юры как без рук, — говорила она. — Пол он мне не даёт мыть, сам моет. И в магазин ходит. И за сестрёнками в детский сад бегает. Хороший он! Правда хороший!

И она обернулась и с нежностью посмотрела на своего Селиверстова, у которого уши так и пылали.

А потом она заторопилась в детский сад за детьми и ушла. И мы с Селиверстовым остались одни.

Я перевела дух. Без неё мне было как-то спокойнее.

— Ну вот что, хватит придуриваться! — сказала я. — Садись к столу. Я тебе уроки объяснять стану.

— Проваливай, откуда пришла, — донеслось из-под платка.

Ничего другого я и не ждала.

Я раскрыла учебник и затараторила урок.

Я нарочно тараторила изо всех сил, чтобы побыстрее кончить.

— Всё. Объяснила! Вопросы есть?

Селиверстов молчал.

Я щёлкнула замком портфеля и направилась к дверям. Селиверстов молчал. Даже спасибо не сказал. Я уже взялась за ручку двери, но тут он опять вдруг завозился под своим платком.

— Эй, ты… Синицына…

— Чего тебе?

— Ты… это…

— Да чего тебе, говори скорее!

— …Семечек хочешь? — вдруг выпалил Селиверстов.

— Чего? Каких семечек?!

— Каких-каких… Жареных!

И не успела я и слова сказать, как он выскочил из-под платка и босиком побежал к шкафу.

Он вынул из шкафа пузатый ситцевый мешочек и стал развязывать верёвку. Он торопился. Руки у него дрожали.

— Бери, — сказал он.

На меня он не глядел. Уши у него горели малиновым огнём.

Семечки в мешке были крупные, одно к одному. В жизни я таких семечек не видала!

— Чего стоишь? Давай бери! У нас много. Нам из деревни прислали.

И он наклонил мешок и как сыпанёт мне в карман прямо из мешка! Семечки дождём посыпались мимо.

Селиверстов охнул, кинулся на пол и стал их собирать.

— Мать придёт, ругаться будет, — бормотал он. — Она мне вставать не велела…

Мы ползали по полу и собирали семечки. Мы так торопились, что два раза стукнулись головами. И как раз когда мы подняли последнее семечко, в замке звякнул ключ…

Всю дорогу домой я щупала шишку на голове, грызла семечки и смеялась:

«Ну и чудак этот Селиверстов! И не такой уж он и тощий! А уши — уши у всех торчат. Подумаешь, уши!»

Целую неделю ходила я к Селиверстову.

Мы писали упражнения, решали задачи. Иногда я бегала в магазин за хлебом, иногда в детский сад.

— Хорошая у тебя подружка, Юра! Что же ты мне раньше о ней ничего не рассказывал? Мог бы давно нас познакомить!

Селиверстов выздоровел.

Теперь он стал приходить ко мне делать уроки. Я познакомила его с мамой. Маме Селиверстов понравился.

И вот что я вам скажу: не такой уж он в самом деле плохой, Селиверстов!

Во-первых, он теперь учится хорошо, и Вера Евстигнеевна его хвалит.

Во-вторых, он больше ни с кем не дерётся.

В-третьих, он научил наших мальчишек делать змея с хвостом.

А в-четвёртых, он всегда ждёт меня в раздевалке, не то что Люська!

И я всем так говорю:

— Вот видите, вы думали, Селиверстов плохой. А Селиверстов хороший! Селиверстов не парень, а золото!

Сегодня я долго не могла заснуть. А когда я наконец заснула, мне приснилась лошадь с синими глазами. Её звали Сима Коростылёва.

Сима ходила по моей комнате и махала хвостом. Потом Сима громко заржала, и я поняла, что это значило:

«Почему ты до сих пор не вернула мне пятьдесят копеек?»

И вдруг она превратилась в Павлика Иванова и как заорёт:

«Бессовестная! Бессовестная! Вчера всю контрольную у меня списала! Сознайся во всём, сознайся!»

Я подумала, что сейчас провалюсь от стыда под землю. И тут же провалилась.

Я проснулась в холодном поту.

Да, всё правда. И деньги я Симе не отдала, и контрольную у Иванова списала. И мне почему-то поставили «пять», а ему «три».

Ну, контрольная — ладно, что уж теперь поделаешь? Списала и списала. Но вот пятьдесят копеек!..

Я вытряхнула из копилки пятьдесят копеек и пошла в школу.

По дороге продавали большие бордовые гранаты.

— Почём гранаты? — нерешительно спросила я.

— Сколько будете брать? — решительно спросила тётенька.

— Один, — сказала я, и у меня во рту пересохло.

— Пятьдесят копеек.

…Когда мы с Люськой ели гранат, я пожаловалась ей на плохие сны.

— А ты спи с открытой форточкой, — сказала Люська.

Нам нужно было выбрать звеньевого. А кого можно выбрать в звеньевые? Ну конечно, самого лучшего человека в звене! А кто у нас самый лучший? Ну конечно, Коля Лыков!

Коля у нас отличник. Коля добрый, он последним поделится. Коля лучше всех занимается физкультурой. Он решительный и смелый. И он серьёзный.

— Кто за то, чтобы Коля Лыков стал звеньевым?

Все подняли руки.

— Встань, Коля, — сказала я. — Мы тебя поздравляем! Теперь ты будешь нашим звеньевым.

Коля встал.

— Я не могу быть звеньевым, — сказал Коля.

— Как это? Почему не можешь? — удивились все.

Коля молчал и смотрел в парту. В классе наступила тишина. Всё наше звено смотрело на Колю.

— Коль, ты не стесняйся, — сказала Люська. — Ты лучше честно скажи. Ну, может, ты больной, и тебе трудно…

— Я не больной, — сказал Коля. — Я бабушку свою вчера обидел… Она меня на каток не пускала. И я на неё разозлился… Я вообще злой. Я такой злой — просто ужас! Я ей сказал, что зря она к нам из Саратова переехала. Пусть лучше обратно уезжает!

— А она? — спросила Сима Коростылёва.

— А она сказала, что завтра же уедет. А я её знаю — раз она сказала, значит, сделает.

— Чего же ты ждёшь? — закричала я. — Беги скорей домой и проси у бабушки прощения, пока не поздно!

Коля грустно покачал головой.

— Нет, она меня никогда не простит, — сказал Коля. — Она сама мне так сказала.

Что нам оставалось делать? Мы закончили наше собрание и всем звеном отправились домой к Коле Лыкову просить у его бабушки прощения.

Мы поднялись по лестнице и позвонили в дверь. За дверью было тихо.

— Уехала, — сказал Коля. — Теперь я тоже уеду.

Он шмыгнул носом, вынул из кармана ключ и вошёл в пустую квартиру.

Дело было плохо. Мы знали Колю. Коля был такой же, как его бабушка, — раз сказал, значит, сделает.

Мы бросились во двор. Мы решили во что бы то ни стало догнать Колину бабушку. Симу Коростылёву мы оставили караулить возле Колиных дверей.

Во дворе на табуретках сидели две старушки.

— Скажите, пожалуйста, вы бабушку Лыкову знаете? — кинулись мы к ним.

— А как же, знаем, — сказали старушки.

— А вы не знаете, на какой она вокзал поехала?

— На вокзал?! Да что вы, милые! Вон она идёт!

Мы обернулись. Во двор входила Колина бабушка. В руках у неё была авоська с батоном.

Мы бросились к ней, окружили её и стали наперебой кричать:

— Бабушка, простите Колю. Простите, пожалуйста, Колю!

— Что случилось? — испуганно закричала Колина бабушка. — В чём дело? Что вам надо? Какого ещё Колю?

— Ну, Колю, вашего внука, — стали объяснять мы. — Он ведь вас обидел — вот и простите его!

Колина бабушка вдруг ужасно рассердилась.

— Ах, вот оно что! — грозно сказала она. — Вот вам чего надо? Это он вас подослал? Так-так. Всё понятно.

— Бабушка, он не подсылал! — закричали мы. — Вы даже не представляете, как он переживает! Он даже из дома собрался уехать!

— Как это уехать! Куда уехать? — испугалась Колина бабушка. — Ещё чего выдумал! — Она подняла голову и закричала в окно тоненьким голосом: — Коля! Коля!

Коля в окне не появлялся. Колина бабушка охнула и схватилась за сердце:

— Боже мой! Уехал!

Неужели Сима его просмотрела? Что же теперь будет?

• Предыдущая
• 4/32
• Следующая