Сокровище антиквара - Бушков Александр Александрович - Страница 46

– Порядок, малыш, нужно же когда-нибудь расслабиться… День такой…

Давненько с ним такого не случалось - душа просила разгула, буйного веселья, грохота каблуков под девичьи взвизги и прочего гусарства…

Он глянул на сложенную в несколько раз газету, лежавшую под локтем Кота Ученого - и жестко усмехнулся, вернее, просто дернул углом рта. Ну да, конечно. На сенсацию тянет не только у нас, а, пожалуй что, и в столицах…

Вчера поутру нагрянули к Зондеру - и не милиция, а ребятки гораздо более серьезные, причем из тех, кто в основном занимается борьбой с терроризмом. И часиков через несколько Зондер прочно обосновался на нарах. А как еще прикажете поступать с человеком, набившим квартиру этакой благодатью? Автомат МП-40, который как-то привыкли именовать «шмайсером». Вальмеры трех модификаций, парабеллумы - двух. Маленький маузер. Причем вся эта машинерия исправнейшая, действующая, заряжай и стреляй, благо запас патронов для каждого ствола тут же складирован, чтобы далеко не ходить. Одним словом, сел Зондер прочно и надежно - а если учесть, что, получив хитрыми путями определенную наводку, следователи его разрабатывают по поводу Шевалье, получается и вовсе тики-так…

Зондера сдал Врубель - по приказу Смолина. Были у Врубеля еще со старых времен разнообразные знакомства, и вот теперь пригодились. Ну, и наводка порхнула в серое здание не сама по себе, а в результате разработанной Смолиным комбинации… Тики-так.

Вообще-то это было категорически против правил и понятий - сдавать кого-то из своих. Из своих, как ни крути. Но в этом случае Смолин себя нарушителем не чувствовал, ни малейших укусов совести, даже комариных, не чувствовал. Будь Зондер просто сволочью, неприятным типом, гадом ползучим, все равно в падлу считалось бы протрепать-ся посторонним о его нешуточном арсенале, не говоря уж о том, чтобы напрямую сдать. Но коли уж Смолин был на сто процентов уверен, что именно Зондер убил Шевалье… Перехватив его взгляд, Кот Ученый покосился на газету у себя под локтем, пожал плечами:

– Не повезло мужику. Человечек, конечно, был дрянной, шизо законченное, но все равно, печально…

– Печально, - сказал Смолин без малейшего сочувствия. - Куда печальнее…

Он решительно выбрался из-за стола, чуток все же пошатнувшись, но равновесие удержал легко, прошел к калиточке, не натыкаясь на спинку стульев и этот дурацкий плетень. Распахнул ее, относительно ровным шагом направился через зал к музыкантам, только что разобравшим свои инструменты, баблом от посетителей пока что не заряженных и потому пребывавших в некоторой меланхолии. Ранний вечер, далеко еще до настоящего веселья, и ползала не набралось еще, а те, что уже пришли, и выпить толком не успели, за исключением Смолина…

Он достал из нагрудного кармана деньги и дал музыкантам - не умопомрачительную сумму, но все же достаточно, чтобы они опознали правильного клиента и моментально стряхнули сонную одурь. Кратенько объяснив боевую задачу, Смолин добавил:

– Вы уж того, ребятки… Со всей дурной цыганщиной. У меня нечто наподобие праздника, душа просит… И без перерыва, если что, еще подогрею. Я сам скажу, когда хватит. Я скажу…

И они врезали. Они врезали так, что все, кто был в зале, вздрогнули в первый миг. А потом солист выдал:

Вот это было славно, это было то, чего просила душа - и Смолин, слегка бацнув чечеточку для затравки, пошел «цыганочкой» по окружности танцпола, и это было как лет тридцать пять назад, во времена танцплощадки в парке отдыха, забытых шлягеров, забытых девочек и забытых драк. Оркестр гремел и грохотал, идеально выдавая ту самую дурную цыганщину.

Смолин плясал - откуда что взялось и вспомнилось? Он выстукивал чечетку, выбрасывал вперед руки поочередно, завершая неизвестно который по счету круг. Он выкладывался весь, он ничего не видел вокруг, он летел над полом, крутился волчком, закинув за голову левую руку и отведя правую, отчебучивал все колонца, какие только помнил. Вся жизнь и душа, вся звериная радость от победы были вложены в этот отчаянный пляс…

Нет, шалишь, думал Смолин, проносясь, казалось, над полом и не касаясь его подошвами. Всё так, ребята, всё так - каждому воздастся по делам его, за хорошее и за мерзкое, всё так, мы победили именно потому, что мы не мразь…

А потом всё как-то оборвалось, настала тишина, и Смолин, враз оборвав лихой перепляс, направился к себе за столик - лабухи ухитрились угадать момент, когда ему хватило. Он плюхнулся на свое место, распаренный и подуставший. Глыба без малейших просьб схватил бутылку и набуровил полный бокал - ему одному. Смолин осушил его опять-таки одним глотком, посидел, закрыв глаза, прижавшись затылком к высокой резной спинке вычурного тяжелого кресла.

Когда он открыл глаза и оглядел присутствующих, знал, что лицо у него совершенно спокойное, взгляд умиротворенный, а улыбка - натурально веселая. Даже Инга перестала украдкой бросать на него удивленно-тревожные взгляды, расслабилась и заулыбалась.

– Ну что, народ? - громко спросил Смолин. - Выпьем за процветание майора Летягина, чтоб ему на новом месте служилось гладко?

И взялся за бутылку. Он уже заезжал утречком в РОВД и, притворяясь, будто читает вывешенные на стенде объявления, с большим удовольствием разглядывал майора Ле-тягина, сидевшего в глубине дежурки за одним из столов. Такое у него теперь было новое рабочее место. В той самой статье о Зондере в конце был задан естественный и уместный, в общем-то, вопрос: а почему же означенный майор не арсеналы выявляет, подобные только что вскрытому смежниками, а дурью мается, за сувенирные мечи народ всерьез привлекая и касаемо фантазийных орденов дела заводя? Это и стало последней каплей, искавшее благовидного предлога родимое начальство с превеликой радостью отправило майора к новому месту службы, где вожделенных подполковничьих звезд ему в ближайшие времена вряд ли дождаться… Абзац котенку.

Когда все поставили опустевшие бокалы, к Смолину нагнулся Кот Ученый и серьезно спросил:

– Вася, ты ничего не слышал? Болтают, какая-то дерьмовая интрига крутилась, то ли прибрать к рукам всю шантарскую антикварку хотел кто-то, то ли вообще к ногтю взять…

«А все-таки, ребятки, я вас от всего этого уберег, весело - подумал Смолин. - Тебя, Фельдмаршала, Шварца. Даже Гонзиц и Инга, посвященные в кое-какие деталюшки, ничего не знали о главном - да и не узнают теперь. Зачем им лишняя нервотрепка и маета, если дядя Вася привык сам справляться? И ведь справился же!»

– Какая еще интрига? - спросил он с самым невинным видом.

– Да болтали тут… Ничего конкретного, просто шли разговоры, что за кулисами нечто очень серьезное крутится… Балуев вон говорил…

– Нашел кого слушать, - фыркнул Смолин. - Ну какие у нас могут быть роковые интриги, сам подумай? Балуев, ага…

– Да знаю я его… Просто болтали…

– Ерунда, - сказал Смолин. - Нет никаких интриг. И не было… Уж я бы знал…

Василий Яковлевич Смолин стоял, прочно расставив ноги, на высоком обрыве, на левом берегу Шантары. Время от времени он поднимал к глазам полевой бинокль - французский, времен Первой мировой, восьмикратная безукоризненная оптика - и разглядывал, что происходит километрах в трех напротив него и ниже, на берегу правом.