Сокровище антиквара - Бушков Александр Александрович - Страница 42

– А почему бы и нет, собственно? - угрюмо спросил Смолин.

– Володя, продемонстрируй, - бросил Летягин.

«Покупатель» отвернул полу пиджака и продемонстрировал Смолину вынутый из нагрудного кармана диктофон, от которого к внутренней стороне лацкана тянулся проводочек.

– Запись разговора, таким образом, имеется, - ослепительно улыбаясь, прокомментировал майор. - И нет там ничего ни про залог, ни про друзей в машине. Там все исключительно про то, как вы продаете советские награды, что Уголовным кодексом квалифицируется как… Ну, что вам объяснять-то? И, что характерно, вы на сей раз наверняка не сможете сказать, что награды эти за углом в сувенирном магазине купили… Как с мечом было. Точно?

– Злой вы, - сказал Смолин. - Не любите вы меня.

– Да господь с вами, Василий Яковлевич! Ничего личного, работа такая. Вы 6 не нарушали, мы б и не приходили… Ну что, будем бумаги писать? По всем правилам? Или вы, чует мое сердце, про пятьдесят первую статью вспомните, адвоката потребуете незамедлительно?

– Имею право, - сказал Смолин, глядя исподлобья.

– Да кто ж ваши права нарушает? Бога ради, берите телефончик и адвоката своего вызванивайте. Он у вас проворный, я смотрю, наверняка быстренько примчится… Мы подождем. А то потом кляузы писать начнете, дело попытаетесь развалить… Вот только это дело, представляется мне, настолько чистое, что и не представляю, на что же вам теперь надеяться…

– На чудо, - угрюмо бросил Смолин.

– Ну-ну… Ладно, звоните адвокату, что нам кота за хвост тянуть…

…Смолин не верил до последнего, что все так и закончится. Однако именно так и закончилось. Собрав в папочку все образовавшиеся бумаги с четкой смолинской подписью, заботливо уложив в барсетку вещдоки, милицейская братия покинула магазин, остался один Летягин. Протянул Смолину листок бумаги:

– На повесточке распишитесь… Отлично. Завтра в двенадцать я вас жду.

– А что ж не в десять? - мрачно поинтересовался Смолин.

– Надо же еще и уголовное дело возбудить по всем правилам. Государство у нас правовое, Василий Яковлевич. Я вам всяких глупостей вроде подписки о невыезде не подсовываю - вы ж человек умный и битый, в годах, жизнь понимаете и в бега срываться не станете, а? Не пацан какой-нибудь…

– Да куда уж в мои годы… - пробурчал Смолин.

– Вот и ладненько. До завтра…

Он вежливо раскланялся, аккуратно прикрыл за собой дверь и бодрым шагом триумфатора направился к машине, где уже сидели его орлы. Тогда только Смолин позволил себе расслабиться - опустился на стул, ощущая некую противную дрожь в коленках, провел ладонью по лбу. Ладонь моментально стала мокрой, и он вытер ее носовым платком. Шумно выдохнул:

– Господи ты боже мой, в такую фортуну и верить страшно… Правда, с возбуждением дела может сорваться… да нет, если там такие же знатоки… а каким еще там быть?

И тогда только Гольдман начал смеяться. Его прямо-таки согнуло пополам, он хохотал, визжал, прихрюкивал, реготал, издавал вовсе уж невероятные звуки, не в силах остановиться, брызгая слюной, качаясь, отфыркиваясь… Смолин с усталой улыбкой наблюдал за ним, временами тяжело отдуваясь - нешуточное все же выдалось испытание для нервов и мотора, нам как-никак не двадцать пять и даже не сорок, до последнего момента не верил, что все пройдет так гладко и закончится так благополучно, есть, конечно, некоторый риск, что завтра поутру все рухнет - но не такой уж и великий…

Придя в совершеннейшее изнеможение, Гольдман наконец утих, разогнулся, извлек огромный носовой платок и принялся вытирать лицо.

– Васька, ты гений, - выговорил он наконец. - Что ж ты меня не предупредил заранее?

– А зачем? - пожал плечами Смолин. - Я же тебе сказал, что не нужно ничему удивляться и уж тем более перечить, что печальный факт торговли советскими наградами, увы, имел место, отрицать это глупо, что бы ты ни увидел… Извини, но тут уж я режиссер, мне решать…

– Ты гений, Васька!

– Хотелось бы, но сам знаю, что не дотягиваю. - С похвальной скромностью сказал Смолин. - Я просто чуточку изучил человеческую психологию, а уж людским невежеством пользоваться людишкам вроде нас сам бог велел. Он пылал желанием закопать меня окончательно… вот только культурка подкачала. Ладно, хорош ржать.

– Ну как тут не ржать… за боевую доблесть…

– Хорош, - сказал Смолин уже приказным тоном. - Некогда расслабляться, работать надо в темпе, - он любовно разгладил копию протокола об изъятии вещественных доказательств, то бишь наград, протянул ее Гольдману. - Лети к Инге, отдай ей этот бесценный документ, пусть снимет ксеру и начинает. Сегодня же. Действовать нужно молниеносно, пока не раскрутилось дело - рано или поздно настоящий эксперт вынырнет, а нам нужно успеть до того… Ну, понесся! А у меня еще дельце имеется…

…Ну вот, наконец-то… Из дверей магазина «Раритет» показались доблестные правоохранители, двое в штатском и один в форме. Загрузились в белые «жигули» без всяких опознавательных знаков и отбыли.

– Порядок, - сказал Глыба. - Трое зашли, трое вышли… Пошли?

– Пошли, - сказал Смолин, хищно при-щурясь.

Он вошел первым под мелодичный звон колокольчика. В торговом зале была одна Вероника, блондинка с мозгами стояла у своего стола и курила с печальным, отрешенным лицом. На Смолина она уставилась без малейшего радушия - ну, ничего удивительного, учитывая все, что здесь только что происходило - однако он в себе сейчас не ощущал ни жалости, ни деликатности.

– Привет, очаровательная, - сказал он безмятежно. - Шеф у себя?

– У себя… Но у нас сегодня… Смолин, сделав рукой неопределенный энергичный жест, прошел мимо нее, как мимо пустого места, сопровождаемый топотавшим по пятам Глыбой, привычно распахнул дверь кабинета. Врубель сидел за столом, ссутулясь, понурясь, обмякнув, смело можно сказать, совершенно раздавленный нешуточными невзгодами. Его состояние Смолин оценил с полувзгляда: ну разумеется, сегодня маялся с дикого бодуна, но«олько собрался поправиться, нагрянули милиционеры, а уж те, конечно, не позволили гражданину душевно опохмеляться прямо в ходе оперативно-следственных мероприятий. Так что в плачевнейшем состоянии сейчас наш Врубель. Как писал один из шантарских классиков, жить всегда страшно, а с похмелья тем более. Ну, и после всего случившегося. Состояние у скота сейчас специфичнейшее, что и следует использовать на всю катушку…

– Слушай, - сказал Смолин. - От тебя сейчас менты выходили… Неужели подловили?

– Да хрен нас с Вероничкой подловишь…

– А чего ж вид убитый?

Помотав раскосмаченной головой, взлохматив бороду, Врубель выругался - длинно, витиевато, уныло.

– Случилось что? - заботливо поинтересовался Смолин. - Давай, здесь все свои, - он кивнул на Глыбу. - Это мой, так сказать, внештатный сотрудник, при нем можно…

– С-сука бичевская… - печально сказал Врубель. - Урыл бы, только где ж его теперь сыщешь…

– Да что случилось? Не косись, не косись, это человек свой он со мной год работает…

– Да понимаешь… - печально сказал Врубель. - Приходит бич не бич, но что-то близкое. И за смешные деньги предлагает портсигар… Васька, ты б его видел! Серебра почти фунт, чекухи дореволюционные, накладок куча, причем тематика военная… Такая вещь… Любой бы хапнул… Ну, я и…

– Понятно, - сказал Смолин с большим знанием дела.

Вообще-то закон требует, чтобы у сдатчика вещи непременно требовали паспорт и выписывали надлежащим образом квитанцию в двух экземплярах - соответственно, для продавца и покупателя. Порой антиквары это выполняют скрупулезнейше - особенно когда клиент не внушает доверия и следует подстраховаться: вполне может оказаться, что это ворюга пришел сбрасывать хапаное, или просто-напросто великовозрастный балбес втихомолку унес из дома любимую мамочкину безделушку. А порой… В общем, каждый решает эту проблему сам для себя, полагаясь на свой профессиональный опыт, знание людей и все- такое прочее. Частенько случается, что и рискуют. С каждым бывало, со Смолиным в том числе. Иногда прокатывает, а иногда можно и запалиться, как Врубель только что. Как карты лягут.