Сокровище антиквара - Бушков Александр Александрович - Страница 22

– Сам знаю, - сказал Смолин. - Не пальцем делан.

– Ага, предупреждает кто-то…

– Вот что, Глыба, - сказал Смолин тихонько. - Ты взрослый, сам прикидывай. Очень похоже, будет маленькая войнушка. Получить по башке можно всерьез и качественно. Нужно ли тебе у меня обитать в столь непростых исторических условиях…

– Гонишь?

– Одурел? - сказал Смолин. - И не подумаю я тебя гнать. Просто у меня неуютно становится…

– Не шурши, Червонец, - сказал Глыба бесстрастно. - Напугали ежика голой сракой… Коли уж ты меня приютил, я при шухере не свинчу… Может, кого… урезонить?

Он вроде и не изменился в лице, страшных рож не строил, но сейчас на Смолина смотрел зверь - битый и жеваный жизнью на грешной земле в течение доброй полусотни лет. Глядя в это лицо, Смолин окончательно поверил старым барачным рассказам украдкой - ни один следак этого в жизни не доказал, да теперь уж и не докажет, но за Глыбой, шептались достойные доверия люди, все же числятся жмуры, и хорошо, если пара-тройка…

– Одну лямку тянем, Червонец, - сказал Глыба без всяких ненужных эмоций. - Если что, говори, кого щекотнуть… Я ж не гимназистка.

– Щекотку отставить, - сказал Смолин. Подумал и добавил. - Пока что… Самое страшное оружие, Глыба - человеческий мозг. Потому что все остальное вторично. Скажешь, нет?

– Да пожалуй что…

– То-то, - сказал Смолин. - Как там у нас старшина выражался в киноклассике? Война - это не просто кто кого перешлепает, война - это кто кого передумает. Так-то…

Молодой человек интеллигентного вида, в модных очках, крайне похожий на этакого аспиранта новой формации (каковой он, очень может оказаться, и был) держал свою находку двумя пальцами за кончик проводка, озирая ее и брезгливо, и с неким удивлением.

– Просто каменный век какой-то, - сказал он чуть растерянно.

Второй, столь же молодой, но без очков (однако тоже выглядевший довольно интеллигентно), как раз складывал в элегантный серебристый чемоданчик свои причиндалы. Встретившись с обоими взглядом, он тоже улыбнулся и пожал плечами с видом неподражаемого презрения.

Ну да, конечно, обоим не было и тридцати. К другим технологиям привыкли, вундеркинды. А что до Смолина… Он хмыкнул:

– Дай бог памяти, я в девяностом с такой штукой сталкивался.

– Я и говорю, каменный век…

– Но ведь работает? То есть…

– Ну да, я ее загасил, - сказал молодой человек в чоках. - Но батарейка была рабочая, еще недели две продержалась бы. И все равно… - ухмыляясь вовсе уж брезгливо, он положил черную штучку на стол. - Гроб с музыкой… Ладно, мы закончили. Вот вам гарантия…

Он протянул печатный листок с грифом и эмблемой. Смолин внимательно его прочитал, благо текста было немного: фирма ручается, что на проверенном по просьбе заказчика объекте не имеется средств технического прослушивания и подсматривания… что на данный день и время гарантирует… «Нормально, - подумал Смолин. - Серьезные ребята»., - Счет, пожалуйста.

Сумму Смолин конечно же знал заранее - но все равно, грустно покривившись, сказал:

– Ого…

– Профессионализм и качество денег стоят, - сообщил молодой человек банальную истину.

– Да я понимаю, - сказал Смолин. - Просто с деньгами следует расставаться, тоскуя и стеная, так оно легче как-то… Вот, пожалуйста.

– Звоните, если что…

И оба молодых человека улетучились вместе со своей хитрой аппаратурой, оставив Смолина в одиночестве. Он сел за стол в кабинете Шевалье, взял черную штучку, повертел меж пальцев. Черный пластмассовый брусочек длиной с зажигалку и толщиной с две, из одного торца торчит проводочек в черной изоляции, не длиннее сантиметра. Каменный век, конечно. По сравнению с новомодными крохотульками, к коим, конечно же, привыкли эти ребятки. И тем не менее штука эффективная: в радиусе до ста метров можно слушать все, о чем в комнате говорят, с помощью прозаического транзистора. Нужно только знать, на какую частоту настроиться. Сел в машине, включил - и мотай на ус…

Вот именно, девяностый год. Тогда Врубель еще не расплевался с родным Союзом художников и не покинул его ради антикварного бизнеса. Наоборот, по уши погряз в тамошних интригах. И, дабы быть в курсе замыслов коллег по ремеслу (какие-то у них там собрания, заседания шли, власть и посты перераспределяли), украдкой положил на высокий шкаф именно этого типа микрофон. И узнал немало для себя полезного - о чем сам тогда же Смолину рассказывал и техническое чудо демонстрировал… ну, быть может, и не этот самый экземплярчик, однако вышедший, несомненно, из мастерской того же умельца. Покойный Сема Калитин с бывшего радиозавода их в свое время клепал, как пирожки. Золотые руки были у человека, и мозги вроде бы имелись, но вот поди ж ты, романов начитался и стал играть в промышленного шпиона на полную катушку, хоть и предупреждали его умные люди. Неизвестно - и слава богу - во что он такое влез, но обнаружился он в девяносто втором, километрах в двадцати ниже по течению Шантары в полном соответствии со старыми виршами: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…» А ведь говорили олуху: у нас не Чикаго, у нас гораздо хуже, клепай и продавай, а сам не лезь…

Да, Врубель и девяностые. Можно, конечно, сослаться на совпадение, - не один мешок этих прибамбасов налудил Сема, - но не многовато ли совпадений? Когда совпадений слишком много, это и не совпадения вовсе…

Значит, Шевалье слушали. А поскольку жучок обнаружился лишь в одной из трех комнат немаленькой «сталинки», можно, пожалуй что, выдвинуть и такую гипотезу: некто отправил к Шевалье переговорщика, а сам сидел в машине, очень может быть тут же, у подъезда, слушал в оба уха, потому что сам, допустим, не хотел светиться во всем этом деле… Ну, в конце концов все эти версии и не нужны уже…

Он взял со стола бумагу и неизвестно зачем еще раз внимательно перечел недлинную записку от Шевалье, датированную началом прошлого месяца.

«Базиль! Обдумавши все старательно, прихожу к выводу, что лучшей персоны на роль душеприказчика не подберешь. Ты чертовски подходишь. Инструкции простые: не заморачиваясь романтикой и прочими благоглупостями, продай все, по хорошей цене, а пистоли и луидоры - на счет «Рапиры». Если захочешь что-то на память, ради бога. «Avansez, nes tombez ha».

Среди достоинств Смолина знания французского никогда не числилось, но эту фразочку он от Шевалье слышал раз несколько. Будь здоров и не падай. Не самое глупое изречение, господа…

Ну, прикинем. Записка эта написана всего днем позже, чем было по всей форме составлено завещание, согласно коему единственным наследником Шевалье становился гражданин Смолин В. Я. Интересно, на него уже тогда начали давить, и он понял, что дело серьезное? Или просто, как предусмотрительный человек без близких родственников, задумался о будущем? А впрочем, какая теперь разница…

Откинувшись на спинку кресла, упекая дым в потолок, Смолин разглядывал большую застекленную фотографию, висевшую аккурат напротив. Цветная фотография (должно быть, качественная американская пленка), но сразу ясно, что сделана она десятилетия назад, - даже если не обращать внимания на лица. Ну а ежели обратить…

Трое на фоне редколесья, все в светло-зеленой форме без знаков различия, с громадными пистолетами на поясах. Слева - молодой белозубый негр, самый высокий из троицы, самый из них веселый, уперевший руки в боки. В центре, конечно же, Шевалье, каким он был лет сорок с лишним назад. А справа…

Тот самый легендарный деятель, чьи берет и борода известны сейчас всему миру - увы, исключительно благодаря усилиям циничных козлов, превративших эту физиономию в раскрученный коммерческий брэнд… Че Ге-вара, конечно.

И надпись, занявшая весь нижний правый угол фотографии. «Компаньеро Контратьеф» - это еще можно понять, а вот остальное Смолин понять не мог по причине совершеннейшего незнакомства с наречием Дон Кихота. И размашистая подпись Че. Шестьдесят третий.