Запрет на любовь. Книга 2. Второе дыхание - Брокман Сюзанна - Страница 4

– Ох, Сэм, – с сочувствием прошептала Алисса. – Я пошел домой и не спал всю ночь. А следующий день был субботой, и я знал, что Ноя не будет дома, поэтому взял толстый учебник по аэродинамике и пошел к Уолту. Я положил книгу на его стол и сказал: «Спасибо, что дали мне ее почитать, сэр». Он удивился, откинулся на стуле и спросил: «Ты что, раздумал учиться летать?» – Сэм до сих пор помнил, какой мягкий голос и добрые глаза были у Уолта. И еще помнил, с каким трудом сдерживал тогда слезы. Ему и сейчас пришлось немного помолчать, прежде чем заставить себя рассказывать дальше.

– Я сказал, что не могу учиться летать, потому что мне нечем платить ему за уроки, а учиться из милости я не желаю. Уолт вообще редко сердился, а уж на меня с Ноем и вовсе никогда, но тут он сразу помрачнел и сказал, что эту гадость про «милость» придумал, наверное, мой отец. А я объяснил ему, что отец ничего не знает об уроках, а он смотрел на меня и никак не мог понять, к чему я веду. Он спросил: «Так ты не хочешь учиться?» И я собрал все мужество, сжал кулаки и решился. Я сказал ему, что он сам не захочет меня учить, когда узнает, кто я такой. Мне казалось, Уолт все еще ничего не понимает, и я уже было открыл рот, чтобы выложить ему, что я сын его заклятого врага, но тут он просто убил меня на месте. Он сказал: «Роджер Старретт, ты что же, считаешь, что я не знаю твоего имени? А как ты думаешь, почему я прозвал тебя Ринго? Да потому, что у вас фамилии похожие: Ринго Старр, Ринго Старретт». Теперь уже я ничего не понимал. Я объяснил Уолту, что только вчера узнал, что Дот – моя настоящая тетка и настоящая кровная родня, а мой отец – это тот самый ее брат, который покалечил его. Я заявил ему: «Я тоже Старретт. И вы должны меня ненавидеть».

Сэм помнил этот разговор так, будто он происходил вчера. И помнил, каким стало лицо Уолта, когда тот наконец понял, что Роджер возвращает книгу, чтобы Гэйнсам легче было прогнать его из своего дома и из своей жизни.

– Я навсегда запомнил, что сказал мне тогда дядя Уолт, – продолжил Сэм, и его голос дрогнул. – Он сказал: «Ринго, милый, ведь ты – это не твой отец. Ты – это ты, и я буду любить тебя всегда, до самой своей смерти. Буду любить тебя, даже если окажется, что твоя настоящая фамилия Гитлер». И еще он напомнил мне, что Дот ведь тоже Старретт, и это совсем не мешает ему любить ее. Я тогда… – Сэм опять замолчал. – Я только тогда по-настоящему понял, как надо любить, – наконец прошептал он. – Без всяких условий и оговорок.

До того самого дня Роджер считал, что дружба с Гэйнсами досталась ему по счастливой случайности и в любой момент может быть потеряна. Так он и жил, зная, что рано или поздно опять зарвется, как это вечно с ним бывало, или совершит что-нибудь непростительное и будет изгнан из этого рая.

– Я тогда заплакал, – признался он Алиссе. – И не то что уронил скупую мужскую слезу, а разнюнился по-настоящему – со слезами и соплями. И мне было ужасно стыдно, хотя Уолту и раньше случалось видеть меня в таком состоянии. Я хотел удрать, но он меня обнял и сказал, что гордится мной и особенно тем, что я плачу. Он сказал, что только люди с большим сердцем умеют плакать и что нельзя стыдиться своих эмоций, а надо доверять им.

Последнему Сэм до сих пор так и не смог научиться, поэтому помолчал, потом прокашлялся, чтобы избавиться от комка в горле, но так и не смог этого сделать и решил – наплевать, надо продолжать.

– И еще он мне сказал, что, хотя мне всего двенадцать лет, я очень хороший человек и понимаю, что такое честь, а, когда вырасту, стану еще лучше, и что к этому всегда надо стремиться: к тому, чтобы быть хорошим, честным, прямым и всегда поступать правильно, как бы тяжело это ни давалось. – Сэм глубоко вздохнул: – Поэтому я и женился на Мэри-Лу. Чтобы поступить правильно. Только сейчас я понимаю, что это совсем неправильно и нельзя жениться без любви, и, если бы Уолт был жив, он бы мне это вовремя объяснил. Я всю жизнь старался быть хорошим, чтобы он мог мной гордиться, но, кажется, с самым главным здорово облажался. С тобой и Мэри-Лу, а теперь вот и с Хейли.

Алисса молчала.

– Ты слушаешь? – спросил Сэм. – Ты меня понимаешь?

– Да, слушаю. И понимаю. – Она и правда все понимала, но знала, что исправить уже ничего нельзя. Слишком много глупых ошибок он совершил.

– Прости, если я сделал тебе больно, Лис, – тихо сказал Сэм. – Я просто хотел поступить правильно, а вместо этого вроде как сам себя напарил.

– Да, – печально усмехнулась Алисса, – ты сам себя напарил, Сэм.

Он тоже усмехнулся, но тут же опять стал серьезным:

– Ты и в самом деле думаешь, что я покончил с Ринго, как когда-то покончил с Роджером? Потому что с Роджером я точно покончил. После того как я узнал, что сделал мой отец, я больше не хотел носить его имя. Если бы я был взрослым, я бы, наверное, официально его поменял. Черт! Я его так ненавидел, что хотел бы выпустить его кровь из собственных жил. Хотя…

– Что? – спросила Алисса.

– Когда после его смерти мы все это нашли… ну, картинки с детьми, – Сэм покачал головой, – я стал как-то лучше его понимать. Эту его ненависть и вечную злобу. Я думаю, он просто ненавидел сам себя, даже тогда, когда ему было семнадцать и он бросился на Уолта с лопатой. Только представь себе, каково это – всю жизнь желать чего-то, что все считают дурным. Он же был очень религиозен. А тогда церковь не прощала гомосексуалистов и уж тем более педофилов. А тут еще его сестра объявляет, что выходит замуж за негра, а в те времена на юге это считалось даже хуже, чем быть геем. А ей было на это наплевать, и вот тогда его прорвало, и он дал выход своей злобе и неудовлетворенности. – Сэм мягко рассмеялся. – Как видишь, я всерьез старался его понять. Потому что, конечно, проще было просто ненавидеть его и считать Фредди Крюгером и воплощением зла, но я все-таки думаю, что он был еще и несчастным человеком, у которого протухли мозги от ненависти к самому себе.

Сэм вздохнул, и некоторое время они сидели молча в разных машинах и в разных концах города.

Потом он заговорил снова:

– Ринго не стал бы ждать полгода, чтобы повидаться с Хейли. Как ты думаешь, Лис, она простит меня когда-нибудь?

– Да, – кивнула Алисса, – конечно, простит.

– Знаешь, наверное, лучше, чтобы она меня забыла. Паршивей будет, если она полгода меня вспоминала и гадала, куда же я делся.

– Ты можешь компенсировать ей эти полгода, Сэм.

– Как?

– Уолт же сказал, что у тебя большое сердце. Ты сам поймешь, как.

Сэм засмеялся, а потом резко оборвал себя.

– Мое большое сердце подсказывает мне, что сначала я должен найти ее, Лис. Я знаю, ты хочешь, чтобы я сдался и предоставил тебе сделать это, но я просто не могу! Не могу, черт возьми! Потому что знаю, как все произойдет: Мэри-Лу схватят, а Хейли вырвут из ее рук и отдадут какому-нибудь чужому человеку, и она до смерти перепугается, а я не хочу, чтобы это случилось. Я уже договорился с Ноем и Клэр, что они о ней позаботятся, но, если я найду их первым, я сам приведу Мэри-Лу и Хейли к Ною и удостоверюсь, что все в порядке, а потом мы с Мэри-Лу пойдем в полицию. Это не значит, что я не доверяю тебе, Алисса. Я просто не могу поступить иначе.

Алисса молчала.

– Позволь мне поговорить с Максом, – попросила она наконец.

– Ты же сама говорила, что не имеешь на него влияния.

– Сегодня вечером он предложил мне стать его женой.

До этого момента Сэм верил, что ничего хуже с ним уже не может случиться. Террористы-убийцы разыскивают бывшую жену, маленькая дочь пропала неизвестно куда, бывший командир обвиняется в государственной измене, он сам объявлен в федеральный розыск, а единственная женщина, которую он любил, целуется в машине с Максом, с ублюдком…

Оказывается, он здорово ошибался.

Сэм понимал, что должен что-то сказать. Первая реплика, пришедшая в голову – «Да хрен ему!» – явно не годилась.

– Поздравляю, – наконец выдавил он, чувствуя себя так, будто в живот втыкается острое лезвие ножа. – Нет, правда, Лис, он хороший человек. Я верю, что ты будешь с ним счастлива.