Варяжский десант - Горюнов Андрей - Страница 2
- Предыдущая
- 2/82
- Следующая
Коп, которому надоело ждать, склонившись в поклоне, по-собачьи громко сглотнул слюну.
– Извини великий, меня здесь полиция достает, коп привязался… Секундочку… – Покопавшись свободной рукой в кармане комбинезона, смуглый протянул копу десятидолларовую бумажку и отмахнулся от него: – Fuck out!.. Это я копу, не тебе, великий, прости… Так вот, проблемка… У нас двоих только один самолет намечается, а башен Всемирного торгового центра – две штуки, две! Вот задачка-то?! Как я раньше-то не обратил на это внимания… Ага!.. Я слушаю, слушаю… Не кричи… А-а-а-а… Понял… Да понял, понял!.. Все сделаю… Ребятам – привет! …Как там погода-то, в Саудовской нашей Аравии? …Ты в Пакистане? Где?! А-а, в Афгане! Ну, извини, плохо слышно – прослушку, наверное, включили… Конечно!.. Да кому ж я скажу-то? От меня через два часа резинки от трусов и той не останется… Да не волнуйся… Все так!.. Валерианки попей… Ноги парь перед сном… Let it be, как здесь говорят… И тебе Аллах Акбар! И тебе… Спасибо! Вам тоже не болеть!.. Не болеть и не кашлять…
Непрерывно и подобострастно продолжая кивать, террорист отнял от уха сотовый телефон и нажал «отбой». Однако, вместо того чтобы отключиться, сотка в его руках вдруг затряслась, разражаясь серией громогласных, очень тревожных звуков…
– Ух… – Алешка Аверьянов подскочил на кровати и хлопнул ладонью по будильнику. Серия громогласных, очень тревожных звуков оборвалась. – Приснится же такая ерунда!..
– Какая ерунда? – В комнату заглянул отец, одетый в тренировочный костюм, бодрый, пышущий жаром после утренней пробежки. – Почему не бегал?
– Будильник не прозвенел почему-то, – соврал Алексей не моргнув глазом.
– Праздничный завтрак! – крикнула Олена с кухни.
– Ура!
Не умываясь и не чистя зубы, Алексей выбежал на кухню и, чтобы сразу положить конец возможным дискуссиям о гигиене, тщательно вымыл руки и лицо над кухонной раковиной. Быстро вытерся посудным полотенцем, открыл глаза и остолбенел:
– Что это, Оленочка?!
На столе стояли три новых банных черпака – литра по два каждый.
Банные черпаки были до краев заполнены молоком.
В центре стола на разделочной доске высилась гора порезанного хлеба: батон черного и два батона белого. Хлеб был порезан толстыми кусками – пальца в три толщиной.
Рядом с горой хлеба стояла полуторалитровая эмалированная миска с медом.
– Праздничный завтрак! Сегодня же выходной!
– Олена, ты уже сколько в нашем веке живешь… – Алексей растерялся. – Тринадцатый век давно миновал, верно? Я думал, ты к нашей жизни вообще-то привыкла… Уж по крайней мере на уровне домашнего быта.
– Привыкла… «на уровне»? Привыкла – к чему?
– Ну, к тому, например, что из телевизора не посыплются человечки, если снять заднюю крышку и потрясти… К тому, что реклама не просто информирует, а впендюривает… Что если в чьей-то квартире зеркало есть, то это не значит, что в ней митрополит живет… Ну, что ты так смотришь на меня? Я совершенно не хочу тебя обидеть. Я просто хочу сказать, что мы по-другому завтракаем, не так, как вы завтракали, – в Древней Руси, в Батыевы времена…
– Конечно… Я понимаю, Алеша… – смутилась Олена. – Я разгулялась на широкую ногу, верно? Своей коровы у вас нет, ульев нет, даже хлеба вы не сеяли по весне. И озимое тоже, видать, не взошло… Все покупать вам приходится… А денежки-то лучше б поберечь, хоть к осени козочку купили б!
– Ой, перестань, Олена!
– Ну да, ну да… Садись-ка! Пусть это будет праздничный завтрак!
– Праздничный? Да что ж тут праздничного? Три черпака с молоком – ради праздника?
– Конечно! Ты смотри, хлеба-то сколько! И черный, и белый! А черный какой, а? Объедение! И белый пшеничный! Пушистый, страсть! Понюхай только, – умирать не захочешь! А ломтями какими богатыми я порезала – не видишь? Батон на шесть частей резала! И меда – миска же! Что же тебе не так? – Еще чуть-чуть, и на глазах Олены выступили бы слезы. – Хлеб, молоко, мед… Ешь сколько хочешь, будь любезен!..
– Спасибо. А что касается завтрака, то мы еще едим обычно сыр с маслом, колбасу… Да, на завтрак! Иногда даже сосиски, пельмени… Знаешь, что это такое?
– Знаю, Алеша. Только я тебе сказать хотела еще вчера, что сосиски и пельмени есть нельзя. Пельмени можно только сверху – тесто, да и то если начинка изнутри не сильно его испачкала. А сосиски можно только сосать. Они поэтому, наверное, так и называются: голодно если стало, пососи – легче голод перетерпеть будет…
– О господи! Что ты несешь?
– Я ничего не несу, – удивилась Олена. – Я же стою. С пустыми руками. Ты не заболел ли у нас, Алексей?
– Да нет, не смотри так. Я просто удивился: голод перетерпеть… Как его перетерпишь-то?
– Ну, до сна. А как заснешь, глядишь, сон приснится. Во сне поешь.
– А проснулся когда?
– Ну, тут уж утро вечера мудренее… Даст Бог день – даст и пищу! – Заметив, что Алексей полез в холодильник за колбасой, Олена молитвенно сложила руки на груди: – Не надо, пожалуйста, не надо!
– Это почему же ты к нашим продуктам так?
– Ядовитые они! – заговорщицки прошептала Олена. – У вас здесь почти вся пища ядовитая. Лучше ее не есть. Вот молоко. Оно хорошее. И хлеб… Зря ты так на меня смотришь… Просто ты не понимаешь, привык. А я – чувствую!
Алексей хотел что-то возразить, но не успел: из большой комнаты зазвучала музыка – полонез Огинского.
– Ох! – восхитилась Олена. – Вот музыка у вас, в вашем будущем, – райская! Не музыка – счастье! Бездонное, безграничное! – Не в силах сдержаться, Олена раскинула руки и поплыла по кухне, кружась. – И ведь инструмент-то какой – на все голоса! Так и поет, за душу берет…
Тоже услышав известный мотив, Николай Аверьянов выскочил из душа и бросился в большую комнату…
– За душу берет, в небо лететь с собой тянет… – продолжала кружиться в танце Олена. – Сердце радостью наполняется.
– Издеваешься? – хмыкнул Алексей. – «Сердце радостью наполняется»… Это ж сотка, отцовский мобильник. Полонез Огинского, – значит, из части. У отца АОН.
– Ничего не поняла! – отрицательно тряхнула головой Олена.
– Ну, он же в отпуске, и к тому же выходной сегодня. С утра звонок – понятно: срочно вызывают. Абзац! Хорошего теперь не жди! И чего ты расплясалась? Не поняла? Это его воевать, на войну какую-то зовут, а ты от радости пляшешь!
Олена опустила руки и отвернулась к окну. В глазах ее блеснули слезы.
– Олена… Да ты не обижайся! Ты многого еще не понимаешь в нашей жизни.
– Да, – согласилась Олена и, смахнув слезу, села за стол, уперлась неподвижным взглядом в груду хлебных ломтей. – Я многого еще не понимаю.
На кухню заглянул Николай, уже одетый в форму:
– Ребята! Меня вызывают. Что-то срочное!
– Если что – звони!
– Конечно, обязательно! – Закрывая за собой входную дверь, Аверьянов-старший крикнул уже с лестничной площадки: – В крайнем случае, с самолета по сотке позвоню!
– Служба… – извиняющимся тоном объяснил Алексей.
– Я многого еще не понимаю, – повторила Олена.
По краю миски с медом уже гуляли две большие мухи…
– Ты что там опять натворил? – спросил Михалыч Аверьянова вместо того, чтобы поздороваться.
– «Там» – это где? – поинтересовался Аверьянов.
Оба стояли возле КПП полигона прямо посередине дорожки, мешая проходить остальным офицерам.
– В округе.
– Сто лет не был в округе.
– Внештатный инструктор по спортивной работе округа хотел побеседовать с тобой, съезди. Это срочно.
– Не понял? – удивился Аверьянов.
– Чего «не понял»? Ты ж на машине?
– Я в отпуске.
– Ну ладно, ладно… Смотайся, к обеду обернешься. Просили. Срочно. Бензин у Самохина возьмешь. Я распоряжусь, полный бак зальешь. Сгоняй, тебе ж выгодно.
– Что мне выгодно? – изумился Аверьянов.
– Бензин. Спалишь литров двадцать, а зальешь полный бак.
– Ах вот оно что! – рассмеялся Николай.
- Предыдущая
- 2/82
- Следующая
