Контакт первой степени тяжести - Горюнов Андрей - Страница 87
- Предыдущая
- 87/96
- Следующая
Пройдя транзитом Ярославль, Белов успокоился. Асфальт катился под колеса стремительно и ровно.
– Теперь ты, Лена, знаешь все.
– Не верится, Коля, – это какая-то сказка, если честно...
– И даже доллары – вот так вот – из карманов – без конца – тебя не убеждают?
– Тут, может быть, какой-то фокус? – Лена любила подтрунивать над Беловым.
– Тут фокус. – Белов согласно хмыкнул. – Простой, как пряник. Называется «победа или смерть»... – Он вдруг заметил черную «Волгу», нагонявшую их: – От ч-черт, прорезались!
Белов двинул по газам, хотя и так уж шел за сто.
Не отстает! Ну, а сто сорок?
Нет.
А на тебе – сто семьдесят?
Идет, идет! И более того, догоняет ведь! Ну, значит, точно: двигатель форсированный. Оперативная. Простая «Волга» так не потянула бы.
– Ты что так гонишь, Николай?
– А ты оглянись назад – посмотри!
– О, боже мой! Опять, опять!
– И мне здесь некуда деваться – трасса!
– А ты еще быстрей!
– Нельзя. Опасно. Улетим.
Варуж, ехавший домой из Пскова, сразу заметил две машины, летящие далеко еще, в трех километрах впереди, навстречу ему.
– Эх! – цыкнул он. – Вот сумасшедшие! Жизнь не дорога!
Он сбавил скорость, взял бинокль.
– Ай, плохо, Коля, плохо... – сказал он, приглядевшись. – Совсем достали тебя менты – что за жизнь!
Машины приближались.
– Бешеные. – Варуж опустил стекло левого окна. Затем пододвинул к себе правой рукой сумку, лежащую на пустом пассажирском месте. Не глядя, покопался в ней, извлек пакет с кефиром. Переложил пакет в левую руку...
В этот момент мимо него просвистела машина Белова.
– Эх, Коля-друг...
Варуж высунул левую руку с пакетом кефира за окно и отпустил пакет...
...Они уже догнали ВМЛУ Белова – почти-почти... Осталось обойти теперь, прижать и начать останавливать...
– Пропустишь сейчас встречный рефрижератор КАМАЗовский и сразу начинай обходить... – сказал шоферу Власов.
– По... – водитель не договорил: одновременно с проносящимся мимо КАМАЗом звонкий удар обрушился на лобовое бронированное стекло... Раздался оглушающий хлопок, и все впереди стало вдруг непроницаемо белым, туманным...
– Что это?! – Власов в ужасе впился правой рукой в ручку двери, оперся левой рукой в бардачок. – Все белое, все!
– Как в туалете... Как в женском туалете окно... – согласился водитель как-то равнодушно даже, внутренне, видимо, оцепенев... – Хер разглядишь чего.
– Эй, мы летим!! – ахнул сзади опер, срывая наушники с головы.
Грустным взглядом Варуж проследил через зеркало заднего обзора долгий полет черной «Волги» через кювет – в заболоченный пруд...
– Вернуться, может? – спросил он сам себя. – Собрать глушеный рыба? Нет! – сам себе же ответил он. – Весь мокрый, холодно... Поем в столовой, в Ярославле – он добавил газу.
– Они отстали, кажется, – сказала Лена.
– Да, я видел. Они решили искупаться.
– В такую холодрыгу? – наивно удивилась Лена.
– Моржи!
«Моржи» с кряхтением и стонами покинули машину, погрузившуюся в воду почти до окон.
– Что ж... – промолвил Власов, оглянувшись с тоской. – Теперь придется просить помощи. Оповещай всех. Вдоль по трассе, – он вздохнул. – Да. Делать нечего – теперь придется!
Он заглянул в салон машины. Из рации, что находилась в сантиметрах восьми под водой, шла длинная цепочка пузырьков.
– Буль-буль она, наша рация, – констатировал водила и распрямился, стоя по бедра в воде у машины. Постояв, он взял на палец остатки белых потеков на лобовом стекле. Понюхал осторожно. Затем лизнул.
– Кефир...
– Кефир? – переспросил шофера Власов.
– Причем довольно жирный. Трехпроцентный.
Лягушка, сидевшая на кочке и нагло смотревшая прямо в глаза Власову, разинула вдруг рот до ушей – больших, развесистых ушей, темно-зеленых – вот дела-то! – и издала громкий, странный звук, не квакнув по-лягушачьи, а вроде как заржав по-лошадиному...
Сказав буквально «иго-го» – протяжно и громко – она вдруг прыгнула и, звонко хлопнув на прощание ушами над самой водой, тут же скрылась в густой осоке.
– Да. Здесь... Егор Игнатов здесь живет. Жил, если вернее сказать. Я его сегодня утром выгнала: пришел с работы вчера опять вдребезги: перегар на всю веранду, ни одна баба рядом не ляжет, уж о себе не говорю, привыкла! И начал снова продолжать тут, с утра пораньше-то. Мне-то это смерть надоело как – почитай, месяц уж не просыхает. Ну, вы вот сами посудите: приходит со смены – качается, три дня дома пьет потом – беспробудно, даже детям страшно! И на работу опять, конечно, пьяным уезжает. А сцепщик – это знаете как? Не уследил, вагон с горки идет, он между вагонами чуть зазевался, – тут же в лепешку! И тогда что? У меня ж первый муж тоже сцепщик был... Сил никаких уж не осталось. Ждать сидеть – придет, не придет? А если придет, то каков – в стельку – боле-мене нормальный значит, или так вот – в конец, в беспредел, в чашу смертную. Живешь как на вулкане! Сегодня утром встал, опять за свое... Я ему: Егор, хватит! Или семья, или водка! Выгнала – мочи никакой. Пускай где хочет спит, живет, гуляет! Хоть сдохни. Но чтобы дети не видели. Ищите на работе его теперь. В среду. Может, выйдет. Сюда я больше не пущу его. Вот где его фокусы сидят уже!
Калачев вздохнул и поплелся назад – к полустанку по имени Секша...
Вертолет ГАИ шел метрах в двухстах над землей параллельно Ярославскому шоссе, в километре-двух от него.
Пилот вел винтокрылую машину, а напарник внимательно высматривал там, в скользящих под брюхом вертолета российских просторах, какую ни то халтуру, левый заработок. Прямой же источник дохода – штрафы за нарушения ПДД стал слишком опасным в последнее время. Ряд крупных фирм и солидные банки, устав от произвола ГАИ и сколотившись в солидный пул, стали гонять по трассам машины-подставки. В машинах-ловушках сидели, казалось, обычные люди – готовые отстегивать и кланяться, кланяться и отстегивать – не отличишь. Будучи остановленными, они без разговору совали инспектору крупный отмазняк и, если тот брал без запинки, тут же и пришивали его к асфальту, не утруждая себя даже напутственной молитвой, не говоря уж об исповедовании работника ГАИ перед казнью. Словом, крупный капитал начал устанавливать порядок – кое-где и кое в чем пока только – однако сытая и безмятежная работа в ГАИ, приносившая любому сержанту во времена оные доходы, сравнимые с жалованьем председателей совета директоров компаний Sony, Columbia Pictures, БЪапйагс! ОН и European Air Bus 1пйиз1;гу вместе взятых, подошла к своему концу; теперь приходилось держать ухо востро и класть вместе со всей страной зубы на полку. Кто рисковал продолжать, кончал плохо.
На Ленинградском и Симферопольском шоссе все гаишники были отстрелены за одно лето, причем поголовно. Расстрела избежали лишь те, кто безвыходно просидели на больничном, а также и те, кто были убиты еще раньше, весной, до начала расстрельной эпохи – крутыми частниками и дальнобойщиками.
Зубы на полку, зубы на полку...
Неделю назад им повезло подработать в качестве крана плюс грузовика, перенеся по бревнышку свежий сруб для бани «нового русского» – от пилорамы, возле которой баня была срублена, и до фазенды, возле которой бане предстояло стоять. Баня была затеяна циклопическая – из пятнадцатиметровых бревен, перевозить которые можно было либо на лесовозе с фискаром либо по воздуху. Они запросили вдвое меньше лесовоза и выиграли тендер.
Работа оказалась, правда, тяжелой, опасной: пятнадцатиметровое бревно, подцепленное на трос, мотало в воздухе как маятник. Эти жуткие энергичные качки передавались, естественно, и вертолету. Два раза они чуть-чуть было сами не грохнулись, – вместе с бревном.
- Предыдущая
- 87/96
- Следующая
