Контакт первой степени тяжести - Горюнов Андрей - Страница 31

• Предыдущая
• 31/96
• Следующая

– Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь.

– Не понимаешь потому, что я тебя вдвое старше. И мы часто говорим с тобой на разных языках. Скажу попроще: через полгода я уже буду торговать матрешками в Измайлово или рисовать портреты в вестибюлях дорогих ресторанов.

– С чего бы это?

– С того, что есть очень мощные группировки, которые мгновенно воспользуются случаем, чтобы отодвинуть меня от всех кормушек. Когда был Борис, мы были с ним в паре сильны. А теперь – сама понимаешь. Но это меня не очень страшит. На самом деле я боюсь другого. Того, что к весне я буду сидеть. Сидеть и ждать суда. Не здесь сидеть, а в тюрьме. А потом, посидев годок-другой в ожидании правосудия, ты уже не сможешь не оказаться виноватым. Пока все так и развивается: по самому поганому варианту.

– Но ты же ни при чем?

– Конечно. Те все, кто «при чем», не по тюрьмам сидят, а в секретариатах, коллегиях да в президиумах.

– Ничего не понимаю – что ты несешь?

– Я просто разнылся, прости! Хватит ныть, Белов! Ничего. Побарахтаюсь еще!

Он встал.

– Вернусь, – тогда и поговорим, – одевшись, он взял рюкзак. – Будет звонить, спрашивать – приеду в первых числах октября.

– Коля! – Она бросилась ему на грудь.

– Прости, – он ее обнял. – Прощай.

– Прощай?!

– Лучше учись. Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни...

– Коля!

– Все. Пока!

Он вышел и закрыл дверь.

Он подумал, что, может быть, они больше уже не увидятся никогда. Однако ошибся – судьба слишком коварна, чтобы следовать твоим предчувствиям.

Судьба не любит идти на поводу. Но ей, судьбе, присуще и некое чувство юмора.

Подслушав разговор и прочтя их мысли, судьба усмехнулась и тут же начертила им линию жизни на ближайшие сутки.

Она осталась довольна своей работой, потому что уходящему Белову и в голову не могло в этот момент прийти, что завтра, в полном соответствии со сном его дражайшей Елены Синицыной, им предстоит обвенчаться.

Иван Петрович Калачев наконец-то нашел бригаду проводников, которые двадцать четвертого августа опекали вагон номер девять поезда пятьдесят девять Шарья – Москва.

Бригада состояла из двух проводниц – Маши с Наташей.

Калачев познакомился с ними прямо в вагоне, стоящем в отстойнике станции Москва-третья в ожидании очередного рейса в Шарью.

– Скажите, пожалуйста, кто-нибудь из этих людей не покажется вам знакомым? Был кто-то из них пассажиром вашего вагона? Не узнаете ли кого-нибудь, словом?

– Вот и вот, – безошибочно и быстро выбрала Маша фотографии Белова и Тренихина.

Калачев смешал фотографии, перетасовал, разложил их вновь и пригласил из коридора Наташу.

– Вот этот с вот этим ездили. Точно! – Уверенно и правильно указала на фотографии Белова и Тренихина Наташа.

– Отлично!

Калачев посадил проводниц напротив себя.

– А вы не помните случайно – куда они ехали – в Москву или в Шарью?

– В Москву, – ответили проводницы почти хором.

– От самой Шарьи?

– Нет. Они сели в Буе, – сказала Маша.

– Ты что – в Данилове! – возразила Наташа.

– Так все же? – Калачев взглянул им в лица, прервав запись.

– Да в Буе, точно! – уверенно сказала Маша. – Ты вспомни, – повернулась она к напарнице. – Они садились, вот когда поймали жулика в седьмом, в купейном, ну, у Светки! Помнишь, выводили? В наручниках? Вот тут они и сели. В Буе.

– В Буе, в Буе! – согласилась Наташа. – Точно.

– А вот еще вопрос вам, девочки, на засыпку. К ним, к этим, кто-нибудь входил в купе вот, после Буя? Случайно не видали?

– Конечно, видели! – сказала Маша и тут же осеклась, почувствовав резкий толчок ноги Наташи.

– Прекрасно! Что вы видели? – оторвал от записи взгляд Калачев, не заметивший тайного сигнала. – Кто же заходил?

– Да бригадир наш заходил, начальник поезда, – довольно неумело соврала Маша. – Ефим Михайлович...

– Они с ним пили? С Ефим Михайловичем?

– Только не хватало!

– Что вы!

– Ой ли? – усомнился Калачев.

– Да наш начальник поезда не пьет!

– Да быть не может, девочки! – еще больше усомнился Иван Петрович. – Чтобы начальник поезда, да и не пил!

– Не может. Нечем. У него желудок вырезан.

– Язва была. От пьянства, кстати.

– Теперь не пьет совсем! Только на праздники.

– А что ж тогда он заходил?

– Он просто проверял, он ко всем заглядывал.

– Он часто ночью ходит. Все бригадиры сейчас проверяют.

– Он начальник поезда или все же бригадир?

– И то и то.

– Он совмещает. А ночью ходит – «леваков» ловит.

– Билеты дорогие сейчас стали, плацкарт, общий забит, а СВ почти всегда идет полупустой.

– Ну и есть соблазн у нас такой...

– У вас?

– Да нет, вообще – у всех проводников.

– Да ты за всех не говори! Есть и шибко честные товарищи... Встречаются.

– В общем, он прошел, глянул по купе по всем проверить, товарищ следователь, – не решили ли мы с Наташкой прокатить кого-нибудь зайцем, от Буя до Секши...

– До Секши? – заинтересовался Калачев и стал листать свою записную книжку. – До Секши, говорите?...

Воспользовавшись тем, что следователь отвлекся, Наташа еще раз толкнула напарницу – вдвое сильнее на сей раз.

– До Секши, да... – нашел соответствующую запись Калачев. – Так что – до Секши-то?

– Да это просто я к примеру. После Буя будет Секша. А так какая разница: от Галича до Лопарева, от Ней до Поломы – пустил, подвез и заработал. Вот. А Ефим Михалыч смотрит. Проверяет.

– Особенно ночами.

– Ну, ясно. – Калачев кивнул. – А вы не помните случайно: какого числа они ехали в Москву?

– Ну... Давно уж. Это, по-моему, было в августе. В конце.

– А поточнее вспомнить не сможете?

– Сейчас попробую, – кивнула Наташа, доставая тетрадку. – Вот август. Расписание. В Москву мы ехали двадцать второго, двадцать четвертого, двадцать шестого, двадцать восьмого и тридцатого. В один из этих дней.

– Ну, а еще точнее?

– Точнее едва ли сейчас получится. Понимаете, конец августа, пассажиропоток большой, все едут к первому сентября, с детьми. Конец августа, да еще зимние каникулы тоже вот, голова идет кругом.

– А вы же вот что можете... – Наташа оживилась. – Вам их фамилии известны?

– Да.

– Ну, прекрасно! Сейчас билеты в кассах продают ведь по паспорту... Вы обратитесь на вокзал. Они запросят Буй, и по фамилиям вам скажут – когда билеты они покупали и на какое число. И это будет точно.

– Дельно, – кивнул им Калачев и встал. – Я так и сделаю. Ну ладно, девочки, простите, что отвлек, спасибо за беседу. Сухой остаток – эти двое ехали от Буя до Москвы и до Москвы доехали оба?

– Да, да! – кивнули обе.

– Из посторонних к ним никто не заходил?

– Нет, нет!

– И распивать – ни с кем не распивали?

– Что вы, что вы!

– Все. Это все. Удачи вам. Счастливого пути!

Наблюдая сквозь окно вагона, как Калачев, минуя стрелки, удаляется вдоль тупикового пути к вокзалу, Наташа процедила напарнице:

– Ты б ему еще сказала, что мы им две бутылки водки за сорок баксов втюрили.

– С закуской же! – напомнила ей Маша. – Это же, считай, комплексный ужин!

– Ты все же дура, Машка, набитая!

– Да просто не спала всю ночь! Устала как собака.

– Вот я и говорю – собачье помело у тебя, а не язык.

– Тогда ты с ревизорами разными сама и разговаривай! А то меня сначала к ним сунешь, а потом все поправляешь – из-за моей спины – легко это, я понимаю!

– Ага! Не будь меня, так ты б, Машка, давно б уже сидела!

По дороге на вокзал Белов зашел на почту.

– Два письма. Заказное и ценное.

Первое, заказное, было адресовано Власову В. А. в прокуратуру, второе – ценное он отправил на свой же адрес и почти самому себе: «Белову Н. С. для передачи Елене Анатольевне Синицыной». И это письмо было внушительных размеров – формат А4.

• Предыдущая
• 31/96
• Следующая