Выбери любимый жанр

Зона сна - Горяйнов Олег Анатольевич - Страница 27


Изменить размер шрифта:

27

– Ба! – воскликнул академик, раскинув руки. – Игорь Викентьевич! Какими судьбами?

– Слухами о вашем приезде, Андрей Николаевич, земля полнится… – ответствовал помятый в поездке Жилинский. – Вот-с, примчался лично выразить почтение…

Учёные мужи слегка приобнялись и похлопали друг друга по плечам.

– А ещё чем она полнится? – спросил академик.

– Честно говоря, чёрт-те что рассказывают… – сказал Жилинский. – Даже не хочу при вас повторять эти глупости. Надеюсь от вас, из первых уст, так сказать, услышать…

– Тогда приготовьтесь, коллега, ахнуть и упасть в обморок!

Академик говорил громко, с удовольствием, явно красуясь перед публикой. Ведь кроме парочки его ассистентов, маявшихся с корзинами в руках, и любопытствующих деревенских подростков, тут же стояли студенты-практиканты во главе с Маргаритой Петровной и, рядом со спокойной пегой кобылой, на которой они сюда приехали, Стас, держа вожжи в руках. Доцент Кованевич была одета, как всегда, в гимнастёрку и полевые брюки, тоже цвета хаки.

– Кто это с вами? – спросил академик, плотоядно уставившись на неё. – Представьте-ка меня, коллега.

Жилинский, притоптывая от любопытства и нетерпения, представил:

– Доцент Кованевич, Маргарита Петровна.

– Марго-о! – протянул академик. – А это что за племя младое, незнакомое? – И он скользнул взглядом по выпуклым формам некоторых девиц.

– Студенты мои, Андрей Николаевич. У нас, изволите видеть, практика здесь.

– Удачно, весьма удачно-с… – промурлыкал академик, переводя взгляд обратно на Марго.

– Виноват, Андрей Николаевич, – не вытерпел Жилинский. – Так что там за находка?..

– Где? А, это… Чудесно выглядите, сударыня. – Львов приблизился к Маргарите. – Стиль милитари на фоне древних стен… Воительница, амазонка… Защитница славянских рубежей, Марфа-посадница…

– Ну, Андрей же Николаевич! – взвыл Жилинский.

– Да, кстати, – повернулся к нему академик, – рекомендую: мои ассистенты Владимир и Ольга. Отчеств им по молодости лет не полагается. Весьма подающие надежды учёные, а…

– Книга! – закричал Жилинский, не замечая поклонов львовских ассистентов. – Книга, Андрей Николаевич, или я за себя не ручаюсь!

– Удовлетворите же наше любопытство, – улыбаясь Львову, произнесла Маргарита Петровна.

Академик, в свою очередь, улыбнулся ей, выдержал паузу и только тогда произнёс:

– «Сказание Афродитиана», коллега!

Стас вздрогнул и выронил вожжи из рук. В груди образовалась какая-то сосущая пустота. Голова закружилась. Вот бы некстати было сейчас отключиться, подумал он и потёр ладонями виски.

– Знаменитейший памятник переводной литературы Древней Руси! – продолжал Львов, наслаждаясь произведённым эффектом. – Книга, страшно популярная начиная с четырнадцатого века, а в середине семнадцатого века Церковью запрещённая как противоречащая Евангелиям! А обнаружен-с был фолиант в кирпичной стене, там, где она непосредственно примыкает к алтарю. И эта еретическая книга с самого, надо полагать, основания храма лежала непосредственно у его алтаря!!!

– Не может быть! – ахнула Маргарита Петровна.

– Да ведь это же скандал! – развёл руками проф. Жилинский.

– А то! – радостно засмеялся Львов. – Отца Паисия в Синод вызывают на следующую неделю! На цугундер! Но и это ещё не всё, коллега!

– Здравствуйте, уважаемые! – подошёл костромской краевед Горохов, расплатившийся наконец с извозчиком и отпустивший пролётку. – Жарковато сегодня, а?..

Учёные мужи, разумеется, не бросились обниматься с толстяком, хотя и все были с ним знакомы. Довольно прохладно они кивнули краеведу, и Жилинский опять повернулся ко Львову:

– А что же там ещё, Андрей Николаевич? Сгораю от любопытства!

– Лучше будет, если вы, Игорь Викентьевич, своими глазами взглянете. А то, чего доброго, обвините старика в нелепом фантазёрстве… Нет, право слово, это, знаете, нечто…

– Да уж, – встрял в разговор Горохов. – Надпись на титуле: одна тыща шестьсот шестьдесят восьмой год от Рождества Христова и женское имя Алёнушка. Через «ё»!..

– Вашей осведомлённости нельзя не позавидовать, – скривился Львов, которому Горохов поломал всю антрепризу, и опять повернулся к Жилинскому. – Ступайте, коллега, к Паисию. Книга у него. А потом присоединяйтесь к нам. Мы идём на речку. Там и обсудим der Vorfall.[16] За мной, будущее исторической науки! И вы тоже, сударыня! – обратился он к Марго. – Оставьте пыль архивов дряхлым старикам! – И вдруг пропел, отчаянно фальшивя: – Grau, teurer Freund, ist alle Theorie, und grun des Lebens goldner Baum![17]

Маргарита Петровна, однако, на речку со всеми не пошла, а вместе с Жилинским отправилась смотреть книгу. За ними увязался и костромской краевед. Стас взял лошадь под уздцы и повёл на конюшню, что находилась позади монастыря. Жёлтая дорога – две колеи в густой и мелкой траве – тянулась вдоль монастырских стен. Навстречу ему неспешной прогулочной походкой шла Матрёна собственной персоной. В руке её был прутик, которым она сбивала головки чертополоха, росшего по обочине дороги, а в глазах – грусть и вопрос.

Стас молча взял её за руку, и они пошли в сторону конюшни. «Наверное, надо бы что-нибудь сказать, – подумал Стас. – А что говорят женщинам в таких случаях? Мать честная, я забыл! Пять лет обходился без слов со своею азиатскою Кисой!»

К счастью, на конюшне было пусто: страда в разгаре, и все лошади работали в поле. В дальнем углу, покрытый рогожей, стоял большой открытый автомобиль – вероятно, на нём приехали академик Львов и его свита. Стас распряг лошадь, завёл в стойло, бросил в кормушку сена из подводы. Всё молча. Матрёна тоже молчала, глядя на него влажными глазами. Потом Стас взялся за оглобли и загнал подводу в самый тёмный угол. И тогда уже обнял Матрёну. Вспомнилась фраза проф. Жилинского о том, что, дескать, верно замечено насчёт отсутствия рессор. Да и хорошо, что их нет. На сене в подводе было мягко и… вообще хорошо.

Потом Матрёна спросила:

– Куда же ты подевался, окаянный? Пять дней тебя не было…

– Я был далеко, – сказал Стас, перевернувшись на спину. – Ты даже не представляешь, как далеко.

– Тоже мне, тайны мадридского двора, – фыркнула Матрёна. – Ездил в Вологду на один день, а остальное-то время торчал в Николине, книжки читал…

– У тебя там соглядатай? – рассмеялся Стас.

– А как же за тобой не соглядать? Там же девок целый взвод у тебя под боком…

– Что мне до них? Они ещё дети.

– А ты кто?

– Я?..

– Да, ты.

– Я – десятский старшина дружины князя Ондрия, умерший во время чумы неизвестно в каком году.

– Ты фантазёр. Но – сладкий. За тобой глаз да глаз! Вот изобретут однажды такой телефонный аппарат, который можно будет вешать на шею и носить с собой, я его тебе повешу и буду звонить с почты каждый час, чтобы знать, где ты есть.

Стас захохотал:

– И она говорит, что я – фантазёр! Себя бы послушала.

Он соскочил с подводы и начал одеваться.

Над Согожей разносился умопомрачительный аромат жареного мяса. Ассистент академика Львова по имени Владимир готовил на решётке barbecue – дань последней моде, пришедшей с берегов туманного Альбиона. В жаровне огонь весело пожирал тонко наколотые берёзовые дрова, а над огнём на решётке шипели, покрываясь нежной корочкой, ломти телятины. Владимир в одной руке имел маленькую зелёную бутылочку, из которой поливал мясо каким-то остро пахнущим соусом, в другой держал изящную кочерёжку, которой сбивал пламя, чтобы оно не доставало до решётки.

Ольга тем временем сооружала стол, выкладывая на расстеленную скатерть содержимое корзин: зелень, квас в берестяном туеске, белый монастырский хлеб мягче ваты, чеснок, помидоры и две четвертьведёрные бутыли с красным вином. Вся честная компания – академик Львов, плюс вернувшиеся от отца Паисия Жилинский с Маргаритой Петровной, плюс потный и красный краевед, избавившийся наконец от сюртука, плюс студенты-практиканты – кто сидел, кто лежал поодаль в ожидании угощения. Академик с Жилинским разминались красненьким; краевед от вина отказался, заявив, что он убеждённый трезвенник, и изволил налить себе квасу. Маргарита Петровна предложила Ольге свою помощь, но та её успокоила, заверив, что прекраснейшим образом справится сама. Впрочем, резать помидоры доверила Саше Ермиловой.

вернуться

16

Происшествие (нем.).

вернуться

17

Сера, дорогой друг, всякая теория, а жизни золотое древо зеленеет! (нем.) – Гёте. «Фауст». Перевод О. Горяйнова.

27
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело