Тюрьма особого назначения - Горшков Валерий Сергеевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/76
- Следующая
– Я больше в эти игры не играю, генерал… – Я поднялся, подошел к шторе, отделяющей комнату от основного церковного помещения, и остановился, не сводя с Корнача глаз. – Так что если ваша переименованная организация хочет пойти по стопам предшественницы и создает сеть «своих» священников в молитвенных домах, то вы пришли не по адресу. В нашем храме служат Господу, а не государству и его спецслужбам.
– Подожди, Владислав, сядь! – В голосе генерала прозвучала досада. – Я же тебе русским языком объяснил – в этом смысле ты мне не нужен, понимаешь? Здесь совсем другое дело. Выслушай меня – и увидишь, что я говорю правду. Да сядь ты, в конце концов! И извини, что говорю с тобой в таком тоне. Просто иначе у меня не получается. Курить здесь можно? Нет? Ну и черт с ним! Ладно, прости, вырвалось случайно. – Корнач спрятал вынутые было сигареты обратно в карман плаща, взглядом «усадил» меня напротив и продолжил: – Послушай меня и, пожалуйста, вникни в суть того, о чем я сейчас расскажу. Готов?
– В шесть часов вечера у меня служба, – сообщил я, посмотрев на висящие на стене старинные часы.
– Уложимся, – сухо отрезал генерал и приступил к изложению дела, ради которого он встретился со мной после шестилетнего перерыва. – Для начала немного о законах… Не знаю, известно тебе или нет, но после вступления в Совет Европы наше государство обязалось в ближайшем будущем отменить смертную казнь как высшую меру наказания за особо тяжкие преступления. Она будет заменена на пожизненное тюремное заключение. Фактически же у нас не расстреливают уже с прошлого года. Большинство судов вообще стараются не давать подследственным «вышку»!.. Ну да ладно, это уже не наше дело… Суть в другом. Сейчас уже существует тюрьма, где сидят те, кого ранее приговорили к смерти, но потом приказом президента помиловали. Она находится в самом глухом месте Вологодской области, на острове посреди лесного озера. До революции там находился мужской монастырь. При советской власти монастырь разогнали, а в его стенах оборудовали тюрьму. Пока это была просто тюрьма – ее охраняли солдаты из внутренних войск. Сейчас – специальное подразделение «Кедр». Слышал о нем?
– Про монастырь – да. Про тюрьму и «спецов» – нет.
– В общем, этот остров и раньше-то был неприступной крепостью, а сейчас и подавно. Для сотни убийц эти стены теперь стали последним пристанищем. Представляешь, какие мысли посещают преступников, особенно тех, которым сейчас двадцать пять или тридцать?!
– Да уж…
– Так вот, некоторые заключенные, осознавшие, что в этой жизни ничего хорошего им больше не светит, все чаще стали обращаться к Богу. В принципе это можно понять, – усмехнулся Корнач. – Должны же даже последние сволочи хоть когда-нибудь раскаяться за содеянное! Конечно, там отнюдь не все такие… Есть и настоящие звери! Но с ними разговор особый. Мы же с тобой сейчас ведем речь о тех, остальных… В общем, они начинают просить, чтобы в тюрьму прислали священника. Мы, ну, я имею в виду нашу организацию, в принципе не против этого. Лучше Богу молиться, чем перекусывать себе вены или кидаться на охранников. Начальник тюрьмы тоже не против. Так что осталось дело за малым… – Генерал посмотрел мне прямо в глаза и вдруг резко и как-то неожиданно прямолинейно спросил: – Ты поедешь на Каменный, отец Павел?!
Как только Корнач начал разговор о тюрьме, я сразу же подумал о чем-то подобном. Однако столь конкретное предложение моего бывшего командира застало меня врасплох. Я растерялся.
– Почему именно я? Неужели не нашлось более опытного и подготовленного в духовном плане священника…
– Не в этом дело, Влад, – почти деликатно перебил генерал меня. – Да и насчет опыта ты сам на себя наговариваешь. Я наслышан, что во многом благодаря тебе в этот храм ходит так много народу. Значит, есть в отце Павле что-то такое, что после общения с ним оставляет в сердцах людей радость и надежду. Так что в духовном плане, как мне кажется, проблемы не существует… И если уж разговор у нас с тобой пошел честный и откровенный, то скажу прямо – как только я узнал, что принято решение направить на Каменный священника, я сразу же подумал о тебе. И вот почему. – Повинуясь привычке, Корнач снова достал из кармана плаща пачку сигарет, но, спохватившись, немедленно убрал ее назад, тяжело вздохнув. – Во-первых, ты, Владислав, мой старый боевой товарищ и я хорошо тебя знаю, – принялся загибать пальцы генерал, глядя мне в глаза. – Во-вторых, ты действительно хороший священник, именно такой, который сможет работать с… гм… весьма специфическим контингентом монастырской тюрьмы. Ну и в-третьих, и это плавно вытекает из предыдущего пункта – ты как-никак все-таки бывший офицер спецназа ВДВ, прошедший специальную подготовку, и, случись что, сможешь за себя постоять… И пожалуйста, не надо мне доказывать, что это не имеет к данному делу никакого отношения! На Каменном сидят не люди – звери! Ведь если кто-то, а таких, как я понимаю, будет немало, захочет тебе исповедаться, то ведь не станет он этого делать в присутствии охранников! Вы останетесь с ним в камере один на один. А что, если для этого зверя исповедь – только предлог, чтобы, уже имея пожизненное заключение, удовлетворить свою звериную жажду крови и доставить себе удовольствие свернуть шею доверчивому попу?! Или ты считаешь такие меры предосторожности напрасными?
– Возможно, вы и правы, генерал, – я не нашел против слов Корнача весомых контраргументов, – но мне как-то с трудом верится, чтобы все, о чем вы сейчас говорили, было единственной причиной, по которой вы остановили свой выбор именно на мне. Ведь правда, товарищ генерал? Есть еще что-то, что я должен буду делать для вас и вашей организации?
– Узнаю капитана Аверина, – чуть улыбнувшись, покачал головой Корнач. – Да, есть еще кое-что, но чисто символически… Понимаешь, Влад, любая тюрьма – это отдельный, замкнутый мир, в котором царят свои законы не только среди заключенных, но и среди охраны и ее руководства. На зоне, огороженной колючей проволокой и наблюдательными вышками, хозяевами жизни являются двое: начальник лагеря и – «пахан». Эти люди поодиночке или, что случается довольно часто, по взаимной договоренности вершат там свое личное правосудие над охранниками и зэками. Одного их слова достаточно, чтобы огромного здоровяка сделать «петухом», а всем известного «стукача» оградить от нависшего над ним призрака расправы… – Корнач мельком взглянул на часы. До шести оставалось еще двадцать минут. – На Каменном же все совсем иначе. Там иные условия, иные порядки, иные секреты. И хозяин только один – полковник Карпов. Еще кое-какие вопросы зависят от командира охранного подразделения «Кедр» майора Сименко. И в отличие от остальных, так сказать «обычных», мест лишения свободы, отслеживать обстановку в монастыре достаточно сложно. Вот почему я бы очень хотел, чтобы среди тех, кто постоянно находится на острове, был человек, которому можно верить на слово, зная, что он никогда в жизни тебя не обманет… Он не должен быть соглядатаем, не должен писать отчетов, ему не нужно регулярно сообщать о всякой ерунде или небольшом превышении власти со стороны охраны, без чего, как ты сам понимаешь, не обходится ни одна тюрьма. Тем более если «твой» контингент на сто процентов состоит из убийц, на совести которых подчас десятки человеческих жизней. В этом случае перегибы идут даже на пользу. И, что самое главное, совершенно ни к чему рассказывать мне о тайнах, которыми поделились на исповеди некоторые заключенные… Просто я хотел, чтобы кто-то приглядывал за обстановкой. Так, на всякий случай. В случае чего, сам разберешься, как себя вести. Все, что я сказал, можно считать напутствием или пожеланием, не более того. Я достаточно точно изъясняюсь, отец Павел?
– Вполне.
– И какое будет решение? – глухо, понизив голос, спросил Корнач. Я заметил, как напряглись его скулы.
– Мне нужно время, чтобы все обдумать. А сейчас, извините, я должен переодеться для службы. Уже без четверти шесть.
– Ладно, ухожу. – Корнач встал со стула и подошел к висящей на входе тяжелой шторе. – У меня есть телефон вашего храма. Завтра, в десять ноль-ноль, я позвоню тебе. К тому времени ответ должен быть готов. И… вот еще что, отец Павел. Я пойму и не обижусь, если… вы откажетесь от моего предложения. Всего доброго!
- Предыдущая
- 8/76
- Следующая
