Тройка с минусом, или Происшествие в 5 «А». - Пивоварова Ирина Михайловна - Страница 25

• Предыдущая
• 25/26
• Следующая

Некоторое время Тося и Алик шли молча.

Время от времени Алик оборачивался и устрашающе грозил Агафонову кулаком, что должно было, несомненно, означать: «Ты ещё у меня поплачешь!» А Тося шла и думала о своём.

Очень волновала её одна вещь. Она не знала, никак не могла понять, заметил ли кто-нибудь выпавший из портфеля классный журнал?

Заметили или не заметили?

Тося искоса взглянула на Алика. Воинственный пыл Алика всё увеличивался, по мере того как увеличивалось расстояние между ним и Агафоновым. Лицо у Алика становилось всё злее, а складка между белых бровей всё более решительной.

— Зря ты вообще в это дело вмешалась, — вдруг сказал Алик. — И кто тебя просил?

— Что?

Тося поняла не сразу: мысли её витали вокруг классного журнала.

— А то! — сказал Алик. — Не надо было мне мешать, вот что! Если бы не ты, я бы его так излупил! От него мокрое место бы осталось!..

— А-а, — сказала Тося рассеянно.

«Видели или не видели? Заметили или нет?»

— Послушай-ка, Алик, — вдруг сказала она. — Скажи честно, ты всё знаешь?

«Про что это она?» — подумал Алик. Но вслух сказал на всякий случай и сделал при этом очень важное и таинственное лицо:

— Может, кое-что и знаю.

— А что ты знаешь? — безразлично спросила Тося.

— А всё знаю, — сказал Алик. — Я всё знаю, ты не думай.

— Так, значит, ты видел? — Большие голубые Тосины глаза с тревогой глядели прямо в глаза Алика.

— Ещё бы, — сказал Алик. — Я всё вижу, не беспокойся.

Тося побледнела.

— Алик, — сказала она с усилием, — а ты никому не скажешь?

Тут Алик слегка растерялся.

— Не скажу, — сказал он нерешительно.

«Что же это она имеет в виду? — подумал Алик. — Про что это она?» Но как настоящий сыщик виду не подал.

Лицо Тоси было необычайно серьёзно.

— Клянись! — сказала Тося.

— Клянусь! — сказал Алик.

Тося вздохнула с облегчением.

— Я так и знала, — сказала она. — Я знала, что ты меня не выдашь… Вот, неси, — сказала она и дала ему свой портфель.

Алик взял портфель. Он был совершенно сбит с толку. Он нёс портфель и ничего не понимал.

— Алик, — сказала вдруг Тося, — а ты не поможешь мне его обратно положить? Ты знаешь, я боюсь ужасно. У меня прямо руки и ноги трясутся.

«Про что это она? — опять подумал Алик. — Что обратно положить? Почему у неё руки и ноги трясутся? Ничего не понимаю!»

Он посмотрел сбоку на Тосю, и вдруг одна странная мысль пришла ему в голову.

«А что, если… Что, если это она про журнал, про пропавший классный журнал говорит?»

От этой мысли у Алика даже пересохло в горле. И он остановился как вкопанный.

Ну конечно, конечно, она говорит про классный журнал, про что же ещё? И как же это он сразу не догадался?

— Тоська, — закричал он, — так, значит, журнал у тебя?

— Какой журнал? — тоже остановившись и сильно побледнев, сказала Тося.

— Да журнал классный! Ты ведь сейчас сама призналась, что он у тебя.

— Я?.. Призналась? — вдруг тихо сказала Тося. И она быстро вырвала у Алика свой портфель. — Ничего я не признавалась. И чего ты выдумываешь? Какой-то журнал… Ничего у меня нет.

И тогда Алик Спичкин, как настоящий сыщик, пошёл на хитрость.

— Да я же поклялся! — сказал он. — Ты не бойся, я никому не скажу. У тебя он или не у тебя?

Тося остановилась и поглядела долгим-долгим, испытующим взглядом на Алика.

— Нет у меня никакого журнала! — негромко и решительно сказала Тося. — И вообще я тороплюсь. Пока.

И она повернулась и пошла. А Алик так и остался стоять на месте.

«Вот это номер! — думал он. — У неё журнал! У неё! Провалиться мне на этом месте! И как же я сразу не догадался? А я-то, дурак, ей про Агафонова… А она поддакивает, поддакивает… Вот тебе и тихоня! Обвела меня вокруг пальца. Притворялась хорошей такой, а сама… Ну ничего, это мне урок будет. Если хочешь быть настоящим следователем, никому нельзя доверять! Никому!»

Приближались каникулы. Приближался концерт для детей в институтском клубе. Но Боря Дубов думал теперь о предстоящем концерте без всякой радости.

«Она не придёт, — думал Боря. — А если и придёт, то ни за что не станет со мной разговаривать. После той встречи в столовой… Да она же совершенно теперь убеждена, что я полный дурак. Нет-нет, она не придёт…» И тогда Боря решил ехать на Молодёжную улицу.

Сквер перед домом был пуст. Аня смахнула с лавочки снег, села и принялась чертить что-то веткой на земле.

Опять её грызла тоска.

«Мало того, что я украла журнал, — думала она, — я ещё и Тосю впутала в эту историю!.. Ну почему она должна расхлёбывать за меня мой ужасный поступок? Как это нечестно, гадко, отвратительно! Как мне такое могло прийти в голову?.. И что я вообще тут сижу? Мне надо идти в школу и во всём сознаться. Во всём, во всём сознаться. Хватит уже! Я и так столько времени потеряла!..»

И Аня вскочила и быстро пошла между деревьями.

У выхода она столкнулась с каким-то мальчишкой, пробормотала «извините» и, не поднимая головы, двинулась дальше.

Она шла в школу.

Она не видела, как мальчишка долго-долго глядел ей вслед, а потом повернулся и решительно направился за ней.

А в школе между тем происходили вот какие события.

Тося Одуванчикова, придя в класс ни свет ни заря, выдвинула ящик учительского стола и, воровато озираясь, сунула в него классный журнал. Потом пулей выскочила из класса и бросилась в пионерскую комнату, которая находилась на втором этаже.

К счастью, пионерская комната оказалась открыта.

Тося вбежала в неё и дрожащей рукой закрыла дверь на крючок. Потом, отдуваясь как паровоз, села на стол, где были разложены изделия кружка «Умелые руки». Ещё немножко, и пластилиновый пионер, вылепленный учеником третьего класса Перепетуевым Валентином Ивановичем, как гласила табличка, висевшая у пионера на шее, оказался бы просто куском пластилина.

Тося испуганно поправила покосившегося пионера и стала ждать.

Так ждала она и смотрела то на вышитые салфетки, то на часы, а потом на дощечки, оформленные художественным выжиганием (по дощечкам ходили рогатые олени), а потом снова на часы и, наконец, только на часы, только на большую стрелку часов, которая медленно и постепенно подползала к началу урока… И только когда на часах стало двадцать минут девятого, Тося слезла со стола с экспонатами, причём оказалось, что она сидела на белой кругленькой салфеточке, обвязанной кружевами и вышитой розами.

Тося расправила это помятое художественное изделие и робко выползла из пионерской комнаты.

Когда она вошла в класс, пятый «А» гудел как улей.

Увидев Тосю, Гвоздева и Собакина бросились к ней и чуть не сбили её с ног. Они схватили её за руки и потащили к учительскому столу.

— Журнал… Нашёлся… — прерывистыми от волнения голосами сообщили они ей по дороге. — Вот лежит… Гляди!

— Ну и что? — сказала Тося, стараясь казаться равнодушной. — Подумаешь! Что я, журнала не видела?

— Как?! — Гвоздева и Собакина разом выпустили То-сю и поглядели на неё как на сумасшедшую. — Да ты что?!

Они оставили Тосю в покое и бросились в правый угол. Там горячо обсуждалось возвращение журнала. Толстый Петька Фёдоров, первым вошедший сегодня в класс, весь красный, со слезами на глазах клялся и давал честное слово, что это не он положил журнал в учительский стол. А Нинка Сорокина в сотый раз рассказывала, как она полезла в стол за мелом, смотрит, а он… лежит…

Агафонова, между прочим, ещё в классе не было, и те, кто имел подозрения на Агафонова, недоуменно пожимали плечами.

— Ну что, разоблачил? — спрашивал почти каждый у Алика Спичкина, но Алик с гордым и таинственным видом отмалчивался.

• Предыдущая
• 25/26
• Следующая