Вечеринка для нечисти - Некрасова Мария Евгеньевна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/12
• Следующая

Захлопала дверь подъезда: во двор потянулись другие жильцы дома. Вот и до них дошел пожар. Завыла сирена – наконец приехали пожарные. Отец извинился – вот и до него дошло, что я тоже человек. Легче не стало.

На метле домовым вообще-то нельзя, только Веня нарушил уже все существующие законы и кротко ждал растворения. Нарушением больше, нарушением меньше – неважно это теперь. Главное – успеть сделать все, что задумано, а то получится – растворился ни за что. Обидно это.

Яга, как всегда осенью, не в настроении, Веня и здороваться не стал: стащил метлу в сенях и полетел. Он ненадолго: доберется до дому и отпустит. Метла сама найдет дорогу в избушку Яги. Кикиморы махали Вене из болота, леший погрозил кулаком, вежливо поклонился усталый бабай. Прощайте, все! Веня вас, может быть, еще и увидит, а вы его – точно нет. Нельзя увидеть растворенного домовика, на то он и растворенный. Богартам и бесам – отдельное «Прощайте», хозяйка и без Вени с вами справится, она может!

Далеко внизу подмигивала окнами Венина деревня. Только опустевший дом чернел, как уголек в печке. Веня снизился, покружил над трубой: не забыли чего важного? Чего? Глупость какая: Венантий – вот он, кошка с ним, а больше ничего и не надо. Вперед, в город, в новый дом. Только сперва в больницу надо заглянуть – забрать хозяйку. Веня боялся опоздать. Ему-то что: он растворится только утром, а вот хозяйка до утра может не дотерпеть. Слышал Веня вечерних сорок, видел блюдечко – беда с хозяйкой. Он гнал метлу (плохо, что ветер встречный!), кошка больно вцепилась в плечи и нервно мяукала. Хорошая сущность, все понимает.

Пожарка плевалась водой, пожарные ругались и разгоняли зрителей. Зрители разгоняться не хотели: это все-таки их дом. Я сидел на лавочке и ревел.

– Дмитрий!

– Что, па? – Но никто мне не ответил. Я поднял голову: родители и Ольгуха с Мишкой стояли в толпе, смотрели на работу пожарных. А я тут один.

– Дмитрий! – Кто меня зовет-то? В двух шагах от моей скамейки на детской площадке – деревянные домики. Похоже, голос доносился из одного из них. Пошел, конечно, вы бы не пошли?! Интересно ж, кто меня зовет!

Я сунулся в домик (для этого пришлось согнуться пополам) – темно и никого. Показалось?

– Я здесь. – Голос доносился из самого темного угла, я подошел посмотреть, кто там, протянул руку… Тонкие длинные пальцы тут же схватили меня за руки, защелкнули деревянные наручники. Забавно: вид у них был такой игрушечный – в дощечке прорезано две дыры для рук – несерьезно, а не выберешься.

– Вы арестованы. – Я по-прежнему не видел, кто говорит. Дети, что ли, балуются? Я решил подыграть:

– Хорошо, только за что? Зачитайте мне обвинение и мои права и представьтесь, а то не по правилам.

– Это пожалуйста: домовой Дмитрий Иванов обвиняется в нарушении закона номер один от пятого-десятого с Рождества Христова. За нарушение данного закона он лишается всех домовицких прав и переходит в распоряжение колонии пожизненно.

Во фантазия у ребенка!

– А права?

– Нет у тебя больше никаких прав! – Из темного угла вышел блюститель порядка. Мама дорогая, да это никакой не ребенок! Старичок, по колено мне ростом, борода до пола и весь в листьях, как в камуфляже. Ничего себе!

– Эй, что происходит?! Я только сюда переехал, и вот пожалуйста: сначала богарты, потом бесенята, упыри, пишущие потолки, а теперь меня еще и арестовали?! Это что вообще?

– Не отпирайтесь, Дмитрий. Закон от пятого-десятого – главный закон всех домовых. Помилования не ждите.

– Какой закон-то?

– Вы покинули свой дом.

Опа! А ведь потолок предупреждал. Но ведь в доме пожар, я же не мог…

– И я не домовой!

– Все вы так говорите, – устало проворчал человечек. – Следуйте за мной!

Конечно, я не собирался никуда следовать, но старичок меня не спрашивал. Он схватил меня за руки, точнее, за наручники, потащил. И я, как миленький, пошел с ним под лавку, сквозь деревянную стену, по коридору, темному, как сортир зимой, только успевая удивляться: как это я везде так свободно прохожу? Может, не врет старичок, может, я правда домовой? Тогда это многое объясняет: и богартов с бесенятами, и пишущий потолок, и уважение ко мне бабая… И визит самого старичка, и арест… Покинуть дом – для домового, должно быть, и впрямь серьезное нарушение. И никого не волнует, что пожар: ты на то и домовой, чтобы дом от пожаров охранять.

Мы вышли на поляну, светлую, зеленую, с рубиновыми каплями земляники. А дома осень и ночь. При свете я разглядел, наконец, своего тюремщика: это же леший! Нос сучком, пальцы, как ветки, листья опять же! Может, все не так плохо? Леший – мужик не злой. Уж поверьте тому, кто в деревне родился! Если его не сердить, ничего он тебе не сделает. Только я, кажется, уже рассердил.

Низенький леший вел меня за руки, так что идти приходилось согнувшись. Мы дошли до самого толстого дерева, нырнули в дупло… И я увидел, как выглядит колония для домовых.

Решетчатые ворота, чуть ниже моего роста, совсем маленькие казармы, забор, и везде люди, люди. Человечки, такого же роста, как леший, все в вышитых рубахах, заправленных в штаны, и все снуют, спешат. Некоторые с котелками, некоторые с ложками, пока шли через двор, попался один с пулеметом…

Мы прошли в низенькую бревенчатую избушку (я едва не скреб головой потолок) – явно не казарму, а кабинет какого-то начальника или спортсмена: по стенам висели вымпелы, стояли на полочках кубки… Посреди избушки – дубовый стол, а за столом – такой же леший, как мой тюремщик, только более важный и заросший. Мой леший поклонился ему и подтолкнул меня в спину:

– Ночи доброй. Вот привел.

– Кого? – Начальник удивленно поднял на меня глаза. Лицо у него было такое: «Я чаю просил, а принесли килограмм помидоров».

– Домовой Иванов, нарушитель.

– Иванов? – Начальник полез под стол. Судя по сосредоточенному посапыванию, он просто копался в ящиках, но под столом он исчез целиком, я мог только догадываться. Мой страж переминался с ноги на ногу. Я же говорил – перепутали! Наконец, на стол плюхнулась пухлая папка. Начальник открыл ее, полистал, кивнул с умным видом, мол, «так я и думал» и пальцем поманил стражника:

– Глянь-ка.

Стражник подошел, потянув меня за собой, а Начальник продолжал вещать:

– Домовая Иванова еще даже не вступила в должность. – Он глянул на часы. – Сейчас вступит, в ближайшие полчаса. А этого несовершеннолетнего, я не знаю, зачем ты притащил. Он честно защищал свой дом, пока тот был без присмотра. Никакой вины на нем нет. Кстати, ты не знаешь, почему дом был без присмотра столько времени?

Стражник вжал голову в плечи:

– Я не…

– Зато я знаю. – Начальник подмигнул мне. – Сейчас ты отведешь парня, и он все исправит.

– Я?!

– Ты. Не бойся, это нетрудно. Тебе надо будет кое-что вернуть домовой Ивановой, и она вступит в должность.

– А кто это?

– Бабка твоя. Венантий сплоховал, теперь, значит, ее очередь быть домовой.

– Она в больнице…

– Ну да. – Начальник пожал плечами, будто в домовые только и берут, что старушек из больниц. – Сейчас ты ее увидишь. Степан, отведи!

Степан заворчал под нос, что он не экскурсовод, но сказал: «До свидания» – и повел меня прочь. Ничего не понимаю. Понимаю, что Степан ведет меня к бабушке, которая должна через полчаса стать домовой. Это само по себе странно, а если еще учесть, что бабушка в больнице… Что там говорил отец?!

Обрывки мыслей и догадок схлопнулись в одну и ударили по башке. Домовые, лешие, водяные – они бессмертны. Значит, стать таким можно только после…

Начальник сказал: через полчаса. Выходит, они там уже все решили?!

• Предыдущая
• 11/12
• Следующая