Фраера - Горшков Валерий Сергеевич - Страница 67

• Предыдущая
• 67/83
• Следующая

– Знаешь, Глеб, чего я сейчас хочу больше всего на свете?

– Догадываюсь, – ответил я и повалил ее на кровать.

На следующий день, находясь с Хаммером на палубе, я увидел человека в крокодиловых ботинках, который направлялся к нам весьма решительной походкой.

– Кажется, мы заочно знакомы, Глеб, но на всякий случай я представлюсь. Хейно Морозофф, вице-президент компании «Суоми диаманд». Что нас связывает с Марией, кроме работы, ты уже наверняка в курсе… Я извиняюсь перед твоим другом, но мы можем остаться вдвоем на десять минут?

Он говорил по-русски с едва заметным скандинавским акцентом и, несмотря на некоторую напряженность, вполне оправданную в его нынешним положении, совсем не выглядел агрессивным. Я немного расслабился.

– Да, конечно. Старик, не в службу… – я полуобернулся к Павлову.

Он сразу все понял и без лишних базаров отошел в сторону, облокотившись о борт яхты в нескольких шагах позади от нас, ближе к корме, где с видом матерого путешественника стал созерцать медленно проплывающий берег.

– Спасибо, Глеб, – бесцветным голосом сказал ювелир. – Не будем тянуть кота за хвост и давай сразу к теме, о'кей?

– Нет проблем. – Я непринужденно пожал плечами, похлопал себя по карманам в поисках сигарет и вспомнил, что забыл их в каюте.

Хейно чуть снисходительно улыбнулся, достал небольшую серебряную коробочку с тиснеными вензелями и, открыв ее, протянул мне тонкие коричневые сигары.

Прикурив от зажженной финном зажигалки, я пару раз затянулся, продолжая молчать. Мне было трудно найти первые слова. Наконец я решился:

– Насколько я понял, Маша тебе рассказывала про нас?

– Да, и очень подробно, – кивнул Хейно, прислонившись к борту рядом со мной и задумчиво глядя вниз, на рассекаемую яхтой мутную коричневую воду. – С ее слов я знаю о тебе очень много, даже то, каким образом ты и твой друг заработали свой первый миллион долларов, – ювелир натянуто улыбнулся. – В свои двадцать семь Мария уже хороший специалист по изделиям дома Фаберже, – продолжал чухонец. – Это большая редкость, но у нее действительно врожденный талант к ювелирному искусству.

– Ладно, все и так понятно, – щелчком стряхнув пепел с сигары, я внимательно посмотрел на Хейно. – Не надо никаких вступлений. По правде говоря, я даже не знаю, что мы с тобой должны обсуждать. Просто мы с Машей снова хотим быть вместе. Это уже вопрос решенный, так что извини, приятель…

– Ты прав, здесь не о чем говорить, – подтвердил Морозофф. – Может, это покажется тебе неуместным, но я действительно желаю вам с Машей счастья. Хочу предложить ей работу в качестве представителя фирмы в Санкт-Петербурге. Думаю, что отец не будет против… Как говорят в России, старый друг лучше новых двух? Но, я надеюсь, ты не настолько ревнив, чтобы не разрешать своей будущей жене время от времени посещать Хельсинки исключительно в качестве сотрудника нашей компании? – Он снова заставил себя улыбнуться, но получилось с трудом.

– Это дело Маши, пусть решает сама, я здесь ни при чем. Но если так будет нужно для работы – почему нет?

– Тогда вроде бы все? – Ювелир приподнял брови. Я молча кивнул в ответ.

– О'кей. Ты не возражаешь, если я еще пару минут конфиденциально пообщаюсь с Марией, уже исключительно относительно того дела, из-за которого мы здесь находимся? Бизнес есть бизнес. Ведь формально она пока еще работает на фирму…

– Я думал, вы просто приехали на отдых, – удивленно произнес я. – Ну, если так, то ради бога. Дела прежде всего.

– Всего две минуты, Глеб, – несколько растерянно повторил Хейно.

И я подумал: парень в расстроенных чувствах явно сказал мне нечто такое, что говорить ему не следовало.

Спустившись в каюту, я дождался Машу и задал ей вопрос в лоб:

– Скажи, дорогая, какой такой коммерческий интерес у вашей фирмы на «Белой акуле»? Если это, конечно, не тайна?

– Вообще-то тайна, но и ты не шпион, так что можно выложить правду, – улыбнулась Маша. – Ты что-нибудь слышал о повстанцах, пытающихся сместить короля Джамо с его трона?

– Вообще-то я читаю иногда газеты. Повстанцы исповедуют чуть ли не коммунистические идеи, в основном обретаются в горах, где-то на севере, возле границы с Танзанией.

– Верно. Так вот… – понизив голос почти до шепота, сказала Маша. – Пока точно не ясно – откуда, но у повстанцев появилось большое количество редких по чистоте алмазов. Предположительно в контролируемых ими горах найдено месторождение. Естественно, ребята, пытающиеся захватить власть в Санта-Каролине, быстро смекнули, какой им представился уникальный шанс решить исход борьбы в свою пользу, и захотели как можно скорее воспользоваться природными богатствами, превратив их в живые деньги и оружие. Оцениваешь ситуацию?

– Кажется, уже начинаю, – с появившимся интересом произнес я. – Рынок алмазов жестко контролируется, в открытую сбыть большую партию камушков очень сложно, и ребятки по своим тайным каналам вышли на вашу фирму и предложили необычайно выгодную сделку?

– Приблизительно так, правда, и я не знаю всего механизма операции. Но образцы необработанных камней, которые представил их курьер, и особенно запрашиваемая за алмазы цена – меньше пятидесяти процентов от номинальной стоимости – заставили кое-кого из нашей фирмы позабыть о возможных неприятностях и начать рисковую игру.

– Не понимаю, зачем твоему Хейно, сыночку хозяина фирмы, нужно было лично сюда тащиться и еще брать с собой тебя? В чем смысл? Не проще ли, как поступают наркодельцы с крупными дилерами, встретиться на нейтральной территории в окружении команды головорезов, проверить предложенный товар, сойтись в цене, позвонить по спутниковому телефону в банк и дать указания перевести некую сумму денег на счет на Каймановых островах. Подождать полчаса, пока продавец получит подтверждение от своего клерка в банке, пожать друг другу руки и преспокойненько отчалить вместе с товаром.

– Нечто похожее и планируется, – согласилась Маша. – Но на продажу выставлено очень большое количество камней, приблизительно на три миллиона долларов, и это только первая, так сказать, пробная партия! А даже очень приблизительная оценка алмазов, включающая проверку каждого камня на подлинность, займет слишком много времени, если проводить ее непосредственно перед заключением сделки. Гораздо проще, если Хейно сам оценит камни заранее, договорится о сумме сделки, а потом алмазы положат в несгораемый контейнер со специальной пломбой и до условленного времени оставят на месте. На заключительной же встрече останется лишь проверить целость пломбы на контейнере и перевести деньги по указанному счету. Как алмазы собираются доставить в Финляндию и вообще попадут ли они туда, я не знаю.

– Поразительно! – Я внимательно посмотрел на довольно улыбающуюся Машу и покачал головой. – Но не в предполагаемом наваре дело, солнце мое! Я просто удивляюсь, почему этот глупый чухонец решил посвятить тебя в подробности такой опасной и сногсшибательной сделки?!

– Глеб, ты пойми, – спокойно ответила Маша, покровительственно погладив меня по голове, – я не только разбираюсь в сути данного вопроса как специалист по ювелирному искусству, но и, по мнению Хейно, фактически уже являюсь его родственницей, напрямую занятой в семейном бизнесе. У него от меня не может быть никаких секретов.

– И где же твой бывший женишок собирается проводить оценку алмазов?

– Я точно не знаю. Возможно, и Хейно тоже. Мы будем заходить в несколько портов. Вероятно, ему должны сообщить, в котором из них сойти.

С момента отплытия яхты от пристани практически все участники круиза, за исключением, пожалуй, лишь пребывающего на мостике капитана, занятых в управлении судном членов команды и нескольких стюардов, не покидали палубы «Белой акулы», целиком сосредоточившись на созерцании проплывающих мимо пейзажей.

• Предыдущая
• 67/83
• Следующая