Тень среди лета - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер" - Страница 46

Халат, который Маати одолжил девушке в доме поэта, был из шелка с хлопком, толщиной с палец и необыкновенно мягкий. Лиат переоделась в спальне Маати, пока тот возился с Хешаем. Мокрое платье она повесила на вешалку, волосы отжала и теперь не спеша заплетала, дожидаясь Маати.

Обстановка вокруг была незатейливая – кровать, стол и платяной шкаф, лампа с матерчатым абажуром и подсвечник. Почти как у нее, с той лишь разницей, что мебель была качественнее, а на столе лежала кипа книг и свитков. В конце концов, Маати был только учеником – как и она сама. Да и возрастом они почти не отличались, хотя она часто об этом забывала.

Сверху доносились голоса – говорили Маати с поэтом, потом вступил Бессемянный – мягко, чарующе и жутко. Поэт рявкнул в ответ что-то неразборчивое, и вновь успокаивающе заговорил Маати. Ей захотелось уйти, вернуться к себе, подальше от невыносимого напряжения, стоящего в этом доме, но дождь припустил еще сильнее. Шум капель сменился рассерженным грохотом. Ветер подул в другую сторону, и Лиат смогла открыть ставни, не боясь залить комнату. Когда она выглянула наружу, все вокруг было точно усеяно паучьими яйцами: повсюду лежали крошечные тающие градины.

– Лиат-тя, – произнес Маати.

Она обернулась, пытаясь одновременно закрыть ставни и изобразить просьбу об извинении, но не преуспела ни в том, ни в другом.

– Это ты меня прости, – сказал Маати. – Я должен был лучше за ним присматривать. Просто он еще ни разу не вставал с постели, не говоря о том, чтобы уйти.

– Он сейчас успокоился?

– Вроде того. Наконец-то лег. Бессемянный… ты знаешь, что он заперт?

– Слышала, – сказала Лиат.

Маати изобразил подтверждение и покосился назад, устало и беспокойно. С рукавов бурого одеяния до сих пор капало.

– Я пойду вниз, – сказала она.

– Зачем?

– Ты же захочешь переодеться, – медленно ответила она. Маати жутко покраснел и принял позу понимания.

– Я и забыл… Даже не заметил, как намок. Да, конечно, Лиат-тя! Я мигом.

Она улыбнулась и хлопнула его по плечу, как делали товарищи Итани. Вышло на удивление естественно.

– По-моему, нам уже хватит звать друг друга на «тя».

Маати и впрямь совсем скоро спустился, переодевшись в такое же коричневое платье. Они сели в гостиной, зажгли свечи, чтобы развеять уличную хмарь. Маати устроился напротив Лиат на низкой деревянной скамье. Лицо его было спокойным, но усталым, даже улыбался он невесело, скованно. Тревога за учителя отпечаталась у него на лице.

– Ты… ты не получала от него вестей? – спросил Маати.

– От Итани? Нет, – ответила Лиат. – Еще рано. Он еще не доплыл до Ялакета. Скоро прибудет. Да и письму потребуется не меньше, чтобы попасть сюда.

Маати дал знак, что понял, но в его жестах чувствовалось нетерпение. Лиат ответила позой вопроса о самочувствии. В другой обстановке это могло показаться простой вежливостью, сейчас же выражало искреннюю заботу.

– Ничего, отосплюсь, – сказал он. – Тяжело, когда не знаешь, что делать. Вот приедет Ота-кво, и все наладится.

– Правда? – спросила Лиат, глядя на пламя свечи. – Надеюсь.

– Конечно! Дай-кво больше всех нас знает, как жить дальше. Он все расскажет Оте-кво, и мы…

Его наигранно оптимистичный тон улетучился вместе со словами. Лиат посмотрела на Маати. Тот наклонился вперед и тер пальцами глаза, как усталый старик.

– Мы сделаем все, что велит нам дай-кво, – подытожила она.

Маати изобразил позу виноватого согласия. Порыв ветра сотряс стены и захлопал ставнями, и Лиат поплотнее запахнула халат, хотя в комнате было тепло.

– А ты? – спросил Маати. – В Доме Вилсинов все спокойно?

– Не знаю, – ответила Лиат. – Амат Кяан вернулась и пытается привлечь меня к работе, но там уже почти нечего делать. По-моему… по-моему, она мне не доверяет. Я ее не виню после всего, что было. И Вилсин-тя тоже. Они стараются меня чем-нибудь занять, но ничего серьезного не предлагают. По сути, никто не сказал, что я снова – девочка на побегушках, но, учитывая, на что я теперь трачу время, так оно и есть.

– Мне жаль. Этого не должно было случиться. И ты тут ни при чем. Тебе надо…

– Итани хочет от меня уйти. Или Ота – без разницы. Он меня бросит. – Она не хотела, но слова сами лезли наружу, как рвота. Она смотрела себе на руки и не могла сдержаться. – Мне кажется, он сам этого не понимает, но когда он уезжал, что-то в нем изменилось. Когда он прощался со мной… Я такое уже видела – он у меня не первый. Какая-то отчужденность, потом она растет, растет, и…

– Ты точно ошибаешься, – сказал Маати, впервые за день уверенным тоном. – Он тебя не бросит.

– Другие-то бросили.

– Только не он.

– Все равно: со мной его нет. И уехал он не потому, что пришлось, а потому, что хотелось. Он хотел побыть без меня. Пока не вернется, у него будет уйма времени для размышлений. А потом…

– Лиат-тя… Лиат, Ота-кво был моим первым учителем. Я даже думаю, лучшим. Он не такой, как все. И он тебя любит. Он сам мне об этом рассказывал.

– Не знаю, – ответила Лиат.

– Ты ведь любишь его, правда?

– Не знаю, – повторила она, и молчание, наступившее следом, было еще тягостнее дороги под дождем. Лиат смахнула слезу. – Я люблю Итани. Его я знаю. А кто такой Ота? Сын хайема. Он… не тот, кем я его считала, а я – всего-навсего ученица распорядителя, и то ненадолго. Как мы можем остаться вместе, когда он – это он, а я – это я?

– Но ведь вы не расстались, когда ты была распорядительницей, а он – простым грузчиком. И здесь то же самое.

– Нет, не то же, – заспорила она. – Он всегда знал, что рожден для лучшей доли, а я – нет. Какой была, такой и умру.

– Ота-кво – чуть ли не умнейший человек из всех, кого я знаю, – возразил Маати. – Он тебя не бросит.

– Почему?

– Потому, что он – чуть ли не умнейший человек из всех, кого я знаю.

Лиат засмеялась, сама не зная, почему: то ли от искренности Маати, то ли от своего отчаянного желания поверить; а может, чтобы не расплакаться. Маати придвинулся к ней и обнял за плечи. От него пахло кедровым мылом, с которым брился Итани. Она положила голову ему на плечо.

– Нелегко же нам придется, – произнесла Лиат, немного успокоившись. – Еще столько ждать…

– Да уж, – ответил Маати и тяжело вздохнул. – Нелегко.

– Но мы ведь можем помогать друг другу, правда? – спросила Лиат, стараясь, чтобы Маати не услышал мольбы в голосе. Тишину заполнял шум дождя. Лиат закрыла глаза. Наконец Маати произнес то, что она не решилась озвучить:

– По-моему, одному, без друзей, такое не выдержать. Наверное, мы оказались в одной лодке. Если несчастный ученик поэта, который целыми днями ходит как побитый, сможет тебе чем-то помочь, я буду рад.

– Ты не обязан мне помогать.

– Ты мне тоже, и все-таки я буду ждать.

Ее поцелуй был поспешным и сестринским – по крайней мере, таким задумывался. То, что Маати задержал дыхание, Лиат отнесла на счет внезапности и смущения. Она улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.

– Только взгляни на нас – один жальче другого, – сказала она. – Итани… он скоро вернется.

– Да, – подхватил Маати, – и тогда все наладится!

Дверь с толчка распахнулась, и в комнату свиданий ввалилось чье-то тело. На миг из общего зала просочились обычные звуки чайной – голоса, музыка. Потом вошел Ториш Вайт с двумя пособниками, дверь закрылась, и все стало как было.

Амат за длинным столом напряглась. У мужчины, что сидел с ней рядом в простом платье огнедержца, на лице застыло предвкушение жестокой потехи.

Упавший с трудом поднялся на колени. Его голову обматывала белая тряпка, худые руки были связаны за спиной. Ториш Вайт взял его за плечи, рывком поставил на ноги и кивнул своему помощнику. Когда тряпку сдернули, Амат сглотнула ком страха.

– Этот? – спросил Ториш.

– Да, – ответила она.

Ови Ниит повел вокруг взглядом, мутным не только от страха или злобы, но и от вина с дурманом. Лишь спустя три долгих вздоха его глаза отыскали Амат и узнали. Он шатко поднялся на ноги.