Тень среди лета - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер" - Страница 11

– Звучит неприятно, – согласился Итани.

– А как наказывают сорванцов в Сарайкете?

– Не знаю.

– Ты что, никогда не таскал пирогов из кладовки?

Итани улыбнулся. Улыбка у него была смелая, уверенная.

– Таскал, только не попадался.

Марчат захохотал.

«Странно, должно быть, мы смотримся со стороны, – подумал он. – Старый гальт с посохом – не то опираться, не то отгонять собак – и этот дюжий парень в рабочем тряпье. Остается надеяться, что никто не заподозрит неладного».

– Твоя фамилия Нойгу? Точно, Нойгу. Вспомнил. Ты работаешь у Мухатии, верно?

– Да. Повезло мне, – ответил Итани.

– А я слышал, он редкий придира.

– Не без этого, – добродушно согласился Итани. – С ним мало кто любит работать. Остер на язык и ненавидит опаздывать к сроку.

– Стало быть, ты не жалуешься?

Итани пожал плечами. Еще очко в его пользу. Парню не нравится старший, это ясно, и все-таки он не жалуется, хотя есть возможность – с ним рядом глава Дома. Марчата это устраивало еще по одной причине: коль скоро Итани оказался порядочным человеком, ночь обещала быть менее гадкой.

– А что еще в Киринтоне не так, как у нас? – спросил Итани, и Марчат стал рассказывать. О Гальте своего детства. О войне с Эймоном, о сборе черники, о зимних праздничных кострах, куда приносят на сожжение свои грехи. Юноша внимательно слушал, понимающе кивал. Вполне возможно, он просто заискивал, но делал это умело. Вскоре Марчата охватила тоска по полузабытому. Когда-то он жил в собственном мире – до того, как дядя отправил его сюда.

Дорога, которой они шли, и днем была малолюдной, не говоря о глухой ночи. В темноте щербатая брусчатка, а потом неровная земля стали еще менее пригодны для ходьбы – того и гляди споткнешься, – а мошкара и ночные осы тучами роились вокруг, радуясь относительной прохладе. В древесных кронах звенели цикады. Пахло дождем и луноцветами. Ни в одном из домов, освещенных свечами и фонарями, на путников как будто не обращали внимания. Спустя некоторое время пропали и эти последние следы Сарайкетской окраины. Здесь город заканчивался. Поля вплотную подступали к дороге. По пути дважды попадались группки людей – просто проходили мимо, даже не взглянув. Один раз в траве зашуршало что-то крупное, но с дороги ничего не было видно.

Приближаясь к предместью, Марчат почувствовал, как юноша замедлил шаг, словно робея – то ли заразился его страхом, то ли по какой другой причине. Когда впереди замерцали первые огни поселения, Итани заговорил:

– Марчат-тя, я тут подумал…

Вилсин попытался изобразить внимание соответствующей позой, но посох помешал. Тогда он просто спросил:

– О чем же?

– Скоро истекает срок моего договора.

– Правда? А сколько тебе лет?

– Двадцать. Просто я рано его заключил.

– Да уж. Сколько же тебе было? Пятнадцать?

– Есть одна девушка, – произнес Итани, смущенно подбирая слова. – Она… в общем, она не из рабочих. Мне кажется, мое положение ее стесняет. Я не ученый и не переводчик, хотя знаю и счет, и азбуку. Вот и подумал: вдруг у вас есть на примете место…

Даже в темноте Марчат увидел, как руки парня сложились в позе уважения. Так вот оно что…

– Думаешь, если устроишься повыше, она станет любить сильнее?

– Тогда ей будет со мной полегче, – ответил Итани.

– А тебе самому?

Он улыбнулся и пожал плечами.

– Моя работа – таскать тяжести. Бывает утомительно, но не сложно.

– Сейчас не припомню ничего подходящего. Хотя постараюсь поискать.

– Спасибо, Вилсин-тя.

Они прошли еще десяток шагов. Свет как будто сгустился. Залаяла собака, но не настолько близко, чтобы внушить опасение. К тому же на лай никто не отозвался.

– Это подруга подговорила тебя ко мне обратиться? – спросил Марчат.

– Она, – согласился Итани. Стеснение в его тоне исчезло.

– Ты влюблен в нее?

– Да, – ответил парень. – Хочу, чтобы она была счастлива.

«Это не одно и то же», – подумал Марчат, но вслух говорить не стал. Когда-то и он был в таком возрасте и не настолько выжил из памяти, чтобы знать: стариковское занудство ничего не даст. Ко всему, они уже пришли по назначению.

Улочки предместья были грязны и пахли больше отхожей ямой, нежели цветами. Домики с полусгнившими кровлями и грубыми каменными стенами стояли наискось к дороге. Пройдя два перекрестка до середины поселения, путники очутились перед приземистой длинной постройкой, стоящей у въезда на местную площадь. На крюке у двери висел фонарь. Марчат поднял руку.

– Жди меня здесь. Вернусь, как только смогу.

Итани понимающе кивнул. Насколько Марчат смог разглядеть, в позе юноши не было ни возражений, ни колебания. Сам он едва ли ответил бы тем же, попроси его кто стоять в этой дыре посреди ночи невесть сколько времени. «Да пребудут с тобой боги, бедняга, – подумал Марчат. – И со мной, раз уж я тебя сюда привел».

Внутри было темно. Потолок нависал над головой, а стены давили, хотя комната была довольно просторной. Ощущение было как в пещере. Сходство усиливали запах плесени и застоявшейся воды, черные дыры дверных проемов и арочные переходы в соседние комнаты. У стены стоял низкий стол, возле него – двое мужчин. Один – дюжий увалень с кинжалом за поясом – сразу впился в Марчата глазами. Второй, с лицом, круглым, как луна, приятный на вид, приветственно кивнул.

– Ошай, – произнес Марчат в ответ.

– Добро пожаловать в наше скромное обиталище, – произнес лунолицый и улыбнулся. «С такой вот вежливой улыбкой, верно, сажают на тонущий корабль», – подумал Марчат.

– Мне сюда? – спросил он.

Ошай кивнул на грубо сколоченную дверь в глубине полутемной комнаты, еле заметную в свете свечи.

– Он ждет, – сказал Ошай.

Марчат проворчал что-то под нос и побрел в темноту. Дверная створка прогнила от сырости, кожаные петли отвисли. Пришлось приподнять дверь за ручку, чтобы закрыть за собой. Комната для встреч оказалась меньше, светлей и уединеннее. В стенной нише стояла оплывшая до половины ночная свеча. Еще несколько горело на столике, а сидел за ним не кто иной, как андат. Бессемянный. У Марчата мурашки поползли по спине, когда существо стало его разглядывать черными глазищами. Даже в наилучшей обстановке встреча с андатом выбивала из колеи.

Марчат принял позу приветствия. Бессемянный ответил тем же, после чего подвинул собеседнику табурет и пригласил садиться. Марчат так и сделал.

– А поэт не догадывается, что ты здесь? – спросил он.

– Великий поэт Сарайкета весь вечер пьет как лошадь. По своему обыкновению, – ответил андат тоном будничным и ровным, словно зеркало. – Ему безразлично, где я и что делаю.

– Женщина, я слышал, уже здесь?

– Да. Ошай сказал, она то, что нам нужно. Покладистая, доверчивая и бесконечно наивная. Едва ли испугается и сбежит, как та. Вдобавок она с Ниппу.

– Ниппу? – переспросил Марчат и усмехнулся. – Это же на краю океана! Не боишься навлечь подозрения? С какой стати простой крестьянке с полудикарского острова плыть в такую даль, чтобы избавиться от младенца?

– Повод сам придумаешь, – отмел возражения Бессемянный. – Главное, она говорит только на островных языках. Если бы рядом с ее деревней был порт, она наверняка выучила бы одно из цивилизованных наречий. А так ты сможешь использовать Ошая как переводчика. Все просто.

– Моя распорядительница может знать ее язык.

– А нельзя ли переложить это на кого-нибудь, кто не знает? – спросил андат. – Или у тебя в Доме все – полиглоты?

– Кто отец, известно? – сменил тему Марчат.

Бессемянный повел рукой. Жест не относился ни к одной из принятых поз и, судя по движению тонких пальцев, означал целый мир и все внутри него.

– Кто знает? Какой-нибудь заезжий рыбак. Или купец. Мало ли кому случилось бывать в тех местах и залезть к ней под юбку. В любом случае нам до него дела нет. А как твоя часть плана, выполняется?

– У нас все готово. Дары уже собраны. В основном жемчуг, да сотня полос серебра – то, чем обычно платят островитяне. Хай не придерется, а потом будет поздно.