Джура - Тушкан Георгий Павлович - Страница 86

• Предыдущая
• 86/135
• Следующая

Чжао видел, что с каждым днем Джура становится все мрачнее. Однажды он обратился к нему с вопросом:

— Знаешь ли, Джура, где ты сейчас находишься? — Знаю, — буркнул Джура, недовольный тем, что прервали бег его мыслей, — в яме.

— Нет, я не об этом говорю, — продолжал Чжао. — Знаешь ли ты, что мы сейчас с тобою живем в китайской провинции Синьцзян? Южная половина называется Кашгария, а северная, за горами Тянь-Шань-Пе-Лу, — Джунгария. Если бы ты поднялся на виднеющуюся отсюда гору Муз-Таг-Ата — Отец Снежных Гор, ты увидел бы, что вся Кашгария похожа на чашу. На севере горы Тянь-Шань, на юге Куэнь-Лунь и Алтын-Таг, на западе Сарыкол, а на востоке огромная, как высохшее море, пустыня Такла-Макан, а за ней снова горы. По краям этой огромной чаши лепятся кишлаки. А какие здесь реки, ты знаешь? — А какое мне дело! — рассердился Джура.

— Тебе надо знать, куда направить бег коня, если удастся выбраться из этой ямы.

Джура с интересом посмотрел на Чжао и подсел к нему. Чжао взял в руки кусочек белой кости и на ровном, утрамбованном полу вырыл горы, реки, пустыню. Саид сел рядом, и они спорили о величине оазисов, расположенных между пустыней Такла-Макан и горами. Чжао рассказывал о самых значительных из них, таких, как Кашгарский, Яркендский, Хотанский на западе, Керийский на южной окраине пустыни и Аксуйский, Кучинский и Маральбашский на севере. Саид то и дело вырывал из рук Чжао косточку и исправлял направление дорог между оазисами и повороты реки Тарим, текущей две с половиной тысячи километров на восток до вхождения в озеро Лоб-Нор.

Они спорили, можно ли спрятаться в тростниках реки Таушкандарьи или лучше бежать к лесным людям на берега реки Кериидарьи.

Вдруг Джура хлопнул Чжао по плечу.

— К чему эти споры? — сказал он. — Максимов выручит меня, я знаю!

— А откуда он знает, где ты находишься? — спросил Саид. — Максимов? — удивился Джура. — Он все знает. О нем все говорят, что он «человек, который везде»…

— Он не приедет за тобой, — уверенно сказал Чжао, — он не может прийти сюда за тобой — это чужая страна. Здесь байские законы, враждебные законам Страны Советов. Козубай не перейдет границу, и ты должен выбраться сам. Умел попасть в яму — умей и вылезть. Слушай и запоминай: эта страна находится за тысячи километров от Шанхая, но здесь живет много китайцев. Дорога идет через пустыню. Все товары сюда шли из России и частично из Индии. Англичане захотели совсем устранить русских купцов и даже закрыли после русской революции в тысяча девятьсот семнадцатом году границу. Еще раньше они заставили китайский народ покупать у них опиум. А кто курит опиум, тот погибший человек. — Я знаю многих опиекурилыциков, — вмешался Саид. — За трубку опия они готовы отдать дочь. Кто много курит, работать не может, для того все счастье в красивых снах. Я курил, но вовремя бросил. — Слушайте меня дальше, это вам полезно, — продолжал Чжао свой рассказ. — Началась «опиумная война». Передовые китайцы были против ввоза опиума, но англичане добились своего. Теперь они хозяева многих богатств Китая. Англичанам все мало. Они подкупили многих здесь, в Западном Туркестане, и командуют как хотят. Они захотели захватить весь Советский Туркестан и до сих пор для этого посылают банды.

— Моя тетка Курляуш у жен курбаши Тагая работает, — опять вмешался Саид. — Так она уверяет, что, когда захватят Советский Туркестан, англичане сделают Тагая эмиром и подпишут с ним договор. Ты плохо рассказываешь, Чжао, тебя скучно слушать. Я засну, а вы говорите тише.

Дождавшись, когда Саид захрапел, Чжао продолжал свой рассказ: — Баи есть везде, их нет только в Советском Союзе. Много их и в Китае. Они продадут страну кому угодно: англичанину, американцу или японцу, лишь бы разбогатеть ещё больше. Ты не думай, Джура, что китайский народ покорился. У нас тоже есть мудрые люди, которые понимают слова Ленина и чтут их. Красная армия Китая установила во многих областях Советскую власть и до сих пор воюет с предателями, продавшими народ в рабство иностранцам. И если бы не английское золото и оружие, Кашгария и Джунгария тоже были бы свободны. И если ты, Джура, избрал себе жизнь воина за счастье народа, учись терпеть.

За те дни, которые узники провели вместе, было сказано многое. Постепенно все привыкли друг к другу и начали откровеннее говорить между собой.

Дни не отличались разнообразием и походили друг на друга, как близнецы.

Некоторое разнообразие в жизнь узников вносили ссоры. Обычно Саид, показывая свои старые раны, рассказывал, где и как он их получил.

— Это было в пустыне Такла-Макан, — сказал как-то Саид об одной ране.

— Это было на кладбище в Яркенде, — сказал он через несколько дней о ней же.

А когда он добавил, что получил её от индийского пундита, [41]когда тот обмерял истоки Желтой реки, Джура презрительно фыркнул.

— Я не вру, я там был! — закричал Саид и поклялся. — Все равно врешь, — сказал Джура.

Раньше, встречая людей, он принимал их такими, какими они хотели казаться, и верил им на слово. Теперь же, чтобы разобраться в них получше, Джура сравнивал людей со зверями. — Ты, Саид, шакал со змеиной головой и лживым языком, скажи: зачем ты врешь? Чжао, ты мудр, как ворон, скажи: зачем он нам врет?

— Как называется то место? — безразличным голосом спросил Чжао.

— Монголы называют его Одонтала, китайцы — Спи-У-Хай, а тангуты [42]— Гарматын.

— А налево, на горе?

— Приносят жертвы, — отвечал Саид.

— И что оттуда видно?

— Бесчисленное множество ключей, бьющих из-под земли. — Верно, — сказал Чжао. — Это Звездная степь. — А ты почему там был? — спросил Саид.

— Так, — отвечал Чжао.

— Ты скрываешь от нас какую-то тайну. Кто ты? — допытывался Саид. — Как твое настоящее имя? Я так понимаю. Мы все сидим вместе. Мы друзья-узники. Пусть я буду продажная шкура, я могу кого угодно продать, но таких друзей я не трону. Друзья-узники — это табу, [43]так говорил один мой друг, ездивший по океану.

— Нет, — сказал Чжао, — друг это не тот, с которым сидишь или ешь. Друг — тот, с которым борешься за одно большое дело. — А ты, Джура?

— Раньше я все один делал. Только себе верил. А поехал я один против басмачей, меня и взяли. Был бы со мной Козубай, был бы Муса — всех бы басмачей перестреляли. Одному трудно. Зачем спрашиваешь? Все равно подохнем! — И Джура отвернулся к стенке. Прошло несколько дней.

Джура сох и слабел.

— Это с ним оттого, что душа у него горит, — говорил Саид. — Через месяц кончится. Здесь его и закопают.

Обычно молчаливый, Чжао сделался болтливым, как сорока. Как только Джура укладывался у стенки, заворачиваясь с головой в лохмотья, Чжао подсаживался к нему. Он рассказывал о своей удивительной жизни, о том, как он был поваром, матросом, пулеметчиком, краболовом и грузчиком.

Саид прерывал Чжао и рассказывал о своих невероятных похождениях, о том, как он возил контрабанду и был старшиной у нищих.

— И чего ты только сидишь здесь! — сердито сказал Чжао. — Ты просто клад для англичан.

— Еще бы! Я с их помощью и сел сюда.

— А ты говорил, что японцы…

— Был один человек, — задумчиво произнес Саид. — Если ничего не происходило, он умел найти того, кто за плату мутил бы воду. — Тебя, например, — насмешливо сказал Чжао. — За сколько? — Э, ничего ты не понимаешь! — ответил Саид злобно. — Я хотел отомстить проклятому Кипчакбаю, а тут ещё это дело с Кучаком и ещё кой-какие дела, и все вместе… Ох, до чего есть хочется! Чжао мог рассказывать часами. Самым удивительным для Джуры были рассказы о власти ходжей в Кашгарии. Страной около двухсот лет назад, до завоевания её Китаем, управляли не столько ханы, сколько их духовные советники — ходжи, которые постоянно ссорились между собой. Распри ходжей привели к тому, что вся Кашгария поделилась на два лагеря, враждовавшие между собой из-за власти. Междоусобицей «черногорцев» — сторонников ходжи Исак-Вали и «белогорцев» — сторонников ходжи Ишан-И-Каляп — сначала воспользовался ойротско-джунгарский хан, чтобы заставить страну платить дань, а потом Китай.

• Предыдущая
• 86/135
• Следующая