Джура - Тушкан Георгий Павлович - Страница 125

• Предыдущая
• 125/135
• Следующая

Курбаши с десятью басмачами уходил на юг. Бандиты кружили по горам, прятались в ущельях, стараясь всячески обмануть преследователей.

Впереди отряда на черном жеребце ехал Джура. Рядом с ним бежал Тэке. За Джурой, вытянувшись цепочкой, ехали Саид, Чжао, Таг и ещё семь бойцов.

Мысль о предстоящем бое с Тагаем радовала и волновала Джуру. Он мечтал отомстить во что бы то ни стало. Что могло увлечь его сильнее, чем преследование опасных врагов среди родных гор! Он понимал теперь, что делает большое дело. Им руководило не только желание отомстить за Зейнеб, он знал: если Тагай будет уничтожен, то жить станет легче всем. Он все ещё был в том праздничном настроении, которое не покидало его с тех пор, как он сел в самолет. Он снова и снова вспоминал и переживал это величайшее событие в своей жизни.

Могучие вершины, на которые никогда не ступала нога человека, оказались под ногами Джуры. Облака распростерлись внизу, закрывая землю. Перелетая Алайский хребет, Джура увидел парящего глубоко под ним кондора.

А как разбегались басмачи, завидев самолет! В страхе они сбивали друг друга с ног, метались, как овцы, спасающиеся от барса. Да, это была жизнь!

Чья-то рука схватила коня Джуры за поводья. Джура очнулся от своих дум.

— Не гони, — убеждал Чжао. — Наши кони устали, идут из последних сил, и мы не можем поспеть за тобой. Люди продержатся, но лошадям надо отдохнуть.

— Надо спешить, — подъезжая к Джуре, сказал Саид. — Во время разведки я видел басмачей. Они прошли здесь. Мы скоро настигнем их. Почему ты не хочешь гнаться за басмачами, Чжао? Почему ты нам мешаешь?

— Мы отдохнем после боя, — сказал Джура и тронул коня. — Кони устали, не идут, — опять возразил Чжао. — Надо облегчить лошадей, — предложил Саид.

— Бросай все лишнее! — приказал Джура. — Еды оставить на двое суток, патронов по пятьдесят на человека и по две гранаты. Сегодня мы должны настигнуть басмачей. У них много и всякой еды и патронов.

Спрятали в камнях лишние патроны, теплую одежду и сухари. Скоро отряд опять двинулся в путь.

Полной грудью вдыхал Джура бодрящий, холодный ночной воздух, пристально смотрел вперед, оглядывая каждую скалу, каждый камень, попадающийся по дороге. Он мгновенно прикидывал, сколько за выступом скалы могло бы поместиться врагов и можно ли укрыться за камни, если вдруг покажутся басмачи.

Возле выступа скалы Тэке зарычал, конь захрапел и стал забирать вправо. Джура стегнул его нагайкой. В седловине Тэке спугнул уларов. Они засвистели и исчезли в ночной мгле. Джура решительно остановил коня.

— Саид, — позвал он, — ты своими глазами видел, что здесь недавно проходили басмачи?

— Да побьет меня огонь! Да провались я… — начал Саид. — Врешь! — сказал Джура.

— Кто сказал, что я вру? Чжао? — шепотом сердито спросил Саид.

— Барс, которого мы встретили у выступа, и эти улары. Если бы басмачи прошли здесь, они спугнули бы зверя и птиц. Понял? Саид молчал.

— Говори громко, их и близко здесь нет!

— Вечернее солнце обманчиво. Неужели я принял кииков за басмачей? — произнес Саид.

— Покормим лошадей, — предложил Чжао, — а сами поедем на разведку. Саид обождет здесь.

— Чжао! Ты не веришь мне, не веришь? А кому поручали сторожить водоем в крепости и вода оказалась отравленной? Тебе! — зло закричал Саид.

— Да, ты громче всех кричал, чтобы меня расстреляли, — спокойно ответил Чжао.

— Я громче всех кричал о помиловании!

— И это кричал, — согласился Чжао.

— Вы оба болтливы, как сороки! — рассердился Джура. — Идите в разведку! Здесь с лошадьми оставим двух бойцов. Чжао и Саид пошли в разные стороны. Бойцы по указанию Джуры полезли на вершины скал, окружавших седловину, посмотреть, не видно ли костров. Джура лег в углубление у скалы и развернул перед собой карту. Таг снял свой халат и, став на колени, держал его так, чтобы со стороны нельзя было увидеть огонь фонарика. — Это правда, что Саид требовал расстрела Чжао? — вдруг спросил Джура.

— Я был тогда в крепости, — ответил Таг. — Никто не знал, кто отравил воду, а сторожил Чжао. Я видел, к водоему подходил Саид, подходили и другие.

Джура ничего не ответил. Чжао возвратился и поднялся к Джуре. — Я прислушался к крикам зверей и птиц, как ты говорил, — прошептал Чжао. — На этой южной горе из ущелья три раза свистели улары, в разных местах: сначала там, потом там. — И Чжао показал рукой, где кричали улары. — Одна стая пролетела оттуда мимо меня. Птицы очень напуганы. Это не от зверя.

— Они там! — уверенно сказал Джура и тоже показал рукой на юг.

— Ты совсем ничего не ешь, Джура, это плохо. На, возьми. — И Чжао протянул лепешку.

— Не до еды! — ответил Джура.

— Чжао, как баба, только и думает что о еде да отдыхе! — послышался голос Саида, и его голова показалась из-за выступа. — Ты неправ, Саид… — начал Чжао.

— Не верь ему, Джура, он болтает просто так. Верь мне! — Мы поднимемся на гору к югу от нас, — сказал Джура тоном, не терпящим возражения.

— Я это самое хотел посоветовать тебе, — смиренно заявил Саид.

— Нехорошо друзьям ссориться, — обратился Джура к товарищам. — Уничтожить басмачей — наше общее дело. Разве ты, Саид, не так же мучился в яме, как и Чжао? Подайте друг другу руки! Оба улыбнулись — Чжао печально, Саид насмешливо — и подали друг другу руки.

За последнее время Джура подмечал странную неприязнь между Чжао и Саидом. Их пререкания и ссоры сердили Джуру. Разве так себя должны вести настоящие друзья? Но Джура считал, что виной всему утомление, бессонные ночи и неудачи. Как только они перебьют басмачей, все уладится. Подружившись с Чжао и Саидом ещё в яме-тюрьме, Джура раз и навсегда считал их верными друзьями. Друг есть друг. Дружба — самое святое на свете. Об этом пели манасчи. Песни о дружбе были известны каждому.

— Ты чего? — спросил Джура, заметив, что Таг прятался в тени во время его разговора с Чжао и Саидом и ни на минутку не заснул, хотя еле держался на ногах от усталости.

— Так, ничего, — уклончиво ответил Таг.

— Я прикажу привязать тебя к коню, и ты выспишься в седле. 

— Не надо, — ответил Таг и, показав револьвер, привешенный на ремешке к кисти правой руки, добавил: — Его дал мне Козубай и приказал: «Никогда не оставляй Джуру наедине с Саидом и Чжао». 

— Ложись и спи, мне не нужно нянек! — ответил Джура и нахмурился.

При подъеме на гору три лошади окончательно выбились из сил. Их оставили на склоне горы, надеясь, что они со временем оправятся: вокруг было много травы, внизу была река. К утру в ложбине по ту сторону горы нашли ещё горячие угли. — Не понимаю, — сказал Джура, — три раза мы перерезали басмачам дорогу и ждали их в засаде, два раза мы почти настигали их и все же не догнали.

— Может быть, у них такие бинокли, что видят на сто верст сквозь камни и горы? — спросил Саид. — Слишком много басмачи знают.

— По твоему совету, Саид, мы выбросили лишний груз, а еды оставили только на два дня. Что мы будем есть? — спросил Чжао. — Поступай как Джура, — сказал Саид так громко, чтобы Джура мог его слышать, — он, как великий воин, не обременяет живот пищей. Гнев питает его.

— Что будем есть? — спрашивали бойцы.

— Лошадей, — ответил Саид, хотя и так уже на одной лошади ехало по два человека.

— Саид, — обратился к нему Джура, — ты клялся, что знаешь эти горы, как свой двор. Ты обещал провести нас так, что мы нагоним басмачей через три дня. Я даю тебе ещё один день… — А потом? — спросил Саид и шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

Джура ничего не ответил.

— Сколько ты заплатишь мне за голову Тагая?

— Я возьму её сам, Саид, — ответил Джура.

— Я ухожу на разведку, ждите меня здесь, — предупредил Саид. Он переобулся, проверил винтовку и ушел в южном направлении, предупредив, чтобы никто не шел за ним и по неосторожности не выдал его.

Весь день отряд ждал его. Сдержанный и незаметный, Чжао, как всегда, делал все за всех. Пока измученные бойцы спали, он собрал топливо, разжег костер, зажарил конину и вскипятил чай. Всегда скромный и молчаливый, он старался теперь все время быть около Джуры, чтобы в нужный момент предостеречь его от опасности. Джура не любил и не хотел заниматься мелочами походной жизни и выслушивать сетования и опасения Чжао. Он считал, что друзья из любви к нему ревнуют друг друга и мешают ему своими мелкими дрязгами в большом, великом деле.

• Предыдущая
• 125/135
• Следующая