Джура - Тушкан Георгий Павлович - Страница 117

• Предыдущая
• 117/135
• Следующая

…В сельсовете, несмотря на ранний час, было многолюдно. Собравшиеся дехкане оживленно обсуждали недавние события. — О-о-о! Батыр, селям алейкум! — встретили они Максимова. Каждый хотел быть поближе к нему, чтобы иметь возможность перекинуться с ним словом.

— Садитесь, садитесь, у меня много дела. Где раненый? Покажите его мне.

Присутствующие удивленно переглянулись. В комнате воцарилась тишина.

— Какой раненый? — удивленно спросил Максимова кто-то из присутствующих.

В сельсовет вбежал запыхавшийся вестовой и, наклонившись к Максимову, шепотом рассказал ему о том, что произошло. — Я вошел после старика в юрту, — продолжал вестовой уже громко, — слышу — храп. В углу лежит Шараф. Его старик пырнул ножом. Шараф умер при мне, перед смертью что-то бормотал: «Булбак, Белбак…»

— Балбак? — быстро спросил Максимов.

— Да, да, Балбак, — ответил вестовой.

— Так, все ясно. Так вы меня не звали? — спросил Максимов окружающих.

— Мы всегда рады тебе, — ответило ему несколько голосов. — Мы должны поблагодарить тебя за освобождение. Басмачи уничтожили много наших людей. Ты со своим отрядом опять вернул нас к свободной жизни.

Максимов рассказал присутствующим то, что сообщил ему вестовой. Сельсовет зашумел, как встревоженный улей. Максимов немедленно отдал бойцам приказание разыскать старика. Обыскали все вокруг.

Кучак мирно дремал в кустах. Он ничего не знал о происшествии, взволновавшем весь Горный кишлак. Внезапный шорох заставил Кучака открыть глаза. Перед ним стояла сгорбленная старуха. Ее лицо покрывала паранджа. Кучак обратился к ней с каким-то вопросом. Старуха, не отвечая, быстро побежала от него. Как он ни спешил, догнать её оказалось невозможным. Наконец, запыхавшись, он остановился и решил вернуться в Горный кишлак. Вдруг под кустом он увидел какой-то странный предмет. Нагнувшись, Кучак обнаружил заплатанную паранджу и женские ичиги. Он отнес найденное Максимову.

— Я так и знал, — задумчиво проговорил начальник. Раздосадованный тем, что его провели, он приказал вылить принесенный стариком кумыс. После этого случая Максимов запретил бойцам есть и пить что-нибудь на стороне.

В тот же день Максимов велел позвать Кучака. — Поедешь с нами в крепость выручать Джуру?

— Конечно! — ответил Кучак. — Мы разгоним всех басмачей и быстро освободим наших.

— Нет, — ответил Максимов, — это будет не так просто. Отвлекать части Красной Армии, преследующие басмачей Ибрагим-бека в горах и долинах Памира, мы не будем.

— Конечно, не будем, — решительно заявил Кучак. — Мы сами своим небольшим отрядом не освободим осажденную крепость, — задумчиво сказал Максимов. — Если все идет так, как написано в фирмане, то там собралось много басмачей, и нашему взводу предстоит потрудиться. Ты, Кучак, должен заменить много бойцов!

— Я? — изумился Кучак.

— Ты и Рахим. Эй, Рахим!

Рахим, спавший в углу, мгновенно проснулся и подошел к начальнику.

— Я говорю, — продолжал Максимов, — что тебе и Кучаку надо будет сейчас же скакать напрямик к крепости. У ледника оставить лошадей и перевалить ледник пешком. Там вы присоединитесь к басмачам Тагая.

— Опять к басмачам? — горестно воскликнул Кучак. — Опять к басмачам! Тагай и Кзицкий делают все, чтобы рабы навсегда остались рабами, а вы будете добиваться другого — навсегда превратить рабов в свободных людей. Как ты думаешь, Рахим, годится Кучак тебе в помощники?

Юноша бросил веселый взгляд на приунывшего Кучака и обнял его за плечи:

— Мне у него учиться надо! Стоит Кучаку захотеть, и он перессорит лучших друзей и вселит недоверие в самых правоверных. Если только Кучак захочет взять меня своим помощником, я буду горд.

— Я уверен, — сказал Максимов, — что ты, Кучак, станешь прославленным батыром слова!

Кучак сразу оживился:

— Пусть мое слово будет как судный меч над головой Тагая. Джура — тот скала-человек, а я буду действовать, как друг Манаса — Кадыр, что весь мир мог увлечь речью, и как знаменитый хитрец Дорбон, и как прорицатель Черный Толок.

— Но где бы вы ни встретили имама Балбака, — сказал Максимов, — человека со стеклянным глазом в правой глазнице, поймайте его. Этот человек опаснее ста тысяч басмачей.

Все так же высились суровые горы вокруг кишлака Мин-Архар. Все так же теснились убогие кибитки на краю сая. И снова, как в позапрошлом году, яростный лай собак всполошил население кишлака. В вечерней мгле раздались радостные голоса: — Это они!

— Наконец-то!

— Всего привезут: и муки и тканей…

— И сахару.

Стая огромных свирепых волкодавов во главе с Одноглазым умчалась в северную сторону, и вскоре громкий лай известил, что собаки напали на незнакомцев.

Жители с радостными криками побежали навстречу. Впереди раздались выстрелы; донесся жалобный визг собаки. — Это не они, это другие! — сказала старуха дрожащим голосом. — Вы ослепли, что стреляете в охотничьих собак! — сердито закричала в темноту молодая женщина.

Всадники подъехали. Их было пять человек. У каждого в руках была винтовка.

— Смотри, — сказал удивленно рыжебородый всадник, ехавший впереди, — одни бабы! А где ваши петухи?

— Сами справляемся. Нет мужчин, — ответила старуха Айше. — Новый киператиф приехал, — шепотом сказала одна из женщин, показывая на трех лошадей, навьюченных курджумами. — Эй, Рыжебородый! Вы из Дараут-Кургана? — спросила молодая женщина.

— А тебе что? — грубо спросил один из всадников. — Очень любопытная! — добавил другой.

— Товары привезли? — снова спросила женщина. — Ага, привезли, — ответил Рыжебородый.

— Заходите, — сказала женщина, приглашая в кибитку. Всадники спешились, привязали лошадей, вошли и сели у костра. Гостям подали чай. Женщины разложили перед приехавшими множество сурковых шкурок. Гости изумленно переглянулись, молча ожидая, что последует за этим. Из другой кибитки женщины принесли несколько волчьих шкур и наконец торжественно положили перед приезжими три шкуры барса. Старуха ждала похвал: шкуры были превосходные. Молчание продолжалось. Айше недовольно пробормотала, что товар плохо выглядит при слабом огне, и прибавила в костер полыни. Огонь ярко осветил стены кибитки.

— На стене винтовки! — испуганно сказал Рыжебородый и быстро встал. — Ты врала нам! — закричал он молодой женщине. — Где ваши мужчины и почему они прячутся? Обыскать!

Его спутники выбежали из кибитки, захватив свои винтовки. — В нашем кишлаке мужчин нет, — ответила Зейнеб Рыжебородому. — А оружие чье?

— Мы сами из него стреляем кииков и архаров. В капканы ловим сурков, лисиц, волков. Курганский киператиф дал нам за шкуры эти четыре охотничьих ружья, патроны дал, и порох, и дробь. Ты должен знать! — удивленно ответила женщина.

— Ты не врешь, женщина? Как тебя зовут?

Рыжебородый осмотрел оружие и, убедившись, что это охотничьи ружья, переделанные из старых винтовок, успокоился. — Мое имя Зейнеб, а это старуха Айше, а это Биби, моя главная помощница, а это ещё наши женщины. Мужчин у нас нет. А ты? Ты разве не киператиф из Кургана?

— Я киператиф из Кургана? — изумленно спросил Рыжебородый. — _? Где твои глаза, красавица? Разве красные могут носить такие сапоги? — И, отставив ногу, он показал Зейнеб новые сапоги на высоких каблуках.

— А товары? Разве вы не привезли товары, чтобы менять их на шкурки?

— Ага, так вот почему вы их разложили! Нет, мы не торговцы. Мы воюем с большевиками. Мы идем к одному курбаши. — К Тагаю? — быстро спросила Зейнеб.

Рыжебородый помолчал, а потом сказал:

— Да, мы идем к Тагаю. Но откуда ты это знаешь, женщина? Разве посланный великого Балбака уже заходил в ваш кишлак? Спутники Рыжебородого вернулись к костру, сказав, что кибитки пусты, никого больше нет. Рыжебородый развеселился. — Ну, красавица, — он игриво ткнул Зейнеб пальцем, — шкур нам не надо, а товаров у нас много! По дороге мы нагнали двух жирных баранов. «Куда, спрашиваем, едете?» — «В кишлак Мин-Архар, говорят, товары охотничьей артели везем». Ну, мы этих жирных баранов… — Тут Рыжебородый провел пальцем по горлу, высунул язык и закатил глаза. — Чудаки! «Мы, говорят, бедным дехканам помогаем, мы без оружия». Плевать! Знаю их: сегодня он киператиф, а завтра пограничник! Хорошую добычу взяли. А шкур мы не покупаем, нет. Вот ваши шкуры, красотки, купим. Наши товары — ваша любовь! Хоп? — И он заскрипел сапогом.

• Предыдущая
• 117/135
• Следующая