Выбери любимый жанр

Джура - Тушкан Георгий Павлович - Страница 115


Изменить размер шрифта:

115

— Браунинг! — зло ответил Шараф.

— А у меня маузер. — И он похлопал по деревянной кобуре. — И куда ты с браунингом на маузер? У тебя восемь пуль, а у меня двадцать пять. У тебя двадцать шесть настоящих басмачей и сто неучей, а у меня двести бойцов. У тебя половина людей без лошадей, а у меня на хороших конях. У тебя только двенадцать винтовок, а у меня двести винтовок и пулеметы, а патронов — без счета. Вы окружены. Кто сдаст оружие, тот будет жив!

Заметив, что оправившийся от неожиданности Шараф готовится действовать, Максимов быстро кинул ему в лицо поводья, повелительно крикнув:

— Держи!

Шараф невольно схватил поводья в обе руки.

— Принимай гостя! — сказал Максимов, быстро спрыгнул с коня и, не оборачиваясь, пошел в юрту.

Стоило ему обернуться, выказав тревогу, и его бы смяли, уничтожили. Сбитые с толку басмачи почтительно бросились вперед, чтобы распахнуть ковер у входа. Переступив порог юрты, Максимов оглянулся: он заметил в толпе Рахима.

— Лучше сдавайтесь, — повторил Максимов, входя в юрту и садясь на почетное место, перед дымящимся блюдом плова. Басмачи загалдели: курбаши Шараф своим робким поведением «потерял лицо».

Рахим заметил подошедшего Кучака. Перебросившись несколькими словами, Рахим и Кучак разошлись. Кучак шепотом рассказывал вымышленные истории о героических поступках Максимова, которого «пуля не берет». Рахим рассказывал о происшествиях, которые были на самом деле. Басмачи недоверчиво косились, но слушали охотно. Тем временем Максимов попросил подать горячей воды. Он медленно мыл руки и терпеливо ждал, пока Шараф подаст ему полотенце.

— Шараф боится Шайтана! — немедленно пронеслось по толпе. Сидя друг против друга, Максимов и Шараф молча пили кумыс. Когда подали чай, Максимов спросил:

— Что же, будем биться или мириться? Горный кишлак окружен. Сдавайся. Иначе всех перебью.

— Слушай, командир, — начал по-русски Шараф, — я знаю русский язык, а все здесь сидящие не понимают. Ты один, а нас триста… — Это ложь, — спокойно возразил Максимов. — У тебя двадцать шесть басмачей и сто неучей. У меня двести бойцов. Хочешь, я докажу? Я докажу, — громко повторил Максимов по-киргизски, — что вы окружены. Пойдем!

Выйдя во двор, он два раза выстрелил из маузера. Дробь пулемета донеслась слева; провизжавшие над головой пули заставили некоторых басмачей броситься плашмя на землю.

Максимов выстрелил три раза, и пулемет заскрежетал справа. Шараф льстиво улыбнулся.

— Я пошутил, — сказал он. — Я ведь нарочно привел басмачей сдаваться. Я советский.

Все затаили дыхание, ожидая, что будет дальше. — Я так и знал, — сказал Максимов. — Распорядись, чтобы басмачи сдали оружие. Я не хочу вашей крови.

Рахим первый вышел вперед и демонстративно бросил карамультук. За ним бросил свой нож Кучак.

— Слушайте меня, друзья, — обратился Шараф. — Судьбы, ниспосланной аллахом, никто не изменит. Я не хочу вашей гибели. Сдадим же оружие!

Ропот послышался среди басмачей, но открыто недовольных было мало. Басмачи растерялись. Уж очень все произошло неожиданно. Лучше остаться живыми, отдать оружие и бежать, а там видно будет. — Пусть начальник даст обещание, что нас оставит в живых, — раздался голос из толпы.

— Обещаю, — несколько помедлив, сказал Максимов, — но я не ручаюсь за тех, кто уйдет с оружием в руках.

— Поклянись! — закричал какой-то старик.

Максимов усмехнулся и произнес на память клятву из корана: — «Клянусь горою, клянусь писанием, начертанным на развернутом свитке, клянусь населенным домом, клянусь высоким небесным сводом, клянусь взволнованным морем: действительно казнь от господа твоего поразит, и никто её не предотвратит». -Правильно! — сказал пораженный старик.

— Он действительно шайтан! Шайтан! — раздались испуганные голоса. — Откуда русскому знать коран?

Шараф снял саблю и кобуру с револьвером и бросил на землю. Максимов потрепал Шарафа по плечу, поднял его саблю и отдал ему со словами:

— Ты мне сам сказал, Шараф, что ты советский и нарочно привел басмачей сдаваться. Носи на здоровье. Раз ты советский — значит, запишешься в мой отряд.

В толпе послышался ропот. Раздались возгласы: «Измена! Бежим!» Несколько вооруженных басмачей побежали к горам. Максимов сделал вид, что не замечает беглецов. Шараф, встречая гневные взгляды басмачей, понял, что для него единственным спасением было временно остаться под охраной Шайтана.

— Конечно, я буду помогать тебе, — растерянно ответил Шараф. — Я верю вам, — сказал Максимов, обращаясь к басмачам, бросавшим в кучу оружие. — Я докажу, что верю. Вы сами будете охранять свои винтовки, пока придет отряд!

В толпе раздались изумленные восклицания.

— Вот ты, — сказал Максимов, обращаясь к Рахиму, — и ты, — он показал на Кучака, — вы первые бросили оружие. Возьмите винтовки и оберегайте остальное.

Вскоре на лугу возле сданного оружия остались только Рахим и Кучак. Басмачи разбежались.

Горный кишлак был освобожден, банда рассеяна. С гор доносились выстрелы. Максимов знал, что это бойцы ловят убежавших с оружием басмачей. В его руках был Шараф. Вероятно, Шараф знает многое. Наверное, он сможет сказать, о каком взрыве говорится в фирмане.

VI

К вечеру весь отряд собрался в кишлаке. Двух раненых бойцов положили в доме погибшего милиционера, по просьбе вдовы. Максимов приказал Федорову выстроить кавалеристов в пешем строю во дворе чайханы, занятой взводом, и сменить Кучака и Рахима, карауливших трофейное оружие, снесенное в помещение сельсовета.

Кучака сменили. После дня, проведенного столь необычно и бурно, он устал и хотел есть. Кучак прилег здесь же, но прибежал сердитый боец и приказал следовать за ним.

Кучак вспомнил историю с ограбленными караванщиками и немного струхнул. Еще больше он струсил при виде выстроившихся с оружием красноармейцев. Максимов и Федоров стояли впереди. И все они молча, строго смотрели на подходившего Кучака, только на него и больше ни на кого. «Ой, не к добру это!» — решил Кучак: ведь ему сегодня заяц дорогу перебежал.

Кучак замедлил ход и остановился. Максимов велел ему подойти ближе. Кучак подошел и бурно вздохнул. Все молчали. Максимов заговорил. Он сказал Кучаку, что в войсках есть закон награждать смелых и карать трусов. Отличившихся бойцов награждают по-разному, и, если командир благодарит за проявленную храбрость, он делает это не от своего имени, а от имени всего народа, от имени службы и делает это перед народом, перед воинами, чтобы почтить отличившегося.

Кучак не понимал, к чему начальник ему все это рассказывает, но из вежливости кивал головой.

Но тут Максимов скомандовал «смирно», и все бойцы замерли неподвижно. Даже Кучак невольно выпрямился и вытянул руки по швам. Максимов от лица службы объявил Кучаку благодарность за отличное выполнение приказа командира, за его отважный поступок, когда Кучак, рискуя жизнью, отправился к сторожевым басмачам и во имя Родины, во имя защиты народа проявил сметку, находчивость, отвагу и тем самым помог разгромить басмачей — врагов Советской власти — и содействовал освобождению кишлака.

Кучака бросало то в жар, то в холод. Всю жизнь его ругали. Никто никогда доброго слова ему не сказал. А ведь вот как, оказывается, удивительно радостно услышать о себе доброе слово! Значит, и он не последний человек, и он может сделать хорошее, даже совершить героический подвиг.

Он, Кучак, и вдруг — герой даже среди этих храбрых, закаленных воинов Красной Армии! У Кучака захватило дыхание от радости и волнения. И почувствовал Кучак, как исчезла усталость и запела душа. Сколько лет он прожил просто так, ни для чего! Как мучительны были его поиски счастья! И вот они, золотые слова, указывающие верный путь: ради народа!

Он не мог ещё в тот момент ясно высказать свои мысли и чувства, но понял, что только в борьбе за счастье народа и вместе с народом он обретет и свое настоящее счастье. И когда все закричали «ура» в честь Кучака, он закричал громче всех и готов был тысячу и тысячу раз совершить все сначала, лишь бы овладевшая им радость продолжалась бесконечно. Кучак подбежал к Максимову и обнял его, дружески, коснувшись одним и другим плечом его плеч. Он обеими руками потряс руку Федорову, жал руки бойцам, и суровые бойцы сочувственно улыбались ему.

115
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело